Ярость Келсона только усилилась, когда часть его разума, неучаствовавшая в происходящем, осознала, что все, что передала ему Ротана, было лишь малой частью того, что вынесла сама Джаннивер. Даже пройдя через разум Ротаны, укоротившись во времени до нескольких секунд, ее беспомощность, боль и стыд были настолько сильны, что он на мгновение почувствовал себя обездвиженным и неспособным разорвать контакт, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Когда Ротана разорвала контакт, его сердце страшно колотилось от пережитого Джаннивер ужаса. Он взмок и задыхался, рука его так стиснула руку Ротаны, что часть его разума удивилась тому, что она не вскрикнула.

Застонав, он заставил себя отпустить ее руку и, опустившись на ступеньку алтаря и дрожа, прижал пальцы к вискам, сердце его дико колотилось, он, задыхаясь, пытался глубоко вздохнуть, чтобы вновь обрести равновесие.

Постепенно он пришел в себя. Еще до того, как у него в голове прояснилось, а пульс вернулся к более или менее нормальному, он понял, что Ротана не только передала ему информацию, которую он хотел получить, пусть и не в такой интенсивной форме, но и часть своей собственной реакции на произошедшее - мимолетное, но очень близкое касание ее собственной души. Подняв голову, чтобы посмотреть на нее, он почувствовал, что она испытала то же самое, и что она потрясена этим так же как он.

"Я не жалею о том, что я сделала," - прошептала она, слегка вздрогнув, когда их глаза встретились. - "Я должна была заставить Вас понять, что она чувствовала. Вы - мужчина. Вы не можете знать, что значит быть женщиной и быть... использованной. А Джаннивер чувствовала себя такой защищенной..."

Когда ее голос стих, Келсон, заставив себя еще раз глубоко и прерывисто вздохнуть, поглядел вдаль, проведя руками по лицу. Он еле смог заставить себя заговорить.

"Вы правы," - смог он вымолвить наконец, посмотрев украдкой на спящую Джаннивер и неожиданно обрадовавшись тому, что она спит. - "Я и представить себе не мог... Если Вы... посчитаете, что лучше стереть случившееся из ее памяти, то сделайте это," - он тяжело сглотнул. - "Хотелось бы только знать, кто сможеть стереть Ваши воспоминания... или мои."

Ротана расправила плечи и облегченно вздохнула. - "Милорд, тот, кто посвящает свою жизнь исцелению других, должен быть готов к подобным тяготам," - тихо сказала она. - "Так же тот, кто носит корону, должен ощутить ее тяжесть. Разве не так?"

Это было так. Но осознание этой универсальной истины вовсе не облегчало его ношу, как не решало и других проблем, над которыми ему надо было поразмышлять. После того как он, запинаясь, попрощался с ней, он еще почти час бродил по затихшему лагерю, обходя линии караула и почемывая бархатные носы лошадей, тянувшихся к нему и тыкавшихся в него, ища ласки. Но все его ощущения блекли перед воспоминаниями, которые он постоянно прокручивал в своей памяти, пока, наконец, не вернулся к своей палатке, чтобы поговорить с Морганом.

"Государь?" - сказал Морган, вставая вместе с юным Бренданом, когда Келсон отодвинул полог палатки и вошел внутрь.

Пока ждали его, они занимались чисткой доспехов Моргана - Брендан, полировавший шпоры, выглядел в своей одежде пажа нарядным и воспитанным, а Морган разделся до туники, набросив на нее ярко-зеленую шелковую накидку, спасаясь от ночного холодка, и сменил сапоги на кожаные сандалии. Его сапоги и покрытый металлическими пластинами панцирь, которые он носил весь день, лежали, поблескивая в свете фонаря, вместе с мечом, обмотанным перевязью, на походной кровати Моргана.

"Брендан, можешь идти спать," - едва заметив выражение лица Келсона, сказал Морган, отсылая мальчика. - "Мы закончим утром."

Морган, зашелестев шелком накидки, поднялся, чтобы налить Келсону кубок вина, о котором тот не просил, но который был ему очень нужен. Келсон благодарно осушил его наполовину и, вздохнув, опустился на походный табурет, подовинутый Морганом к небольшому столику. И только после еще одного большого глотка он почувствовал себя готовым говорить о том, что произошло.

"Мне надо было немного погулять," - ставя свой кубок на стол, негромко сказал король и расстегинул перевязь меча, опуская меч на солому, устилавшую пол. - "Мне было нужно время, чтобы подумать."

Морган, усаживась на табурет и шурша шелком одежды, ничего не сказал и терпеливо ждал, глядя на Келсона, уставившегося пламя фонаря, стоявшего на столе между ними.

"Это был Ител," - через мгновение сказал Келсон, не поднимая глаз. - "В этом нет никаких сомнений. И он ответит за это."

Морган поставил локоть на столик и оперся подбородком на кулак. Другой рукой он поигрывал серебряным кубком - к сожалению, пустым, но он даже не подумал о том, чтобы налить еще вина. Он понял, что Келсон не просто узнал личность напавшего, но случилось что-то еще, о чем Келсон был пока не готов заговорить.

После долгого, давящего молчания Келсон неловко поднял взгляд и полуотвернулся, сев к Моргану боком и уставившись на стену палатки.

"Аларик, Вам когда-нибудь доводилось насиловать женщину?" - еле слышно спросил, наконец, король.

Морган поднял бровь, но больше ничем не выказал своего удивления.

"Нет, не доводилось," - сказал он. - "Как, наверное, и Вам."

Келсон мрачно усмехнулся и, сжав руками колени, покачал головой. "Нет," - прошептал он. - "Признаться, я никогда даже не думал об этом. Это не то, что относится к нормальным... желаниям," - добавил он. - "Я... хотел Сидану... наверное."

Он шумно сглотнул, теребя кольцо Сиданы, одетое на его мизинец, и Морган понимающе кивнул.

"Я уверен, что Вы хотели ее."

"Но это другое," - продолжил Келсон. - "Изнасилование - это..."

"...это, к сожалению, суровая реальность войны, государь," - мягким голосом сказал Морган. - "Никто из благородных мужей не может смириться с ним, но такое все-таки... случается."

"Я знаю."

Келсон еще раз сглотнул и тяжело вздохнул.

"Аларик, а Вы... Вы никогда не задумывались, что должна чувствовать... женщина?" - заикаясь, спросил он. - "Должен признаться, что я никогда не думал об этом. Но теперь... я знаю это."