– Не так я и пьяна. Все в порядке.

– В порядке?! При том что ты разозлила моих друзей настолько, что они не выдержали и уехали пораньше? При том что сегодня утром мне пришлось отскребать тебя от пола твоего кабинета?

– Я сидела в кресле, и не так уж рано они уехали.

– Ты понимаешь, о чем я.

Да, понимаю, но не согласна.

– По-моему, это несправедливо. Дейв и Луиза уехали не из-за меня. Я приглашала их петь караоке.

– Боже, Элисон… Я даже не знаю, с чего начать.

– Это несправедливо!

– Не кричи на меня. Я не намерен разговаривать с тобой, когда ты в таком состоянии.

– Я знаю, что разозлила тебя, и мне очень жаль. Раньше и мы с тобой, и Дейв с Луизой умели веселиться. Не знала, что все мы стали такими занудами. Ну и ладно. Пойду почитаю Тилли.

Не дав Карлу ответить, я выбираюсь из кухни.

Матильда сидит на кровати, читает книгу о Кларисе Бин[8]. Детка моя, хотя и уже шестилетняя.

– Спокойной ночи, мамочка! – бормочет она, обнимая меня. – Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, – говорю я, укутывая ее цветастым одеялом.

Карл появляется, когда я собираюсь выключить свет, и буквально минуту мы стоим вместе, глядя на нашего ребенка. Я поворачиваюсь к нему и протягиваю руку. Карл замирает, словно думая ее взять. Кисть у него почти расправлена, но в последний момент он отстраняется и сжимает ладонь в кулак.

– Я чай тебе налил. Он в гостиной.

– Спасибо!

Ответ короткий, но Карл уходит, не успеваю я его озвучить. Это начало, маленький, но ход. Не исключено, что Карл делает шаг навстречу, хотя я этого не заслуживаю. Лишь двадцать четыре часа назад я обещала себе, что выпью одну порцию и поеду домой. На миг я погружаюсь в черное отчаяние. Я не могу ограничиться одной порцией. Я не могу как следует заботиться о близких. Я долго смотрю вдаль, терзаясь угрызениями совести, а потом выбрасываю их из головы. Выпив чай, я ложусь в постель, расстроенная и обессилевшая. Неделя была сложная. Засыпаю под тихий плеск воды: Карл моет посуду. По крайней мере, я предлагала помочь.

Когда я просыпаюсь, в доме ни души. Карл и Матильда уехали смотреть замок – так говорится в оставленной мне записке: «Разбудить тебя не удалось. Мы поехали смотреть замок. У тебя же все равно работа. Посуду я домыл». Никаких крестиков внизу – никаких значков поцелуев. Я слишком… Я обещала поехать с ними. Они должны были взять меня с собой. Осознав случившееся, я пытаюсь дозвониться Карлу, но телефон у него отключен. Лежа в постели, я слушаю сообщение его голосовой почты: «В настоящее время я не могу вам ответить. В настоящее время я не могу вам ответить…»

Скорее «не хочу».

Наконец он берет трубку.

– Что же вы меня не разбудили?!

– Я пытался. Ты пошевелилась и послала меня. Я решил, что лучше дать тебе выспаться.

Этого я совсем не помню.

– Я проснулась в одиннадцать. На меня это совсем не похоже.

– Ты выжата как лимон. Прошлая ночь сказывается.

– Жаль, что вы не постарались меня разбудить. Или что не дождались.

– Я старался, Элисон, но ты не просыпалась. Мы уехали в девять. Позднее уже смысла не было.

– Понятно. Что же, мне очень жаль. Я не нарочно. Могу я поговорить с Матильдой?

– Она сейчас играет. Прерывать ее не хочется. Она сильно расстроилась из-за того, что ты с нами не поехала, но сейчас развеялась. Лучше оставь все как есть.

– Не понимаю… Я в жизни так долго не спала. Скажи ей хотя бы, что мне жаль.

– Как получилось, так получилось, – говорит Карл, потом меняет тему разговора так решительно, что я не отваживаюсь спорить: – Ты работой своей занимаешься?

– Сейчас засяду. На ужин жаркое приготовлю.

– Что же, не буду мешать. – Карл отсоединяется, не дав мне попрощаться.

Я перезваниваю, но тут же отменяю вызов, проведя пальцем по экрану. Поговорим позже, за сытным ужином. Я извинюсь перед Тилли и заставлю ее понять, что проспала поездку не нарочно. Я качаю головой, надеваю пижаму и спускаюсь на первый этаж работать.

Два кофе спустя я открываю записки по делу и хлопаю глазами, пытаясь разогнать туман головной боли, поселившейся за правым зрачком. Корона против Мадлен Смит. Центральный уголовный суд. Дело переведено из мирового суда Камберуэлл-грин, ближайшего к месту совершения преступления, богатого жилого района на юге Лондона.

Пищит сотовый, и я тотчас хватаю его, надеясь, что Карл готов помириться.

«Что скажешь о деле?»

Патрик! Волна радости сменяется злостью. Как он смеет писать мне в уик-энд, особенно после того, как мы расстались?! А потом меня осеняет.

«О каком деле?» – пишу я в ответ.

«О деле Мадлен Смит, твоем первом убийстве, так ведь?»

Кажется, об этом деле я Патрику не рассказывала. Мало-помалу меня осеняет, и я просматриваю записки. Вот оно! На последнем листе указаны адвокаты, инструктирующие представителя в суде, «Сондерс и Ко°», фирма Патрика. Я спрашиваю себя, чем заслужила это дело – как далеко зашла, сколько раз у нас было, как сильно, как быстро. Только я знаю, что суть не в этом. С работой Патрик дурака не валяет. Только со мной.

Телефон снова пищит.

«Хм, да, всегда пожалуйста!»

А он строптивый!

«В пятницу я сказала, что между нами все кончено».

Я чувствую себя пятнадцатилетней.

«Помню-помню, но работа есть работа. На след. неделе предвар. встреча. Клиент хочет увидеть тебя в ближайш. время. Я согласую у секретарей».

Конец разговора, но не конец интрижки. О пятнице ни слова, беспокоиться мне не о чем. Трахни Патрик кого-то еще, он наверняка сообщил бы. Хотя мне должно быть по барабану. Я возвращаюсь к своей эсэмэске: «В пятницу я сказала, что между нами все кончено» – и стираю ее. Стираю всю беседу. Может, ради своего брака мне нужно отказаться работать с Патриком? Но дела вроде этого – моя профессиональная мечта. Я просто выполняю свою работу.

Чуть позже я откладываю записки и начинаю готовить ужин. Медленно крошу луковицу. Нож ловит последние солнечные лучи – я поворачиваю лезвие и так и эдак, пуская по стенам и потолку солнечных зайчиков. Этот большой кухонный нож мы получили в подарок ко дню свадьбы. Помню, я тотчас дала монетку дарительнице, своей школьной подруге Сандре. «Не хочу резать любовь на части: мы слишком давно знаем друг друга», – сказала я, а Сандра улыбнулась и спрятала монетку в карман.

Мадлен Смит любовь не просто резала, а рубила, кромсала, неоднократно колола ножом – в своей клапемской спальне нанесла мужу пятнадцать различных повреждений. Смертельными могли оказаться несколько, хотя, согласно фабуле дела, составленной обвинением, наиболее вероятным патологоанатом назвал порез, едва не рассекший яремную вену. На фотографиях места преступления хорошо видны красные пятна на белом постельном белье.

Я мелко рублю еще одну луковицу.

Жаркое поспевает как раз к возвращению Карла и Матильды, но Матильда, едва взглянув на него, заявляет: она голодна, но мясо есть не станет.

– Вчера ты ела барашка, – напоминаю я.

– Сегодня папа рассказал мне, как убивают курочек, и я поняла, что это ужас.

– Но ведь ты не очень любишь овощи, – говорю я.

– Нет, но я не хочу, чтобы зверей убивали.

Я смотрю на Карла: помоги, мол, но тот лишь плечами пожимает.

– Хорошо, милая, я сделаю тебе омлет, но, может, про мясо ты еще раз как следует подумаешь? – предлагаю я.

Матильда кивает.

Я мешаю жаркое и протягиваю ложку Карлу:

– Будешь?

Карл берет ложку, смотрит на жаркое и принюхивается. Скривившись, он возвращает ложку мне:

– Нет, спасибо. Есть что-то не хочется.

– Надо было предупредить… Или ты теперь тоже вегетарианец? – Я отчаянно сдерживаю раздражение.