Сглотнув, Келсон передал свой меч Моргану и пошел вперед, чувствуя, как Морган, Дункан и Дугал опускаются на колени у него за спиной. Пройдя мимо гробов и Кайтрины, рыдающей возле них, он почтительно поклонился у подножия лестницы и поднялся по ней, чтобы занять место справа от Джудаеля. Когда они втроем прочли вместе молитву, Кардиель поднялся и отступил на несколько шагов назад, чтобы они могли поговорить наедине.
"Я... хочу чтобы Вы знали, Сир: я не держу на Вас зла," - сказал меарский принц, не глядя на Келсона. - "Когда все начиналось, я знал, что корона - это тяжелое бремя, но понял, насколько оно тяжело, только когда стало очевидно, что, может быть, мне самому придется носить ее. Я никогда не хотел этого. Все, чего я всегда хотел - это быть священником. Ну, да, я действительно хотел стать епископом," - признал он, еле заметно улыбнувшись, - "но только для того, чтобы лучше служить Господу. Во всяком случае, именно так я говорил самому себе. Теперь я понял, что согрешил, позволив желаниям других - моей тети, арихепископа Лориса - совратить меня," - он сглотнул. "А... Лориса уже казнили?"
"Приговор исполнен," - спокойно сказал Келсон.
Джудаель, закрыв на мгновение глаза, кивнул. - "Это справедливо," прошептал он. - "Мой приговор тоже справедлив. Я... стоял подле него и позволил ему... так поступить с Генри Истелином, этим благочестивым человеком."
"Поговаривают о том, чтобы объявить Истелина святым," - сказал Келсон.
"Я надеюсь, что это будут не просто разговоры. Сир, он погиб, оставшись верным и Вам, и Господу - что бы там ни говорил Лорис о его отлучении. Я скорблю, что не нашел в себе смелости придти к нему в его последний час, презрев приказы Лориса, чтобы исповедать его, как Вы разрешили мне."
"За это Вы должны благодарить не меня, а себя, ибо только Ваши собственные поступки и раскаяние позволили Вам получить это право," пробормотал Келсон, чувствуя, что он был бы не прочь спасти жизнь этому удивительно благородному меарскому принцу. - "Но если бы за Вас не поручился архиепископ Кардиель, то Вам не было бы сделано никаких уступок."
"Он благочестивый человек, Сир," - ответил Джудаель. - "Вам повезло, что у Вам служат такие люди."
"Я знаю."
Джудаель вздохнул, но то был не тяжелый вздох, который Келсон ожидал бы услышать от человека, который должен был вот-вот расстаться с жизнью.
"Ну, тогда, я думаю, что я готов," - тихо сказал он. - "Скажите, меч палача достаточно острый?"
"Да, он наточил его," - внезапно почувствовав сострадание, прошептал Келсон, кладя руку на плечо Джудаеля и пытаясь проникнуть в его мысли как можно глубже, но так, чтобы тот не догадался об этом. - "Но, может, есть другое решение. Я сказал, что будет очень сложно держать Вас до конца Ваших дней взаперти где-то далеко... но если Вы действительно раскаялись в содеянном... а я вижу, что так оно и есть... может быть, можно найти другое решение..."
Испуганно задержав дыхание, Джудаель отдернул руку и посмотрел на Келсона.
"Вы предлагаете мне жизнь?"
"Да, если Вы поклянетесь в верности мне, и я, еще раз подумав, решу так. Джудаель, я устал убивать! Ваш дядя и все ваши кузены умерли из-за меня. Все они, кроме Сиданы, должны винить в этом самих себя, но... Боже, должно же быть другое решение!"
"Нет," - ответил Джудаель, безжизненно покачав головой. - "Другого решения нет. Вы были правы. Если Вы оставите меня в живых, то всегда будет существовать возможность того, что я сбегу, или того, что какой-нибудь мелкий меарский дворянин, полный амбиций, но не столь благородный, решит сделать меня символом нового восстания, и тогда Вы будете жалеть о проявленном Вами милосердии до конца своих дней. Я думаю, что у короля и так достаточно причин сожалеть о своих поступках, чтобы он еще и создавал новые без особой на то необходимости. Король должен быть сильным... Вы, Келсон Халдейн, король, который в силах объединить Меару и принести ей мир. Если Вы действительно можете, прикоснувшись к человеку, с помощью деринийской магии читать сердца людей, загляните в мое и убедитесь, что я действительно верб в то, что говорю," - с этими словами он взял руку Келсона и прижал ее к своей груди. - "Как и Вы, я не хочу новых бесполезных смертей. И для меня есть единственный способ обеспечить это - умереть. Вы не можете позволить себе оставить меня в живых."
Келсон отпрянул, услышав эти слова, но у него не было иного выбора, кроме как поступить так, как советовал Джудаель. А Джудаель смирился со своей участью, веря, что так будет лучше и для Меары, и для Келсона.
"Я все-таки хочу спасти Вас," - упрямо сказал Келсон, убирая руку с груди Джудаеля. - "Вам надо только попросить."
"Я не стану просить об этом."
"Тогда я не буду давить на Вас," - сказал Келсон. - "Я должен оказать Вам все почести, которые Вы заслужили своими достойными поступками, и должен сказать, что мне жаль, что мы не достигли нынешнего взаимопонимания несколько месяцев назад, когда все можно было изменить. Думаю, что при иных обстоятельствах я гордился бы, если Вы, Джудаель Меарский, стали бы моим другом и советником."
"Я был бы горд возможностью служить Вам,.. мой повелитель," - прошептал Джудаель.
"Тогда, прежде чем Вы уйдете, сделайте для меня хотя бы одно," - тихо сказал Келсон. - "Благословите меня."
"От всего сердца, Сир," - с этими словами он поднял правую руку, чтобы перекрестить лоб Келсона. - "Да благословит всемогущий Господь тебя, Келсон Гвинеддский, и да позволит он править тебе честно и мудро долгие годы. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь."
"Аминь," - прошептал Келсон.
Он не смел еще раз взглянуть в глаза Джудаелю. На глаза ему навернулись непрошеные слезы, он встал, отвернулся и, задержавшись лишь для того, чтобы забрать из рук молчаливого Моргана свой меч, вышел во двор, где стоял ожидавший его приказов палач.
Прежде чем выйти на солнечный свет, он снова положил меч на сгиб руки, как если бы это был скипетр, придал лицу важное выражение и, встав перед своими офицерами, подозвал палача. Это был тот же палач, который шесть месяцев назад казнил Лльювелла Меарского, державший свой широкий, в полторы ладони, меч так легко, как будто это была рапира. Заметив сигнал Келсона, палач немедленно подошел и опустился на одно колено, положив свои крупные руки на рукоятку меча.