— Нет, не нужно, — почти с мольбой в голосе выдавил Коннор.
Последовал разочарованный вздох, и демон нехотя отстранился, убирая хвост и отступая на шаг назад. Повисшие неловкость и напряжение можно было резать ножом, и грех, понимая, каким растерянным себя чувствует Коннор, направился к выходу.
— Я вернусь минут через десять, — хрипло сказал Гэвин, чувствуя, что самому требуется небольшая пауза.
Священник заторможенно кивнул, всё ещё пытаясь перебороть бурю внутри. Тихо скрипнула дверь, прохладное движение воздуха скользнуло по лицу, и Коннор остался в полном одиночестве.
========== – 12 – ==========
Громогласный рокот из-под омертвевшей земли прокатился по Плато, а следом один из вулканов с животным рёвом исторгнул из своего разгорячённого чрева плотный поток лавы, которая густой опасной рекой заструилась к испещрённой трещинами безжизненной равнине. Жадность расфокусированным взглядом наблюдал за её течением с излюбленного каменного выступа, мысленно находясь в абсолютно другом месте. В месте, где не было запаха горелой земли и фантомного ненастоящего аромата жарящейся плоти. В месте, где было видно небо, где шумели ветками живые деревья. В месте, где каждый день возлюбленный Коннор отворял двери своей небольшой церквушки, готовый приветливо встречать каждого человека, решившего посетить вверенный ему Божий дом. После проведённого с ним времени возвращаться в пустующий, омертвевший Ад, видеть неприятные, тёмные, жестокие лица собственных собратьев было тошно.
За спиной послышался тихий шорох неторопливых шагов и негромкий скрип мелких камешков. Жадность не стал оборачиваться, уловив тонкие оттенки знакомой магии единственной оставшейся среди грехов демонессы. Лень почти бесшумно опустилась на землю, присев рядом и свесив длинные ноги над Провалом. Взгляд чёрных глаз скользнул по клубящейся вдалеке дымке, проследил алую дорожку свежей порции лавы, разливающейся по Плато, и лишь после этого она повернулась к сидящему в задумчивости собрату.
— Давно не виделись, Жадность, — осторожно поприветствовала его демонесса.
— Всего пару месяцев, — хмыкнул в ответ собеседник, не отводя взгляд от вымершей, покрытой копотью равнины.
— По меркам людей достаточный срок, — отозвалась Лень. — Кто знает, вдруг ты уже перешёл на их времяисчисление, ведь так часто пропадаешь в человеческом мире.
Жадность бросил в сторону демонессы злобный взгляд, чувствуя несвойственный ему ранее укол раздражения. Лень прекрасно знала причину, по которой грех покидал Ад, и всё равно не брезговала лишний раз подстегнуть на этот счёт.
— Ты ведь снова ходил к нему, да? Ты действительно надеешься, что служащий церкви примет тебя в таком образе? — Она искренне недоумевала с этих странных попыток собрата наладить отношения с человеческим мужчиной, который и близко не должен подпускать к себе жителей Преисподней. — Ты грех, Жадность, ты зря надеешься заполучить его, он слишком невинен для тебя.
Лень знала, о чём говорила. Однажды она тайно проследовала за демоном, за правой рукой Владыки, чтобы воочию увидеть того священника, к которому постоянно сбегал Жадность, наплевав на все запреты. Та удивительной силы и почти идеальной чистоты душа поразила демонессу, которая на своём веку не встречала никого подобного. Душа этого человека могла бы стать сытным обедом даже для такого сильного демона, как Жадность, но тот, вопреки своей нечистой природе, даже не пытался её совратить.
— Спасибо за поддержку, Лень, всегда знал, что на тебя можно положиться. — Демон раздражённо скривил нос и губы.
— Мир людей плохо на тебя влияет, уже сарказмом плеваться начал, как они, — недовольно ответила собеседница, но Жадность проигнорировал её комментарий.
— Мне осталось немного, — на выдохе произнёс грех, посмотрев в чёрные провалы глаз сестры. — Скоро он поверит, что я говорю правду, что мои чувства реальны, я вижу это в его глазах. И пусть пока он не хочет признавать, но его тоже влечёт ко мне, поэтому я ни за что не сдамся. Коннор что-то чувствует в ответ, Лень, но отвергает свои чувства, свой интерес из-за моей сущности.
— И как ты собираешься повлиять на это? Ты совершил просто огромную и наитупейшую ошибку, Жадность, когда явился перед ним в истинном облике. Приди ты к нему в образе человека, шансов было бы немного больше, — ответила демонесса.
— Я хочу, чтобы он знал, кто я есть, я не могу обманывать его, — отмахнулся грех. — Я слишком долго живу и прекрасно знаю, что ложь ещё ни к чему хорошему не приводила.
— Демон, который говорит правду — вот так ирония. — Лень скривила губы, слегка обнажив острые иглы зубов.
— Скоро я перестану быть демоном, — ответил Жадность, уловив ноты удивления на лице собеседницы. — Я уже давно собрал нужное количество душ для заключения договора, бесцельно хранил их всё это время, но сейчас, как только он окончательно примет меня и откроется, я отдам эти души и получу свободу. Смогу переродиться, Лень, смогу прийти к нему как человек.
— Ты действительно считаешь, что Владыка тебя отпустит? — Взгляд демонессы на мгновенье перекинулся на далёкие чертоги Первого, а потом вернулся к мерцающим желтизной глазам Жадности. — Ты единственный из семерых, кто остался из Истинного поколения, все остальные грехи сменили носителей, некоторые уже по несколько раз. Даже действующий король передал свой грех, когда победил Падшего.
— Есть правила, Лень…
— Я знаю! — резко перебила собеседника демонесса. — Но ты правая рука Владыки, ты единственный, кому он всецело доверяет, единственный, кого не захочет отпускать. Прошлый король уже нарушал правила, этот тоже может закрыть на них глаза.
— Нет, Первый не станет нарушать их, он слишком повёрнут на собственных законах, так что проблем не возникнет, — с уверенностью ответил грех. — Я достаточно долго был Жадностью, столько не прожил ни один демон. Даже Истинный Первый уже мёртв, а я до сих пор существую. Пора изменить это. Мой грех найдёт другого носителя, а я уйду к Коннору и хотя бы несколько десятков лет проживу без этого вечного голода, без тьмы и без сожалений. — Демон улыбнулся сестре, поднимаясь на ноги.
— Жадность…
— Гэвин, — тихо отозвался он. — Он назвал меня Гэвином.
— Ты позволил человеку дать себе имя? — Лень неверяще посмотрела на собрата, поднимаясь следом. Грех утвердительно кивнул. — Значит, всё действительно настолько серьёзно, — почти шёпотом продолжила демонесса.
— Да, Лень, всё слишком серьёзно, я говорил уже много раз.
— Просто я до последнего надеялась, что ты всё же перепутал сильное желание поглотить его душу с человеческой любовью. Мне всё ещё сложно поверить, что в тебе действительно пробудились какие-то чувства.
— Я знаю, это сложно понять и ещё сложнее объяснить, что такое чувства. — Жадность посмотрел наверх с каким-то едва различимым теплом в глазах, следя за переливами света, пробивающимися из портала в мир людей. — Скоро рассвет, я пойду к нему, Лень.
— Будь осторожен, Гэвин, — демонесса слегка запнулась, произнося непривычное имя. — По Аду уже некоторое время ходят слухи, что ты стал подозрительно часто покидать наш мир. Я не хочу даже думать о том, что сотворит с тобой Первый, если узнает, что ты постоянно уходишь к священнику. Вопли и болезненный рёв последних двоих смельчаков, которые решились нарушить его запрет, мы слушали несколько дней. Не рискуй понапрасну.
— Коннор стоит того, чтобы рисковать, — искренне улыбнулся Жадность и растворился в воздухе клубами дыма, направляясь в человеческий мир.
В комнате Коннора было темно и тихо, лишь тихое сопение пастора нарушало почти звенящую тишину. Время близилось к шести утра, сон священника стал более чутким, и Жадность осторожно опустился на пол рядом с кроватью и даже перестал имитировать дыхание, чтобы не потревожить сон любимого человека. Небо за окном было затянуто плотным одеялом бело-серых облаков, практически не пропускающих свет угасающей луны, но даже без дополнительного освещения демон прекрасно видел в темноте. Не стесняясь и не боясь, в очередной раз рассматривал черты лица Коннора, ставшие практически родными. Гэвин по памяти мог воссоздать расположение каждой родинки, каждой блёклой веснушки и практически все изгибы мимических морщин. Спящий Коннор был спокоен и расслаблен, не хмурился, не улыбался, в этот момент не видя никаких снов, глубоко и размеренно дышал, укутавшись в плотное пуховое одеяло.
