«Дурак! Дурак! Рома, ты неисправим. На те же грабли, да без каски», – пытался я себя притормозить, но черенок этих самых граблей уже летел мне в лоб, чтоб снова выбить мозги, заменив их гормональной субстанцией под названием «люблю, хочу, полетели».
Когда же Рик обернулся, стирая тыльной стороной ладони пот с виска и размазывая его серыми разводами по щеке, я ждал, что он скажет: «Ну, чего встал? Воду тащи. Или до́ ночи топить будем? Тут делов-то…» Но он лишь улыбнулся и отвел глаза, будто застеснялся того, что я на него пялюсь, как болван. Это было совсем не в его манере. Мне вообще показалось, что он с самого утра какой-то странный. Точнее со вчерашнего вечера. Эти его улыбочки, «глазки в пол». И даже не со вчерашнего вечера, а, наверное, с гостиницы, где он устроил мне сцену ревности на минималках: «Я смотрю, у тебя в каждом порту по бабе». А потом мудями тряс, хотя прекрасно знал, как это выглядит в моих глазах. А то, как он меня встретил, ещё там, в Терьяновке? И высказал потом: «Я уж подумал, ты и впрямь обо мне вспомнил».
«Ой, Рома, Рома, Рома… За водой!» – одёрнул я себя, подхватывая пару здоровенных вёдер, литров на двадцать пять. Пусть лучше вылезет грыжа, чем мой позорный дубль два. Я ведь и в прошлый раз думал, что Рик ко мне неровно дышит. И чем это обернулось?
«ЗА ВОДОЙ! Мыться, бриться и развлекать дедулю байками про цирк! Вот мной план на сегодня. Остальное – ни-ни!»
И у меня даже почти получилось. Я увлекся процессом, как заправский водовоз. Кровь от паха и мозгов отлила к мышцам. Я вроде успокоился морально-эмоционально, пыхтя и потея физически. Но Ричард снова всё испортил, поймав меня за ремень, когда я в очередной раз пробегал мимо.
– Пошли? – кивнул он на баню, и выглядело это так, будто он звал меня не мыться, а… – Хватит суету наводить. Там уж готово всё.
…я дурак!
В штанах ломотой прокатилось желание сделать сказку былью. И в груди всё заколыхалось, как желе, передавая импульсы рукам и коленям.
«Да, что ж такое-то!»
Я боялся идти с ним в баню? Серьёзно? ДА! Серьёзно. Я боялся, что снова полезу на него, как оголодавшая шлюшка, а он опять продинамит с физиономией типа: «Да, как ты мог обо мне такое подумать, Рома?!»
Зайдя в предбанник, я отвернулся мордой к стене и, старательно делая вид, что даже мысли похабной не допускаю, стащил с себя джинсы. Потом посмотрел в угол, где на деревянной полке стояли иконы каких-то святых и, буркнув со вздохом: «Прости-господи», снял трусы. Член, зараза, топорщился пистолетом наголо, и я в который раз позавидовал девчонкам, у которых не всё так очевидно.
Поворачиваться было палево. И Ричард, как на зло, стоял за спиной, кажется, не собираясь заходить в помывочную.
«Ну, чего он там?» – я глянул на него через плечо и схватил ещё одну «ударную волну».
Рик тоже успел раздеться и теперь стоял с таким же торчащим аксессуаром между ног, глядя на меня затуманенным взглядом. Весьма красноречивым взглядом. Взглядом, говорящим: «Всё, Ромка, я сдаюсь. Иди сюда».
– А… – вырвалось у меня, но кроме этой гласной, других звуков не подобралось, и я так и замер с приоткрытым ртом.
Не знаю, что означает это междометие на языке Ричарда, но он будто согласился с тем, что я только сказал и, кивнув в ответ, сделал несколько шагов ко мне. Грубые пальцы потрогали плечо, нарисовали очередной нолик на лопатке. Потом поползли вверх по шее. Почесали за ушком, как котяру. Я должен был замурлыкать? Возможно, но пальцы не стали дожидаться от меня тарахтящих звуков. Они просто стиснули подбородок и потянули навстречу губам Ричарда. Поддавшись, я развернулся, прижался нему, прилип, присосался ртом. Превратился в часть его самого. Заскользил по коже коленом. Две сильные ладони подхватили под ягодицы, поднимая меня над полом, и я обхватил Рика ногами. В ответ он припечатал меня спиной к стене и продолжал-продолжал-продолжал целовать. Нет, это был не секс. Но я и без всяких проникновений словил нечто большее, чем оргазм. Меня трясло, как в горячке. Канаёбило по всему телу. Если это и есть любовная лихорадка, то я хочу, чтобы для меня она стала неизлечимой.
Рика тоже подтряхивало. Его член, упираясь мне в живот, испускал толчками горячие струйки спермы, и он порыкивал, ловя губами мой язык. От этого я сам готов был кончить. В паху тянуло так, что я, нетерпеливо подмахивая бердами, тёрся головкой о жесткую «шерсть» на его животе. Заметив мои тщетные попытки разрядится, Ричард отпустил меня и сполз передо мной на колени.
По коже пробежал сквозняк и послышался глухой хлопок. Мы оба вздрогнули и уставились на покачивающийся на двери крестик.
– По-моему, нас спалили, – переведя взгляд на испуганного Ричарда, предположил я.
– Ну, и чему ты радуешься, балда?! – ответил он на мою расплывающуюся улыбку.
С улицы донесся какой-то грохот. Потом по стене что-то мерно застучало, будто кто-то заколачивал гвозди. Мы по инерции уставились туда, откуда шёл звук, потом переглянулись, и Ричард, подскочив на ноги, кинулся к двери. Заперто.
– Хэй, батя? – крикнул он и попытался выбить дверь плечом. Безрезультатно.
Стук прекратился. Вместо него прозвучал приглушенный голос деда:
– Не батя я т0бе, п0хабник.
Стук возобновился.
– Дед, слышь! Ты чего удумал?
– «Грязные, аки черти» г0в0ришь? – на этот раз голос старика шёл откуда-то сверху. – Так сейчас я этих чертей н0зад и 0тправлю, 0ткуд0 пришли.
Моя дурацкая улыбочка погасла. Стало как-то не до смеха.
– Бать, ты извини, ежели обидели. Давай, мы уйдём с миром? Не бери грех на душу.
– Ты меня еш0 пр0 грехи п0учи! «Как С0д0м и Г0м0рра блуд0действ0вавшие и х0дившие за ин0ю пл0тью, п0дверглись казни 0гня вечнч0г0», так и вас прелюб0деев ждёт кара г0сп0дня.
Дед, цитируя Новый Завет, карабкался по крыше. Явно с недобрыми намерениями. Мы притихли, глядя на потолок и пытаясь разгадать его манёвры. А потом из поддувала печки повалил дым.
Я, как баран, уставился на чёрные клубы и тупо замер в растерянности. Хорошо, что Рик соображает быстрее. Схватив полотенца, оставленные нам дедом, он метнулся в моечную, намочил и, выбежав, сунул одно мне.
– Нос-рот прикрой. Он трубу заткнул. – и уже обращаясь к старику-разбойнику выкрикнул, – Батя, не дури! Выпусти нас, да мы уйдём.
– Не т0г0 о п0щаде м0лишь. Бога м0ли. К0ли пр0стит, п0м0жет.
Ричард развернулся к иконам и, бормоча: «Поможет. А то как же. Конечно, поможет», кинулся к ним. Я уж подумал, что он и впрямь сейчас молится начнёт. Но Рик сгрёб иконы на лавку, выдернул широкую полку, сбегал в помывочную, несколько раз окунул её в воду и, вернувшись, перекрыл поддувало. Чугунная дверца печки зашипела, выпуская шапки белого пара, но дыма стало разительно меньше. К тому же импровизированная заслонка сократила доступ кислорода, а значит появился шанс на то, что вскоре горение вовсе прекратится.
– Бать! – крикнул Рик в потолок, продолжая искать глазами варианты эвакуации. – А как же «не убий»?
– Сказ0н0 в писание Левита глава 0семнадцат0я стих двадцать вт0р0й: «Если кто ляжет с мужчин0ю, как с женщин0ю, то оба 0не сделали мерз0сть: да будут пред0ны смерти, кровь их на них».
Дым серой пеленой висел под потолком, опускаясь все ниже. Несмотря на то, что я сидел на полу и дышал через мокрое полотенце, в горле уже заметно першило, и я то и дело покашливал, отвлекая Ричарда от переговорного процесса. Он каждый раз хлопал меня по спине, трепал по волосам и даже беззаботно подмигивал, вроде: «Всё нормально будет, Ромка! Не боись».
– Сказано в Уголовном кодексе статье сто пятой части первой: «Убийство – есть умышленное причинение смерти другому человеку, наказывается лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет», – выдал Рик цитату своей «библии».
– А мне твой суд не указ. Я п0 з0к0ну божьему живу, п0 праведн0му, – парировал дед, уже спускаясь на землю.
Ричард вдруг схватил кочергу и снова вернулся к тому углу, где раньше стояли иконы. Встав одной ногой на лавку, потрогал ладонью дощатый потолок, потом вставил плоский конец кочерги в щель и, словно монтировку, резко рванул вниз. Раздался сухой треск и одна доска, переломившись, повисла под углом, как маленькая узкая дверца, ведущая на волю. Вторую доску Рик выломал руками. После чего повернулся ко мне.
