– Ты вернулся… Как я рада…
Пожалуй, если б не эти медовые глаза, Шут уже проклял бы весь мир, породивший столько зла и страданий. Но они сияли в самую душу и удерживали на краю бездны, что жадно разинула свое нутро, стремясь поглотить его.
Шут медленно развернул ладонь и еле ощутимо сомкнул свои пальцы вокруг запястья королевы. Он почувствовал, как торопливо пульсирует тонкая жилка под бархатистой кожей. Почувствовал тепло, исходящее от этой руки. И что-то еще, для чего столь трудно подобрать слова.
А еще он понял, что просто умирает от жажды.
– Пить… – прошептал одними губами. И спустя пару мгновений ощутил холодный край чаши у губ. Глоток воды освежил не только горло, но и разум.
Он так о многом хотел спросить, но Элея, чуткая душа, заговорила сама, отвечая на непрозвучавшие вопросы. Она рассказала Шуту все, начиная с того дня, когда Руальд нашел его в лесу, и заканчивая вчерашним приходом загадочного целителя. Шут слушал молча, время от времени он закрывал глаза, чтобы Элея не увидела в них боль, терзавшую его сердце. Он уже решил для себя, что не позволит всему этому мраку протянуть свои когти к его доброй королеве. Когда она закончила рассказ, Шут, до предела утомленный долгим мучительным бодрствованием, едва нашел в себе силы снова едва ощутимо стиснуть ладонь королевы – увы, это все, чем он мог отблагодарить свою спасительницу за заботу. Элея ни разу не упомянула о том, что причастна к его возвращению, но это было очевидно.
Он только не понял, почему ее глаза наполнились слезами: ведь сдержанная королева всегда была так скупа на выражение чувств.
Неужели обидел ее?
Но нет, обиженная Элея никогда не показала бы своей слабости и никогда не провела бы рукой по его лицу с такой неподдельной нежностью. Впрочем… она вообще не делала подобного прежде.
«Наверное, со стороны я больше напоминаю мертвеца, нежели живого человека, – подумал Шут с тоской. – Чем еще объяснить такие проявления жалости?»
– Ты устал… – королева оправила его одеяло и встала. – Да и мне пора возвращаться. Полагаю, все уже давно потеряли наследницу престола, – она печально улыбнулась. – Сегодня мне предстоит еще делить все вчерашние подарки… А это нужно сделать так, чтобы никого не обидеть. Завтра я приду навестить тебя. Возможно, даже утром или ближе к обеду. Поправляйся скорее! Мы с Ваэльей так соскучились по твоим смешным историям.
Когда она ушла, Шуту показалось, что в комнате сразу стало холодно и неуютно. Он закрыл глаза и тотчас провалился в сон.
2
Назавтра Элея не пришла. И два дня спустя тоже. А Шут не счел приличным спрашивать у наставницы – почему. Между тем Ваэлья вела себя с ним так, словно потерянного сына заново обрела, не меньше. Шута это угнетало: он не считал себя вправе быть любимым, быть радостью для кого-то. Все, что ему хотелось – просто уснуть и больше не просыпаться.
Никогда.
Еще будучи подростком, Шут всякий раз приходил в недоумение, когда слышал о людях, решивших свести счеты с жизнью. Он не понимал, как можно отказаться от этого чудесного дара, от возможности дышать, любить, созидать… Сколь бы худо ему ни приходилось, он искренне верил, что горести закончатся и солнце снова воссияет над его головой. Да, ему ничего не стоило расстроиться до глубины души и впасть в уныние, но даже самые горестные минуты не могли погасить его жажду жизни. Какая-то часть Шутова сознания всегда ухмылялась и словно бы говорила: «Э, нет, братец! Ты только притворяешься, что тебе ничего не хочется. А на самом-то деле ты слишком любишь жизнь!» И проходили все печали быстро. Бывало, сидит Шут с квашеной физиономией, а уже в следующий миг, увидев ее в зеркале, махнет на все рукой и, показав себе язык, искренне посмеется над собой.
Однако теперь он понял, что двигало теми людьми, которые отказывались от жизни.
Пустота.
Темная пустота величиной с бездну. Она поглотила его целиком, не оставив и крошечной лазейки, куда могло бы заглянуть солнце. Шут просто не понимал, зачем ему дальше жить. Он всего лишился – своего короля и места в жизни, своей Силы и даже сына. А главное – стал настоящим убийцей… Нар умерла из-за него.
Шут больше не верил, что тучи разойдутся и боги подарят ему новый смысл существования.
Ваэлья все это видела, конечно, и без устали взывала к его осознанности, напоминая, что уныние есть погибель для души. Притом погибель, не достойная мага. В перерывах между вливаниями в своего ученика супов и отваров она постоянно пыталась отвлечь его от тягостных мыслей. А на замечание об утрате Силы лишь пожала плечами и сказала, мол, это вполне закономерно, переживать не о чем – все вернется, когда окрепнет само тело.
Да он, впрочем, и не переживал. Это было так мелко по сравнению со смертью Нар и пропажей мальчика… Мысли о том, что он оказался причиной гибели их обоих, стали для Шута его кошмаром, его плахой, на которую он поднимался каждый день, стоило лишь проснуться и открыть глаза. Отвлекающие маневры Ваэльи, ее настойчивые попытки занять Шутов ум неизменными упражнениями для сосредоточения позволяли забыться на время, но это было подобно попытке удержаться на поверхности болота – только непрерывное движение позволяло избежать стремительного ухода в трясину. Стоило лишь на миг остановиться, задуматься – и конец…
Единственным, от чего удивительным образом становилось легче, стали мысли о его спасительнице. Только вот за целую неделю Элея так и не нашла больше времени заглянуть к Ваэлье и порадовать Шута своей улыбкой, похожей на прикосновение солнечного света. Конечно, она ведь не знала, что ее прихода он ждал, как засыхающее дерево ждет ливня.
Утро было хуже всего. Ночь приносила забвение, если только его не нарушали кошмары. Но они, хоть и ужасные, случались не всегда. А вот утра наступали каждый день, заставляя Шута вновь и вновь возвращаться в реальный мир, где его ждали болото и персональная плаха. А телесная немощь добавляла этой картине мрачных красок. У Шута не доставало сил даже подняться с кровати, и он сгорал от стыда, когда приходилось дергать колокольчик для вызова горничной или, отводя глаза в сторону, звать Пера – пожилого, но все еще крепкого слугу, который у Ваэльи не только выполнял обязанности кучера, но и делал по дому разную мужскую работу. В том числе этому доброму человеку приходилось таскать Шута в уборную, благо та была недалеко…
Наверное, именно поэтому, не в силах больше терпеть унижение и стыд, на четвертый день Шут попробовал встать. Кончилось это тем, что он с грохотом брякнулся об пол, не сделав и пары шагов. На шум, разумеется, прибежала матушка Кера и, причитая, позвала хозяйку. В результате, как будто ему было мало ущемленной гордости и отбитых коленей, пришлось еще выслушивать сердитые наставления: Ваэлья взяла с Шута честное-расчестное слово «не вылезать из постели, пока она сама не разрешит, и ничего страшного, Пер уж как-нибудь не надорвется».
О том, что случилось у заброшенного храма, ведунья не спрашивала. А сам он не имел достаточно решимости рассказать ей о событиях, ставших причиной гибели Нар, пропажи ее сына и его собственной странной «болезни». Ему казалось, стоит лишь начать говорить – и от падения в бездну не спасет уже ничего… ни мысли о королеве, ни мудрые слова наставницы.
И Шут молчал. Лежал, часами глядя в потолок и почти неосознанно пытаясь заново овладеть своим телом. Нет, жить-то он, конечно, не особо хотел, но оставаться беспомощной обузой считал и вовсе немыслимым. А чего же он хотел? Найти сына? Вернуть Силу и стать настоящим магом? Возвратиться к Руальду, вымолить у него прощение за все и, как прежде, быть придворным дураком? Шут снова и снова думал о том, ради чего пришел в этот мир. Какую цель назначили ему боги при рождении и отчего не забрали к себе, но руками Элеи вернули обратно?
Ведь не просто же так?
Чем больше он размышлял, тем сильней проникался убеждением, что бессмысленная его жизнь, похоже, имеет какое-то значение, скрытое от него самого. Но какое? Уж наверное не ублажение господ глупыми шутками. Да пусть даже и умными… Шутом может быть кто угодно, и господину Патрику просто повезло оказаться при дворе в Золотой Гавани. Может, права была Ваэлья, когда говорила, что ему дано больше, чем другим. Может, права была Нар, когда уверяла Шута, что он должен следовать своей судьбе мага? И, может, именно эта судьба приведет его к решению загадки?
