— Ой, у меня седло сползает, — сказал Кира жалобно.

Рем выжидающе посмотрел на меня. Мило улыбаясь.

Я свирепо ощерился. Потом сполз с моржа и помог Кире.

Пока мы ехали дальше, я с нарастающим волнением смотрел вниз. Под нами обитала пугающая бездна, око ужаса, медленный переход света, голубого сияния к темно-синему сумраку, а после — к черному зрачку абсолютной тьмы. И чем выше мы поднимались, тем глубже казалась эта мрачная воронка, на границах которой таились смутные мерцающие огни. Словно замершие в глубине светозвери.

Гигантскими спиралями змеились щупальца Истока.

— Рем, ты видишь это?

— Чувствуешь себя соринкой в глазу, да?

— Точно.

Довольно скоро мы добрались до тех самых статуй, которые я заметил еще на лодке Реверанса.

Это были удивительные конструкции, целиком состоящие из тусклых деталей медного цвета. Многорукие, со сложными сегментарными телами, они, казалось, готовы были в любой момент изменить свою форму. Их установили на вырезанных конусах стеклянной массы. Каркасы из обработанной кости поддерживали величественные позы.

— Это Предки-Кормильцы, — сказал Кира. — Они появились в Истоке гораздо раньше стотри. Стотри верят, что эти искусственные существа вырастили и воспитали первое поколение их народа. Сначала они кормили и оберегали их, а потом научили добывать пищу самостоятельно. У каждого рода стотри есть Предок-Кормилец, имя которого помнит любой старик и знает каждый ребенок. Им принято приносить дары: сжигать рядом мясо или рыбу. Возвращать неоплатный долг, который был взят первыми людьми.

— Почему здесь никого нет? — спросил Рем.

— Твердые Воды — место… — Кира, замолчала и погладила себя по животу. — А что я съела после рос-т-бифа?

— По-моему макароны с сыром, — неуверенно подсказал Рем.

— Мне нельзя есть молочное.

— Тебе нужно облегчиться? Зайди за этого истукана, мы покараулим.

Кира посмотрела на меня.

— Я не его мама, — сказал я, пожав плечами. — Если хочешь, могу назвать его свиньей, но свиньи ведь ничего плохого нам не сделали.

— Твердые воды — место, к которому стотри относятся с бесконечным трепетом, — продолжила Кира, поглаживая живот. — Они берегут его как могут. Чтобы напрасно не пачкать святыню, стотри позволяют себе находиться здесь лишь по нескольку дней, каждый цикл. В это время никто не работает. Стотри посещают Предков и развлекаются.

— Неужели? — встрепенулся Рем. — Стотри умеют развлекаться? Дай угадаю: они просто меняются рабочими местами и по пути перетаскивают ящики размером с халупу?

— Это одна из самых озорных проделок! — радостно покивала Кира. — Откуда вы знаете, господин Рем?

Сухолюд закрыл лицо ладонями.

— А еще они устраивают поэтические состязания, конкурсы резьбы по кости и спортивные многоборья.

— Ску-у-ука! — высказался Рем. — А что насчет кровавых гладиаторских боев? Говорят, стотри сражаются нагишом, вооруженные клешнями. Это так?

— Никогда такого не видела, — растерянно сказала Кира.

— Азартные игры?

— Нет.

— Охота на человека?

— Что это?

— Это когда преступника выпускают на волю, а потом ловят все кому не лень. Выигрывает тот, у кого будет больший кусок преступника.

— Нет, это ужасно!

— А пивные разливы?

— Стотри не устраивают праздников, посвященных пиву. Они очень целеустремленный народ и знают, что будет полезно для будущих поколений. Видите те дома у самой вершины? Там живут стотри из Мудрых Черепах и Поющих Дельфинов, которые занимаются наукой и искусствами. Это самые почетные отсеки, и все стотри стараются ровняться на них. Не каждому дан острый ум или талант созидания, но каждый может доказать свою полезность честным трудом. Вот философия стотри.

— Вот что отличает варваров от цивилизованных людей, — поучающе заметил я.

— Ну, думаю, им не стоит отчаиваться, — произнес Рем, поразмыслив. — Авторитет тоже с чего-то начинал. Нерестов сто-двести и дикари тоже начнут веселиться. Работа всегда надоедает.

— В этом вы правы, — согласилась Кира. — У стотри есть свои отступники. Они называют себя Вольные Шторма. Считают себя шестым отсеком, хотя их численность за всю историю не поднималась выше сотни. Это грязные, взбалмошные дикари, которые почитают праздность и веселье. Живут на отдельном острове, промышляют грабежами судов. Остальные стотри презирают их, но… Иногда их приглашают на праздники, потому что Вольные Шторма умеют играть на струнных досках. Другим отсекам этот инструмент безумно нравиться, но, чтобы играть на нем, нужен, похоже, внутренний огонь. Дух анархии. Если отец решит устроить праздник по случаю своего возвращения, вам удастся их послушать.

Рем, довольный, кивнул и заложил руки за голову.

Я с подозрением оглядывался по сторонам. Совсем недавно у меня появилось необъяснимое желание свернуть за угол и притаиться за какой-нибудь скрипучей калиткой. Это могло означать только одно: за мной следили.

Но кто?

Вокруг нас равнодушно стыли Предки-Кормильцы. Позади — до самой стены не было ни одного живого существа. Впереди — высились постройки, напоминающие крытые арены, богато украшенные различными пиктограммами и мозаикой. В них, по словам Киры, проходили соревнования по сложению вирш. Еще дальше — покачивались кроны первого кольца плодоносящих деревьев.

Неприятнее всего было то, что наблюдатель перемещался. При этом делал это так быстро, что мою кожу словно рассекали шрамы. Обычно это несложно для тех, у кого есть крылья.

— Кира, — позвал я вполголоса.

Она рассказывала что-то из истории острова.

— Да, господин Вохрас, — быстро откликнулась Кира, запнувшись на самом интересном месте. — Вы чего-то хотите? Я слушаю.

— Те пеликаны. Ну, которых ты спровадила. Они очень мстительны?

— Не беспокойтесь о них, — ласково проговорила Кира. — Это всего лишь птицы.

«Всего лишь птица» продолжала травить меня взглядом из неведомого укрытия.

В роще мы угостились плодами странных деревьев с круглыми сиреневыми листьями. Плоды были вытянутые как груши, черные и шершавые. Я осторожно отдавил деснами маленький пресный кусочек и проглотил его, прислушиваясь к нервному желудку Вохраса. Больше не откусывал. Мне показалось, что я наелся на всю жизнь — настолько плоды были сытными. Рем с трудом умял две черногруши. Глаза его закатились под веки.

— Гуэ-э, — высказался он.

— Я вас предупреждала, господин Рем, — назидательно сказала Кира. — Самому рослому стотри хватает половинки на весь день. Теперь неделю не сможете ничего есть.

— Ты плохо его знаешь, — возразил я. — К вечеру он сможет сожрать три штуки. Завтра — пять. Послезавтра — десять. Он быстро приспособиться.

— Ты будешь доедать свою черногрушу? — спросил Рем икая.

— Нет.

Я отдал надкушенный плод.

— Настоящий менадинец, — сказал я доброжелательно. — Зато потом, он сможет пережить сорок нерестов голода.

Когда мы въехали в поселение Поющих Дельфинов — убедились, что приготовления к празднику здесь уже начались.

Дельфины, крайне неспокойные представители свободного народа, собирались в труппы, создавая упорядоченную и контролируемую суету. Эта суета, вполне регулируемо выходила за рамки общественного порядка и крайне осторожно перерастала в сдержанные истерики по поводу незаконченной театральной постановки или нескладного стиха.

— Очень волнуются, — комментировала Кира. — На их плечах — обеспечение досуга всех остальных отсеков.

Проглот, расположившийся за спиной Рема, глотал реквизит и декорации, пока сухолюд не пригрозил ему бонгором.

После второго кольца деревьев нас ожидало поселение Мудрых Черепах. Жителей видно не было. Кира объяснила, что ученые стотри редко покидают свои цехи и живут там, стремясь полностью обменять свой талант на пользу народу. Над полусферическими юртами поднимались разноцветные испарения. Я мало понимал в алхимии, но мне казалось, что даже одного глотка того зеленого дыма или нескольких вдохов тех рыжеватых выхлопов, — хватит для того, чтобы люди начали сыпать на тебя землю и, если повезет, плакать при этом.