И слушать, как над нами смеется Олечуч.

Хо-хо-хо…

Одна статуэтка.

Ха-ха-ха…

И никакой надежды.

Хи-хи-хи…

Я закрыл глаза.

«В этом мире меня беспокоит три вещи: правительство, моя печень и то, как некоторые люди интерпретируют слово «целеустремленность»

Мисут Птах, убийца, насильник и философ.

Миумун двигался по периферии Вечной Ярмарки.

Здесь было не так шумно, как в ее чреве, можно было идти самостоятельно и вдыхать чаще, чем раз в три минуты.

На его спине покоился широкий бронзовый щит.

Миумун рассеяно рассматривал товары и поглядывал на летучих кошек, которые кружили над этой местностью в надежде стащить прилавок с чем-нибудь съедобным, или, хотя бы собаку, сторожащую стойки оружейника. Собака истошно скулила и пыталась зарыться в каменную мостовую.

Гигант преисполнился жалости. Он подошел ближе и простер над ней свою длань звероукротителя, длань мудреца способного управлять животными, одного из тех великих героев, которые в пике своей силы брали в тиски разума волю огромных некуморочьих стай и двадцатиметровых бергеров.

— Воспылай мужеством! — властно молвил ей Миумун.

Собака вздрогнула и прекратила метаться. Посмотрела на чужака в тигровом балахоне с видом крайнего недоверия. Заметно было, что она не рада встрече с сумасшедшим. В небе вскричала от голода летучая кошка. Собака взвизгнула и снова принялась метаться, пытаясь выцарапать сточенными когтями двухсоткилограммовую гранитную плиту.

Миумун вздохнул и отправился дальше.

Да, он был звероукротителем. Более того, он был первенцем! Представителем древней и могущественной расы, которая нечувствительно управляла всем этим подгнившем миром. Вот только… Кое-что мешало ему манипулировать животными больше крупной крысы. Кое-что. Миумун уже надел под капюшон свой защитный шлем, поэтому под тканью ничего не шевельнулось от смущения.

— Рыба! — с надрывом орал торговец, потрясая огромным полотняным штандартом. На нем была нарисована некая тварь, отдаленно напоминающая рваную рану после удара рогом. Еще там были настоящие рыбьи потроха, присохшие к штандарту, торговцу и половине прилавка. Миумун никогда не мог взять в толк, зачем торговцам рыбой собственные опознавательные штандарты. Это было все равно, что рядом с бушующим пожаром поставить табличку «Осторожно! Огонь! Горячий огонь! Говорю вам!».

— Рыба! — орал торговец с одной, точно выдержанной интонацией паникующего человека, чтобы привлекать побольше внимания. — А какая рыба! С жабрами! Жабрами и хвостом! А какие жабры! Красные! Красные жабры и хвосты! А какие хвосты! Что грудь, что хвост, в одну толщину! А какая толщина…

Когда Миумун проходил мимо, торговец вдруг заглох на полуслове, резко выпрямился и уронил штандарт. Тот медленно подался вперед, упал на прилавок, и перевалился на мостовую, огрев нескольких прохожих по голове.

— Миумун! — рявкнул торговец рыбой.

«А, з-з-змей», еле слышно прошипел первенец, тут же выправляясь, отряхивая рукава и потуже перетягивая огромный кушак. Он почтительно приблизился к торговцу рыбой и поклонился:

— Да, Великое Оно.

— Я не могу говорить долго. Светозверь угнетает меня, так что слушай внимательно. Это правда, что в Оружие проникли посторонние?!

— Да, Великое Оно.

— Они все еще внутри?

— Да, Великое Оно.

— Ты задействовал местных агентов?

— Да, Великое Оно. Все под контролем. Я готов к любому исходу. Просто неприятное происшествие.

— Я в этом не уверено. Ты знаешь, что в Гигане объявился Реверанс?

— Да, Великое Оно.

— Ты понимаешь, куда он направляется?

— Да, Великое оно.

— Миумун. Не смей мне врать.

— Нет, Великое Оно.

— Что, нет? Не врешь или не знаешь?

— Нет, значит, не знаю, Великое Оно.

— А он идет к Оружию. Миумун, почему я узнаю об этом раньше тебя, ленивая скотина? Эти крысы выели твои крошечные мозги?

— Нет, Великое Оно. Я остановлю Реверанса!

— Не трогай его. Торкену угодно знать, что он задумал на этот раз. И связано ли это со вторжением. Если он узнал об Оружии, мы не дадим ему воспользоваться им.

— Слушаюсь, Великое Оно. Тогда что же мне делать?

— Просто наблюдай. Такова воля Оригинала Колосса. Я закончило.

Торговец некоторое время стоял с открытым ртом, потом омертвелый взгляд его наполнился тонкой струйкой сознания, и он неуверенно произнес:

— Рыба?

— Конечно, — мрачно отозвался Миумун. — Конечно, рыба. Не волнуйся, все уже закончилась.

Торговец преданно посмотрел на него и протянул большого, раздувшегося окуня. Миумун, поколебавшись, взял рыбину за хвост и пошел дальше, держа ее на вытянутой руке. Он понимал, что взял этот вонючий морской деликатес по инерции и теперь сожалел.

Вдруг он заметил, что вокруг него собираются дети. Они выпрыгивали, казалось бы, из ниоткуда, как зловещие горные гремлины, покидающие невидимые глазу пустоты в породе. Они шли рядом, выжидающе поглядывая то на рыбу, то на железную маску под капюшоном Миумуна. Забегали вперед, подозрительно улыбаясь и показывая пальчиками куда-то вверх.

Миумун заволновался. Детеныши поздней расы были крайне агрессивны и опасны. А еще грязны и заразны. Агент Торкена помнил еще, как его раб чуть не умер в жутких страданиях от какой-то инфекционной дряни, подцепленной от ребенка. Эта ребятня пыталась хватать его за полы балахона, но Миумун отмахивался карпом и кричал:

— Брысь, брысь! Пошли! Кши! Идите, поиграйте с ло-ша-ди-ным трупом вон в той канаве. Это очень интересно, уверяю вас!

Дети не отставали. Только хихикали и разбегались из-под замахов карпом.

— Да что же вам нужно, в конце концов?! — вскричал Миумун разъяренно. Он уже прикидывал, не призвать ли полчище крыс, которые за секунды обглодают тонкие кости, но тут дети, видимо, утомленные непонятливостью человека в маске, начали кричать, перебивая друг друга:

— Дядя! Ну, покорми!

— Кого? Вас? Да жрите, подавитесь этой тухлятиной!

— Кошку!

— Кошку покорми, дядя!

— Летучую!

Миумун остановился. Он посмотрел в небо и понял, наконец, в чем дело.

Все любят летучих кошек.

Раскрутив руку с карпом, первенец зашвырнул его вертикально вверх. Рыбина полетела, тяжело переворачиваясь через голову, и была подхвачена стремительно спикировавшей кошкой. Тут же на нее налетела вторая, третья, началась воздушная драка за подачку, полетели рыбьи потроха и разноцветные клочки шерсти. Дети взревели от восторга. Миумун одобрительно хмыкнул. Воздушный бой летучих кошек действительно очень красивое и завораживающее зрелище.

Миумун спешно миновал детей и пошел дальше, тревожно оглядываясь и ощупывая руками воздух. Он чувствовал следы Реверанса.

А Реверанс чувствовал Миумуна.

Он ощущал его злобу, его раздражение, а более всего — отвращение. Враг редко покидал свое поместье, он ведь так ненавидел людей, вообще все, с чем соприкасалась Поздняя раса. Это был вернейший признак того, что тигровая шкура прочесывает улицы Гиганы. Реверанс не любил только грязь, распространяемую людьми, а Миумун искренне презирал весь род человеческий.

Человек в белом чувствовал, что его след уже взят и враг тащится за ним.

Первенец стоял напротив Миркона, глядя на его вершину, и отвлеченно поглаживал подставленную щетинистую макушку пещерного некуморка, сидящего рядом. Некуморк урчал и довольно сучил жилистыми ногами.

«Ты трус. Ты настолько труслив, Престон, что из-за тебя проседает средний показатель отважности по всему Авторитету. Ты настолько труслив, что любое оружие в твоих руках превращается в селедку. Да, Престон, ты такой трус, что завтра кролики и газели возьмут штурмом Гротеск, и будут сражаться с алтарными некуморками (смех аудитории)…