А потом Дункан услышал движение за спиной.

Он всхлипнул от подступившего облегчения, голова закружилась; напряжение в мышцах, которое он до этого не осознавал, отпустило его.

– Коннор, я, кажется, велел тебе…

Он умолк, когда из-за деревьев показалась грязная Мэг, виляя хвостом и радостно вывалив язык.

Внутренности Дункана стянулись в тугой узел. Он развернулся на месте, высматривая сына.

– Коннор! Кон, ты где?

Ответа не было. Чувствуя тревогу Дункана, Мэг подползла к нему, низко опустив голову.

– Это ты виновата! Чертова тупая собака! – рявкнул Дункан.

Мэг опустила голову еще ниже, ее глаза непонимающе блеснули.

Дункан заговорил уже тише, с нотками мольбы:

– Иди, найди его. Иди искать Коннора. – Он нащупал в кармане телефон, не сводя взгляда с собаки, отчаянно желая, чтобы она услышала и поняла его.

Включил телефон. Сигнала не было. Чертова сигнала не было!

Дункан бросил на собаку отчаянный, полный безнадежности взгляд. Голос его звучал хрипло.

– Пойдем искать нашего мальчика.

Старший детектив-инспектор Джек Логан подождал, пока дверь с жужжанием отворится, потом прошел в проем и продолжил свой путь по безупречно чистым и неприютным коридорам психиатрической больницы Карстерс.

В конце коридора он свернул налево, прошел еще через несколько дверей, потом по широкой лестнице поднялся на следующий этаж. Он мог бы воспользоваться лифтом, но подниматься по лестнице обычно было быстрее. И кроме того, никогда не знаешь, с кем можешь оказаться в кабине лифта и что может случиться в этом замкнутом пространстве.

Он шел по больнице словно на автопилоте – этот путь старший инспектор проделывал столько раз, что уже сбился со счета. На свете существовало множество мест, которые Логан хотел бы знать как свои пять пальцев. Венеция. Южная Франция. Может быть, даже Багамы. Но нет. Из всех существующих на Земле мест лучше всего ему, похоже, была знакома строго охраняемая психиатрическая лечебница в Южном Ланкашире, где содержали насильников, убийц и много кого еще похуже.

Когда-то давно ему было трудно поверить в это «еще похуже», но двадцать лет работы быстро избавили его от подобных сомнений.

Дни визитов в больницу были достаточно плохи: они позволяли продегустировать различные сорта тех ужасов, которыми он в конечном итоге вынужден был объесться до отвала.

Но еще хуже стало, когда Логана повысили до старшего инспектора следственного отдела и перевели на расследования особо тяжких преступлений; здесь ему приходилось видеть такое, что заставило бы обычного насильника-убийцу замотать головой от отвращения.

Еще одна дверь преградила ему путь; два квадратных окошка в этой двери были с обеих сторон забраны сеткой из толстой проволоки. Логан остановился и бросил нетерпеливый взгляд на камеру, установленную над дверью.

Он увидел свое отражение в широком объективе камеры и неохотно попытался пригладить волосы. Потом провел рукой по подбородку, словно пытаясь стереть щетину, которая в последние несколько дней успешно избегала встречи с бритвой.

Логан выглядел именно так, как должен выглядеть человек, обреченный иметь дело с законом, – хотя не обязательно на той стороне, на которой он в конечном итоге оказался. Он был высок и крепко сложен, однако чаще всего немного сутулился, словно пытаясь скрыть свой рост.

Дверь зажужжала. Логан потянул створку на себя, кивнул в сторону камеры и проследовал дальше, признательный за то, что задержка была недолгой.

Здесь его лицо хорошо знали – и неудивительно. Он посещал это заведение чаще, чем некоторые из врачей.

За следующей дверью поперек коридора стоял стол, похожий на конторскую стойку; плексигласовый щит оберегал сидящую за столом дежурную медсестру. Логан остановился у стола, положил на столешницу видавшую виды папку, которую до этого нес под мышкой, и расписался в журнале посещений.

– Вы сегодня припозднились, – сказала из-за щита медсестра. Она работала здесь относительно недавно. В первый раз Логан увидел ее четыре визита назад, может быть, пять; значит, она на этой должности всего пару месяцев. Медсестра была пухлой и с виду добродушной, и Логан сомневался, что она продержится здесь долго. Быстрый взгляд на газету, лежащую перед ней на столе и открытую на разделе вакансий, подтвердил его подозрения.

И Логан не мог винить эту женщину.

– Кошмарное утро, – отозвался он, потом слегка поморщился, недовольный собственным выбором слов. – Я имею в виду – много дел.

Взгляд его упал на часы, висящие на стене позади стойки. Они были окружены маленькой круглой решеткой, закрепляющей их на месте. Логан знал: это было сделано для того, чтобы никто из здешних обитателей не смог сорвать часы со стены и пристукнуть ими какого-нибудь бедолагу; однако ему нравилось представлять, что часы тоже находятся в заключении, как и все пациенты клиники.

Поставив подпись с широким росчерком, он взял со стойки свою папку.

– Он готов?

Дежурная кивнула.

– Готов. Ну, как обычно. Я не стала бы ожидать многого.

Логан что-то проворчал в ответ, потом сделал шаг прочь от стола.

– Ах да, инспектор…

– Что такое?

Медсестра выдавила обеспокоенную улыбку.

– Прежде чем вы пойдете туда, вас хотел видеть доктор Рамеш.

Логан остановился и обернулся.

– Кто?

– Мистер Логан? – Из-за двери чуть дальше по коридору выглянул бородатый азиат лет сорока пяти и жестом поманил Логана к себе – старшему инспектору такая фамильярность не понравилась. – Прошу вас, пройдемте в мой кабинет; я хотел бы поговорить с вами.

Рамеш тоже недолго работал в этой клинике – даже меньше, чем дежурная. В отличие от нее, он держался профессионально и очень сухо, так, что это даже можно было принять за неприязнь, – однако у него было больше шансов удержаться на этой работе, чем у пухлой медсестры. Когда Логан закрыл дверь кабинета, доктор уселся за свой стол, а потом указал на кресло напротив, приглашая детектива последовать его примеру.

– Спасибо, я постою.

Рамеш тихонько цокнул языком, пару секунд спустя пришел к выводу, что ему не нравится такая большая разница в росте, и тоже поднялся на ноги.

Кабинет был маленький, но невероятно аккуратный – до такой степени, что абсолютно не напоминал рабочее место. Скорее он походил на демонстрационную инсталляцию в «IKEA» – что-то вроде примера обстановки кабинета для врача, лишенного малейших проблесков воображения.

Столешница была раздражающе пуста, не считая стопки из шести тяжеленных даже на вид медицинских фолиантов, расположенной так, что любой, сидящий напротив доктора, мог прочитать их заковыристые названия. Корешки фолиантов были гладкими, без единого залома, и эта тщательно подготовленная инсталляция поведала о нынешнем обитателе кабинета все, что требовалось знать Логану.

– Я этим недоволен, – произнес Рамеш и ткнул указательным пальцем в столешницу. – Я совершенно этим недоволен.

Он говорил с акцентом, однако тот был значительно смягчен и сглажен. Логан предположил, что доктор, похоже, обучался общепринятому британскому произношению в какой-нибудь закрытой частной школе. И это отнюдь не изменило к лучшему мнение детектива об этом человеке.

– Недовольны чем?

– Вами. Им. Всем этим делом. Вы не должны приходить сюда вот так. Это нечестно.

Логан переступил с ноги на ногу, извлекая протяжный скрип из застеленного ковром пола.

– Нечестно?

– Мистер Петри – здешний пациент, – сказал Рамеш. Он был на несколько дюймов ниже Логана, но изо всех сил делал вид, будто не замечает этого. Еще старательнее он пытался удержать взгляд старшего инспектора – и ему это удавалось лучше, чем большинству полицейских, с которыми тот когда-либо общался.

– Мистер Петри осужден за убийство троих детей, – ответил Логан. – Кроме того, он ключевой свидетель в текущем расследовании.