После того, как буркну ей «привет», она подождет, пока я сниму плащ, и плюхнусь в кресло. Предложит мне кофе, я соглашусь, она нальет, и поставит мне на стол белоснежную с обеих сторон кружку. Пока я буду пить, она напомнит мне о парочке сраных дел, с которыми я должен разобраться прежде, чем мы оба сдохнем от голода.

Потом я буду долго раскачиваться, курить, может быть даже вмажу два по пятьдесят, полистаю для вида дела, а потом поеду куда-нибудь к кому-нибудь зачем-нибудь, а может не поеду. Когда я вернусь в офис, ее уже не будет. У нее нормированный график, и я внимательно слежу за этим. Два по пятьдесят. Бумаги, мысли, пепельница. Ближе к полуночи я погашу свет, закрою кабинет и пойду пешком домой. Я буду идти, ненавидеть себя, а мокрый ветер будет дуть мне в лицо, а пресс тумана будет опускаться все ниже, пока на пороге дома совсем не приколотит меня к земле.

Три раза два по пятьдесят. Снять ботинки. Спать.

– Доброе утро! – сегодня на ней белая рубашка, длинная юбка и сапожки. Все простенькое.

– Привет, – снимаю плащ, сажусь за стол.

Передо мной белоснежная пепельница, и ни черта больше.

– Кофе?

– Да, спасибо.

Белоснежная с обеих сторон кружка, черный кофе, идеальное количество сахара, ложечки нет. Она заботится о моем зрении. Первая сигарета.

– Сегодня опять приходил Доктор Лав, очень злился, сказал, что если вы не распутаете дело лифтера, он подаст в суд и стрясет с нас по полной программе. Так и сказал.

– Надо было сказать ему, что он баран.

– Я бы очень хотела, но без вас не решилась.

– Что там у нас еще? – я посмотрел на аквариум с рыбками. Мне вполне хватает той воды и тех рыб, что окружают этот город. С год назад Лидия решила, что стоит добавить немного еще, и прямо сюда. Она сказала, что это вместо цветов.

– На этом пока все.

– Как-то не густо в этом месяце.

– Доктор Лав знает много важных людей, если вы сможете ему помочь, я уверена, он сделает нам хорошую рекламу.

– Лидия, он тебе предлагал свои услуги?

– Да, – ответила она и засмущалась.

– Но ты ему отказала, так ведь?

– Отказала.

– И не потому, что это слишком дорого, а потому что почему?

– Потому что это как-то странно, и неестественно.

– А почему ты так думаешь?

– Не знаю, просто мне так кажется, и все.

– Нет, это потому, что этот мудила даже самого себя не в состоянии обеспечить хорошей рекламой и донести до клиента, то есть тебя, ценность своих сраных услуг.

– Да, но ведь его предприятие кажется довольно успешным.

– В отличие от моего, ты хотела сказать.

– Я этого не говорила.

– Но подумала.

– Не думала даже.

– Не бойся, скажи, как есть: если вы такой умный, то почему такой бедный.

Она замолчала, а я подумал, что уже давненько так не гондонствовал. Было время, я прилагал всю свою харизму к тому, чтобы она не дай Бог не решила, что я гондон. Что же со мной стало теперь?

– Ладно, черт с ним! Знаешь, какой сегодня месяц?

Лидия обиделась, и делала вид, что чрезвычайно занята трещинками лака на столе.

– Ну скажи, знаешь?

– Не знаю, – буркнула она. Милашка.

– Сегодня тот самый месяц, когда мы распутаем дело в лифте, и я лично стрясу с этого Лава столько денег, сколько смогу унести. Поможешь мне?

– Чем? – все еще бурчит.

– Поможешь мне нести деньги Доктора Лава?

– Угу.

Можно было бы включить харизму, но я не стал.

– Давай-ка мне сюда его папочку, посмотрим, что там у нас.

Больной ублюдок

Вкратце дело обстояло так:

Доктор Лав был средней паршивости мужиком средних лет, уже лысеющий, пузо его валилось что из рубашки, что из штанов, и это абсолютная тавтология, поскольку слово «пузо» говорит само за себя. Работать по-настоящему ему, видимо, никогда не хотелось и не нравилось, но физически было необходимо кем-то стать. Кем-то значимым. Физически. С таким ростом я его понимаю.

Доктор Лав делал деньги на таких же несчастных дурацких что мозгами, что лицом, людях, отчаянно страдавших от одиночества, таких же, как он сам. Он не терпел, когда его называли сводником или, чего хуже, сутенером или, чего хуже, мелким жирным бессовестным и не развитым, не разносторонним, не талантливым и не особо умным пройдохой. Он, видите ли, организатор свиданий. Окей.

Как-то раз приходит он к нам в белоснежном костюме и сигарой в руке. Сразу видно – бессовестный баран.

И говорит:

– Это вы, что ли, тот самый дьетективь? – он так это и произнес, клянусь.

– Если тот самый, то с очень большой вероятностью, что это именно я.

– У меня к вам дело, вы мне должны помочь, – говорит.

Я его попросил изложить, в чем суть, и он тут же, вот прямо с порога и от души, начал вкручивать мне про то, что он не терпел, когда его называли сводником или, чего хуже, сутенером или, чего хуже, мелким жирным бессовестным и не развитым, не разносторонним, не талантливым и не особо умным пройдохой. Он, видите ли, организатор свиданий.

Так и говорит:

– Видите ли, детектив, дело в том, что я не терплю, когда меня называют сводником или, чего хуже, сутенером или, чего хуже, мелким жирным бессовестным и не развитым, не разносторонним, не талантливым и не особо умным пройдохой. Видите ли, я организатор свиданий.

– Ну это понятно, – заявил я, и для важности подпер подбородок кулаком.

– Я делаю это не только по зову сердца и ради крайней выгоды, но еще и ради людей. Есть такие, знаете, несчастные, дурацкие, что мозгами, что лицом люди, отчаянно страдающие от одиночества, такие же, как я сам, но это только касаемо последнего пункта. Я их учу, как находить себе подобных или каких-нибудь других, если им не нравятся такие же убогие, как они. Правда, в большинстве случаев, это само так выходит, что им такие же, как они не нравятся, но ни с какими другими у них не ладится, а только исключительно с человеком такого же склада лица они способны обрести гармонию семейного очага. Это для меня самое главное. Это и моя крайняя выгода.

– От меня-то вам что нужно?

– Один из моих клиентов попал в беду, и ему нужно помочь.

– Вы так печетесь о каждом своем клиенте?

– О постоянных – конечно, всегда.

– А и много ли у вас таких?

– Девяносто девять процентов, я тщательно работаю над тем, чтобы мои клиенты оставались довольны, и приходили ко мне вновь.

– Не кажется ли вам, что такая модель вашего бизнеса идет вразрез с гармонией семейного очага?

– А не кажется ли вам, дьетективь, что вы задаете слишком много вопросов?

– А как вас зовут?

– Меня зовут Доктор Лав.

– Сколько вам лет?

– Это неважно.

– Это важно.

– Мне неважно.

– А мне важно.

– А мне нет.

– А мне да.

– Вы дослушаете про мое дело?

– А вы договорите?

– А вы дадите?

– А вы хотите?

– А вы?

– А я что?

– Вы хотите взяться за это дело?

– А вы?

– А я не дьетективь.

– Так кто же вы?

– Я Доктор Лав.

– Вы повторяетесь.

– Никто не говорил, что нельзя.

– Я говорю, что нельзя.

– А вы кто?

– Я детектив.

– Значит, вы расследуете дела?

– Я расследую дела.

– А мое расследуете?

– Если вы заплатите.

– Сколько же вы хотите?

– Я не обсуждаю с клиентами сумму до окончания расследования.

– Это плохо для бизнеса.