Вначале, сразу после моего «восхождения», я пробовал есть кору и жевать березовые листья. На первые сутки это помогло унять голод, но затем меня вырвало зелёной жижей. Видимо, береза попалась несвежая. Не быть мне вегетарианцем, подножный корм совсем не моё. Как же хочется мяса, до безумия хочется!
Почки березы — отличное мочегонное. Хотя бы с этим проблем не было. Сначала я стеснялся, а потом стало всё равно. Я решил поссать твари на башку — мерзкая и эффектная животная месть. Ночью ожидался дождь, поэтому обезвоживание мне не грозило, можно было и покутить. А уж этого во мне накопилось — хоть отбавляй! Тяжелые желтые капли упали на углепластиковый череп, и вот уже толстая струя молотила по нему. Существо рыкнуло на меня и безрезультатно попыталось влезть по стволу наверх, оставив глубокие борозды на белой коре и обломав когти.
Внезапно тварь перестала предпринимать попытки добраться до меня и заскулила, а потом стала царапать свою голову. Судя по всему, моча проникла под пластины, не успел я заживить их до конца. Она царапала и царапала, то рыча, то скуля, движения её рук становились всё более быстрыми и агрессивными. Рукава халата, который она напялила на себя, оторвались и сползли на кисти, которые не были рассчитаны на подобную активность, ведь научные сотрудники не столь яростно машут конечностями. Они, вообще, спокойные.
Вдруг одна из пластин черепа отлетела, обнажив извилины головного мозга. Он был почти черного цвета — слияние прошло не очень гладко. Тварь с ненавистью во взгляде мутных глаз посмотрела на меня. Причинно-следственная связь у неё работала хорошо. Она отошла на метр от ствола и продолжила свой хоровод, движимая только одним желанием — уничтожить меня.
* * *
Почти трое суток прошло с тех пор, как я выбежал из здания лабораторного корпуса Московского государственного университета кибернетики, расположенного в Юго-Западном административном округе Москвы. Там в течение двух последних недель нас оставалось двое: кто умер от вирусной напасти, кто прятался дома, надеясь пережить всё это. А мне дома было делать нечего, поэтому я торчал на работе. Кулеров с водой и жратвы оставалось достаточно, к тому же нам никто не мешал, даже сторожа сбежали. Я запер дверь изнутри и стал хозяином громадного научного комплекса с автономными системами электро- и водоснабжения.
Аспирант по фамилии Буряков — высокий сутулый парень двадцати с лишним лет составил мне компанию. Вообще-то я не люблю таких. Лучше бы университет в своё время прислал мне в помощь деваху — и глазу приятно, и… всякое может случиться. Этот же ботан из Иваново сутками просиживал в лабораториях, что-то выспрашивая, записывая, сверяясь с Интернетом, пытаясь подловить меня на ошибках, а если находил таковые, кривил губы и переполнялся самоудовлетворением задрота-онаниста. Но выгнать его я не мог, да и идти ему было некуда: общежитие закрыли ещё месяц назад, вот он и пришёл сюда с рюкзаком и дорожной сумкой на колесиках. Расположил я его в сторожке на главном входе: и охрана есть, и от меня подальше.
* * *
Тварь была неповоротлива и быстро бежать не могла. Но и я далеко не спринтер. Если по улице Миклухо-Маклая я передвигался бодро, то на улице Академика Арцимовича я сдох, а ноги стали ватными. Я свернул с дороги, пытаясь затеряться во дворах многоэтажек, так никого и не встретив по пути, не было даже собак. Наконец, впереди замаячил вход в яблоневый сад — арка из витых металлических полос, выкрашенных в зелёный цвет. Арка в виде яблока, больше похожая на громадного зелёного паука, готовящегося к прыжку, была увенчана надписью «Яблоневый сад». В голове пронеслось: «Справа, через сад отдел полиции, там-то люди есть. Должен же быть от полиции какой-то толк!». Хрипы твари слышались совсем уже близко. Я представлял, как она размахивает конечностями с длинными когтями и разевает пасть, из которой течёт жёлтая липкая слизь. Я ускорился — спасение было рядом, всего метров пятьсот оставалось до невысокого здания полиции за забором, увитым «егозой». Паук-яблоко был совсем близко, а там — моя цель, направо и немного по дорожкам, мимо старых яблонь и клумб.
Арка с надписью «Яблоневый сад» неожиданно взлетела вверх. Я услышал противный хруст, вслед за которым последовала резкая боль. Очевидно, что конструкции сами не летают, а я подвернул ногу или сломал — тут уж как повезло. Несколько сантиметров отделило мою морду от новой, в третий раз переложенной, плитки. Я поднялся. Даже ладони не ободрал, но бежать не мог, и даже толком идти. Проковыляв под аркой, я оказался в саду.
Слева был маленький прудик с уточками и деревянными мостиками, справа — дорога к спасению, которую мне теперь не пройти и не проскакать. Людей видно не было. Впереди на газоне белела роскошная берёза. Безответственные технические службы не отпилили несколько нижних ветвей, и они, ниспадая, касались земли. Меня всегда удивляло, почему в фильмах никто никогда не спасается на деревьях. Вот сам и попробую, ведь больше я не бегун. Одна ветка, вторая. Мать твою, нога! Залез. Оно подбежало и шлепнуло ладонями по стволу, запуталось в тонких ветках, злобно заскулило, попыталось ухватиться за них, но над мелкой моторикой я не работал — кому уж, как не мне, знать, что оно не справится с этой задачей. Я прижался к стволу, ощущая кожей нежность молодой березовой коры в тех местах, где отсутствуют чёрные трещины.
* * *
Утро четвёртого дня встретило меня чистым голубым небом без единого облачка, умытыми дождём дорожками, свежей, напитавшейся влагой зеленью травы и пением птиц. Волшебно! Если только не любуешься всем этим с ветки дерева, да ещё и будучи зверски голодным. Ночью удалось попить: я облизывал листья, высасывал влагу из рукава халата, когда вода пропитала одежду. Конец июля, тепло, в октябре я бы так долго не протянул. Людей по-прежнему не было, а я, обессиленный, уже не мог кричать. Тварь стояла, прислонившись спиной к соседней яблоне, и, не отрываясь, наблюдала за мной. Из её рта перестала вытекать слизь, что было неплохо: скоро она должна была перегреться — система кровоснабжения работала на износ.
Тут моё внимание привлек новый звук. Это было фырканье, такое милое, прям как в мультяшной озвучке. Ёжик, хорошенький, с черным носиком, которым он шевелил, вынюхивая вкусности. Я тоже хочу вкусности… Назову его Мурманск. Такой милый! Вкусный, вкусный ёжик Мурманск. Хочу жареного ёжика — подумал я, посмотрев на свою ногу — … со сливами. Тварь не обращала на животное никакого внимания и продолжала «любоваться» мною. Скоро, скоро, ублюдок, ты сломаешься!
Я, всё-таки, гениален! Ведь этот урод ещё работает! Даже в экстремальных условиях, даже недоработанный! Как он вообще сумел сохранить хоть какую-то координацию?!
И тут я увидел его. Яблоко! Яблоко! Яблоко! Соседняя яблоня, к которой прислонилось создание, была корявой и старой, ветки её неоднократно опиливались, а кора отходила целыми пластами, были видны следы жизнедеятельности короедов, листья грязно-зелёного цвета свернулись в трубочки, их изъели вредители. И как эта уродина смогла родить такое совершенство? Яблоко! Яблоко! Яблоко! На самом конце веточки, с листочком, как на картинках, с розовым бочком, полное сладкого, немного с кислинкой, сока. Вот оно что значит: видны косточки насквозь! Я хочу это яблоко! Я уже почувствовал его запах и вкус, мой рот наполнился слюной. Я должен дотянуться до него! Ветви березы и яблони встречались, нежно перевиваясь как две подруги, и если бы я влез чуть выше, то смог бы дотянутся. Я шумно сглотнул, отстегнул конструкцию из ремня и шнурков, которой фиксировал себя к стволу на ночь, и пополз… всё ближе и ближе к своей мечте. Вот ещё чуть-чуть, ещё чуть-чуть, ещё немного… Долбанная гибкая береза! Ветка наклонилась под моей тяжестью и опасно кивнула вниз. Тварь очнулась, с рыком подбежала, схватила нижние тонкие ветки и стала тянуть, пытаясь достать меня. Я перевалился, но удержался на руках. Рука твари рассекла воздух в сантиметре от свешивавшейся ноги-сливы. Я завопил, мне удалось быстро влезть назад и отползти к стволу. Существо вопило внизу: цель была так близко, и оно упустило ее.