Сглотнув набежавшую слюну, демон наклонился и повторил движение пальцев языком, скользя по мягкому бархату кожи. Пастор задышал глубже, чаще, сильнее вцепился в плечи, комкая в руках раздражающую футболку Гэвина. По коже бегали странные разряды, похожие на лёгкое покалывание тока, но тянущая боль отступила под этим необычным действием магии. Лишь жар удовольствия постепенно нарастал, скапливаясь в паху, а когда грех легонько прикусил кожу у самой ключицы, оставляя после себя небольшой след, пастор простонал в голос, притираясь своим возбуждением к чужому паху. Гэвин засипел перебитым носом и вжался пальцами в упругие бёдра, всё ещё скрытые полотенцем.

— Ты даже не представляешь, какое влияние оказываешь на меня, — зашипел демон в опухшие от долгих поцелуев губы.

Вздрогнув от утробного голоса, священник посмотрел в пылающие расплавленным янтарём глаза Гэвина и задохнулся от накативших чувств. Сердце сбилось с ритма, подскочив к горлу, стоило встретиться взглядом с демоническими глазами, которые полностью растеряли схожесть с человеческими. В чёрных склерах и не менее чёрных зрачках плескалась бездна: неукротимая, опасная, пугающая, в которой хотелось раствориться вопреки здравому смыслу.

Когда мужчина потянулся за новым поцелуем, Жадность увернулся, нагло ухмыльнувшись, единым движением рухнул перед ним на колени. Губы мягко мазнули по животу, втянули тонкую кожу у пупка, а ладони послали сонм мурашек по чувствительному телу. Грех не торопился, внимательно изучая изгибы торса и контуры мышц, проводя руками, губами, языком, залечивал тёмные синяки на боках и изредка оставлял вместо них свои несдержанные метки. Небольшие алые засосы расцветали на светлой коже, подобно весенним цветам в саду, и жалили кожу, распаляя возбуждение, собирающееся в паху тугим комком.

Пробежавшись ладонями по округлым бёдрам, Гэвин наконец сдёрнул раздражающее полотенце. Обдав тёплым дыханием возбуждение пастора, он хитро посмотрел в почти чёрные от расширившихся зрачков глаза. Черты лица Гэвина хищно заострились, а потом он выпустил наружу почти чёрный раздвоенный демонический язык, потерявший даже малейшее сходство с человеческим. Коннор приглушённо застонал, когда демон оплёл языком его возбуждённый член и несколько раз двинулся, лаская упругую плоть. Немного подразнив пастора, грех отклонился и оскалился, довольный произведённым эффектом.

— Гэвин, пожалуйста, — просипел мужчина, моляще смотря своими влажными глазами.

— Терпи, Коннор, я ещё не всё вылечил, — ухмыльнулся Жадность и, поднявшись, обошёл пастора со спины. — Ещё здесь, — жаркий шёпот опалил шею, а через секунду влажный язык широко лизнул стёсанную кожу на лопатках.

Пастор дёрнулся от внезапной, но несильной боли, а потом пришло облегчение. Мужчина опёрся ладонями о стол, прогнулся в пояснице и шумно выдохнул, когда горячий язык заскользил ниже, оставляя влажный след, который быстро остывал, охлаждая кожу, а контраст температур будоражил кровь не хуже умелой ласки. Коннор почти задыхался от желания и жара. Ещё недавно он сомневался, что позволит кому-либо притронуться к себе, а теперь жаждал горячих касаний одного конкретного существа.

Гэвин сводил с ума, его сильные руки, его мягкие губы и влажный язык, казалось, были везде, лаская и нежа каждый сантиметр кожи. А когда пальцы демона ненавязчиво провели между половинок, отец Андерсон тихо застонал сквозь прикушенную губу и вцепился рукой в бедро Гэвина, практически впечатывая его в себя. Возбуждение демона толкнулось между ягодиц, и тот машинально потёрся о них, ещё больше пачкая естественной смазкой недавно созданные штаны.

Сильно сжав пальцами ягодицу, Жадность с утробным стоном неторопливо задвигался между половинок, имитируя фрикции. Свободной рукой он обхватил член пастора, двигаясь синхронно с заданным темпом. Как же Гэвин хотел больше, глубже, быстрее, буквально сгорая в желании овладеть любимым человеком, подарить ему наслаждение, которое тот не испытывал ранее. Ещё никогда Жадность не желал столь сильно, ни люди, ни демоны его в равной степени не интересовали. Каждое сексуальное взаимодействие ранее сводилось лишь к механическим движениям и сомнительной тени удовольствия. С Коннором всё было иначе: чувственнее, приятнее, желаннее, словно мужчина делился своим удовольствием, подпитывал его и принимал до последней капли.

Хотелось ближе, кожа к коже, без преград и ограничений, без лишней ткани между ними, и грех, отвлёкшись на короткий миг, щёлкнул пальцами, уничтожая свою одежду. Горячий член скользнул между бёдер, и Жадность потянул пастора на себя, вжимаясь грудью в потную спину.

— Сожми бёдра, — прохрипел низким голосом Гэвин и нетерпеливо двинулся, когда Коннор исполнил просьбу.

Не переставая ласкать пастора, грех задвигался быстрее, изредко шипя сквозь зубы. Без смазки демон чувствовал лёгкую боль от трения, но ему было плевать на сопутствующий дискомфорт, главное, что он открыто чувствовал Коннора. Бёдра священника подрагивали и сжимались, когда он подавался навстречу, низкие стоны и сбитое дыхание ласкали слух. Сознание пастора утекало, растворяясь в удовольствии от близости с любимым, он едва удержался на ногах, когда долгожданный оргазм прокатился дрожью по телу и осел белёсыми каплями в ладони Гэвина. Демон застонал и кончил следом за своим человеком, впитывая и пропуская через себя малейшие крупицы чужого наслаждения.

Тяжело дыша, Жадность прислонился вспотевшим лбом к не менее мокрой спине Коннора, переводя сбившееся дыхание. Несмотря на пережитый оргазм, член не торопился опадать, требуя продолжения. Грех что-то невнятно прошипел на языке демонов, когда Коннор развернулся, выпутываясь из объятий, и несмело коснулся возбуждения Гэвина.

— Не надо, я едва себя сдерживаю, — предостерегающе прошипел демон, с трудом вернув контроль над голосом.

— Не сдерживайся, я готов, — тихо ответил ему Коннор и уверенно поцеловал, стирая с чужого лица изумление.

Секундный полёт, растерянный вскрик, и вот Гэвин уже навис над священником, прижимая его к кровати. Они столкнулись зубами, когда Жадность нетерпеливо накинулся на истерзанные лаской губы. Близость и доступность Коннора дурманила сознание, и грех едва удерживал человеческий облик. Утробно рыкнув, демон сжал пальцы на округлых ягодицах и замер, внезапно прекращая целовать любимого.

— Что-то не так? — взволнованно спросил Коннор, пытаясь поймать взгляд Гэвина.

— Я не могу, — с сожалением в голосе ответил демон. — Сейчас я так плохо контролирую свою силу, что боюсь сорваться, боюсь навредить тебе, — продолжил Жадность, усилием воли втягивая назад прорезавшиеся когти.

Коннор, вздохнув, ласково прикоснулся к выбритой щеке, неспешно огладил контур скулы, провёл пальцами дорожку до плотно сжатых губ и нежно погладил влажную кожу.

— Всё хорошо, я не боюсь. — Он ободряюще улыбнулся, неотрывно смотря в мутную жёлтую радужку.

— Нет, мы продолжим позже, — произнёс демон, нехотя отстраняясь, — когда я перерожусь и стану человеком, то не будет даже малейшей возможности ранить тебя.

Перехватив ускользающую руку, священник прижался щекой к влажной ладони. Он потёрся о неё, словно кот, ищущий ласки хозяина, и потянулся к желанным губам. Мужчина не стал целовать первым, дразня своим дыханием чужие губы, надеясь, что Гэвин не сможет сдержаться. И оказался прав, потому что Жадность почти сразу прижался вплотную, прикусывая и немного оттягивая нижнюю губу, а затем скользя в глубину податливого рта. Они снова переплелись языками, двигаясь почти синхронно, вторя друг другу. Наравне, ведь никто не пытался перехватить инициативу у партнёра. Демон и человек, разные виды, разные миры, но сейчас они как никогда были близки друг к другу, сгорали в обоюдном желании, переплетая не только языки, а также пальцы и даже тела, притираясь друг к другу и тихо постанывая в сплетённые губы. Разорвав поцелуй, Коннор глубоко вдохнул и сипло зашептал:

— Не останавливайся, Гэвин, прошу. Я верю в тебя, верю всем сердцем, что ты сможешь сдержаться, что не навредишь мне.