– Я не могу тебе рассказать про чемоданы и про плечики, потому что это слишком странное. Ну то есть, ты не поймешь. Никто не поймет, не то что это какая-то сельская тема или что. Просто это…
– Ну?
– Это такое, немножко загадочное и непонятное. Короче, это нечто такое, что мы сами себе даже не можем объяснить. Поэтому тебе я не смогу объяснить тем более, при всем желании.
– Это что опасное?
– Сложно сказать. Само по себе, как правило, нет, но косвенно – да, может причинить ущерб.
– Ущерб материальный или…
– Физический, но пока что такого не случалось, тьфу-тьфу-тьфу.
– Это как-то связано с другими людьми, соседями, например?
– Нет, это, скажем так, происходит только в нашем доме. У него есть некая особенность.
– Ты из-за этого уехала?
– Отчасти.
– Вы из-за этого ведете такой странный образ жизни?
– Сто процентов.
– Ого, это что-то очень важное!
– Да, оно очень сильно… влияет на тех, кто живет в доме.
– И оно не очень хорошее?
– Оно странное.
– И когда это началось?
– Мама говорила, что точно не помнит, но после моего рождения.
– То есть, твоя сестра живет с этим всю жизнь?
– Да.
– А ты?
– В детстве оно мне даже иногда нравилось. Оно, скажем так, могло преподносить и приятные сюрпризы. Ну и плюс это было так необычно, только нельзя было никому рассказывать. Я в детстве все же проговорилась об этом несколько раз другим детям на нашей улице. Те рассказали родителям, пошли всякие слухи, что я типа больная, и мама у нас чокнутая. Это был единственный раз, когда она меня выдрала ремнями.
– Что, даже не одним?
– Она взяла несколько, и отхлестала меня по заднице в кровь.
– Оу…
– Да, но это было единственный раз в жизни, и она была абсолютно права. Я больше никогда и никому не упоминала об этом, да и тебе это прочла просто на автомате. Я хотела пропустить этот абзац.
– А если продать дом, переехать в другое место? Оно связано с самим домом или с вами?
– Мама считает, что с нами, и потому боится, что мы только на переезд зря потратимся, но она не уверена до конца. Плюс она боится последствий, если новые жильцы столкнутся с этим.
– А это можно как-то выяснить, ну с чем именно это связано?
– Ну если только переехать, хе.
– Да уж, задачка. А если я угадаю, ты мне скажешь, что я угадала? Если я сама догадаюсь.
– Я бы не хотела, чтобы ты догадалась, но ты и не догадаешься. Правда, я бы хотела услышать, что ты там напридумываешь.
– Ну смотри… Оно может быть опасным, оно всегда происходит в доме, об этом нельзя никому говорить, оно появилось после твоего рождения, и что там еще было?
– В целом, все.
– С ума сойти, я столько вопросов задала, а ответов – чуть!
– Ну извини.
– Расскажи мне еще что-нибудь об этом, что сможешь.
– Не знаю, я уже рассказала все, что могла. Скажем так, оно влияет на предметы в доме. Не на людей, но на предметы.
– Ну они отсыревают или что? Плесенью покрываются? И потом эта плесень осыпается в виде предмета? Типа поэтому надо среди кучи чемоданов из плесени надо найти настоящий?
– Ну нет уж, что за бред! Столько плесени! Мы бы давно в пенициллин превратились все!
– Ну а что такого может происходить с предметами в частном доме… Погоди, а оно… Ну, ты понимаешь…
– Что?
– Ну, оно естественной природы?
– Да как сказать.
– В смысле, что-то мистическое? Какое-то привидение прикалывается или типа того?
– Ну, кстати! Вполне может быть, ха-ха.
– Подожди, правда? Какой-то полтергейст?
– Мы не знаем, что это такое.
– Страшно, очень страшно, да? А-ха-ха-ха! Но это такое, ненормальное, да?
– Я тебе это сразу сказала.
– Ничего себе! Я просто слышала истории про барабашек от разных, но вполне вменяемых людей, типа это на самом деле есть, но как я поняла, это очень зависит от самого дома. Где-то они есть, и очень такие активные, а где-то… Ну то есть, они есть везде, просто где-то тихони, а где-то вот прям очень шальные.
– Может быть, просто то, о чем ты говоришь, я об этом тоже много раз слышала, но там проявления совершенно разные же бывают, а у нас всегда одно и то же.
– То есть, я возможно права насчет того, что это такое в своей сути, но не понимаю пока, что конкретно там у вас происходит?
– В данном случае причина может быть какой угодно. Мама называет это послушай, у меня уже голова болит. Я наверное, все-таки вышлю им денег, когда со мной галерея расплатится.
– За скульптуру с ножницами?
– Это инсталляция.
– Ну да, конечно. Много должны?
– Ты своими пухлыми сиськами за неделю столько не поднимешь.
– Уж конечно! Так что ты там говорила про маму, как она это называет?
– Да неважно, бредни.
– Ну скажи.
– Она называет это проклятьем.
– Круто! То есть вы даже не знаете, это проклятье дома или семьи?
– Нет.
– И никто кроме вас троих это не видел?
– Нет.
– А к гадалкам ходили?
– Да.
– И что они сказали?
– Что деньги надо из дома вынести.
– Ха-ха-ха, ловко! А священнослужители? Приглашали? Что говорят?
– Нет, мама сказала не поймут.
– Ха-ха-ха!
– Чего ты ржешь. Мама сказала, что они больше государственный орган, нежели духовное учреждение. Ну типа как не пойдешь же на эту фигню в прокуратуру жаловаться.
– Она не верующая?
– Верующая, как уж нет. Просто немного разочарованная в этом всем, но она верит, и часто ходит, и старается соблюдать какие-то основные вещи.
– Слушай, у меня уже мозг сейчас сломается, что там у вас за хрень такая!
– Поэтому не стоит вообще говорить об этом.
– Слушай, а вот оно началось после твоего рождения, ты сейчас живешь одна, в другом месте, оно тебя не преследует?
– Нет. Я очень боялась, что здесь начнется то же самое, но вот уже сколько лет, и все тихо.
– Значит, оно все же к дому привязано?
– Не знаю, может быть. Короче, будь у меня деньги, я бы просто купила другой дом или квартиру, не знаю, а этот – сожгла бы до тла, чтобы осталась просто заброшенная обгоревшая земля, которую никто не продаст, никто не купит, никто ничего не построит, и никто больше не поселится. Продать его как есть и просто переехать – не вариант.
– И ты бы даже заработала эти деньги, но сиськами обделили, да?
– Ой, все. Короче, я отправлю им денег. Мне страшно, конечно, вдруг мама скажет, что я тварь, и швырнет назад в лицо. Сейчас у меня хотя бы теоретически семья есть, а если я покажусь на горизонте, что будет? Не хочу остаться одинокой псиной.
– Ну во-первых, как она их тебе швырнет? Почтальон конвертом в тебя запустит? Отправь деньги сестре, она явно по тебе скучает. Ее письмо, вон, немножко даже отдает… чем-то совсем не сестринским.
– Ой, вот знаешь куда иди, например! Дура!
Прием-прием, на связи Восемнадцатый! Такие дела. Старшая названивает подружке и письмо от Мелкой вслух начитывает. Когда она сказала, что «это» ее не преследует, я подумал, что от смеха бы сдох, если б мог!
Вон стоит их мамаша, рыхлит землю вилочкой под геранью. До чего тупое занятие! Собственно, какой человек, такие у него и занятия. Хочется на ухо ей заорать: Это герань, твою мать! Ей вообще по барабану, что там на поверхности земли! Мелкая явно поумнее, та на цветы ноль внимания, только об овощах печется. Похоже, чувствует родную душу. А еще почти наверняка догадывается, что если у них огурцы опять передохнут, им с мамашей придется фиалки жрать. Снова. А она еще с прошлого раза, поди, не отошла. Господи, как она блевала! Мамаша бы хоть поберегла доченьку, научила бы, что столько жрать вредно. Я успел даже подумать, что она ее специально травит. Думаю, какая дебильная затея – закормить ребенка до смерти фиалками, уж тогда бы могла просто голодом уморить. Мучение, конечно, но когда ребенок блюет радугой за горизонт, тоже как будто не предел мечтаний.