Все бегут домой с холодных улиц и пустых,

Значит, снова будут в моде теплые коты,

Теплые коты летят по небу облаками,

Мысли переполнены мурчащими котами.

Борис был не таким, как Степа. Юля в первый раз его увидела и даже не поняла: то ли Дарья с Аркадием ее разыгрывают, то ли ей все снится. Потому что не бывает таких мужчин. Он походил не на принца из сказки, а на умилительного дровосека или охотника — большого, лохматого, немного хмурого и серьезного снаружи, но теплого плюшевого мишку внутри. Они буквально столкнулись с ним в дверях, когда он выносил огромный ящик, полный сластей и напитков для надвигающейся ярмарки. Вокруг него копошилось множество детишек. Они кричали на все лады, смеялись и норовили тайком ухватить кусочек побольше.

Хихикнув, Юля подтолкнула одну малышку прямо под нос Борису, а сама, пока он занимался мелкой, ловко стянула пряник. Когда до него дошло, кто же зачинщик, вкусняшка оказалась почти съедена, а выражение лица Юли, что невозмутимо подпирала собой стенку, было неописуемым. У мужчины же оно быстро сменилось на испепеляющее, когда он услышал сдавленное «мяу» и понял, что половину пряника схрумкал котейка, примостившийся у ног хозяйки. Тем не менее, именно так завязалось их знакомство. Позже, сидя с ним вместе в беседке на набережной в окружении фонариков, Юля старательно пыталась себя убедить, что подмигивания Дарьи и Аркадия ей просто, черт возьми, почудились.

Метелкина оживала.

Степан полоснул ее по сердцу не хуже настоящего кинжала или изогнутого когтя. Пусть она никогда его не любила, но это фиаско означало конец не только ее отношениям, но и привычному образу жизни. Дочка богатых родителей, она всегда стремилась отгородиться от них, зарабатывать и жизнь строить сама. Будучи подростком, наивно полагала, что никто не посмотрит на ее статус и деньги, если поймут, что ей скорее ближе простой мотоцикл, чем дорогущий ламборджини. Только вот Степан вкупе с остальными парнями плевал на это с высокой колокольни. Поэтому Юля и умотала из дома: здесь никто не знает, кто она, никто не видит трясущих золотыми цепочками призраков прошлого. Люди иногда страшнее животных.

Ее верный Барсик иногда может впиться в ногу, но вот ранить душу — никогда. Наоборот, понимающе ткнется мордочкой в колено и промурчит что-то на своем кошачьем языке. И на Степу он иногда шипел, демонстративно подняв хвост. Надо было слушать Барсика вместо того, чтобы засыпать в арендованной квартире в незнакомом городе в обнимку с теплым котом и надеяться, что завтра, как в старой песне, будет лучше, вчера.

Когти могут впиться в ногу, но нога-то ведь не сердце,

Кошки так не ранят, как людишки иногда,

Теплый кот меня утешит, ляжет на больное место,

И усну я, обнимая теплого кота.

Он был полицейским до мозга костей. Хоть в жару, хоть в холод — выйти, сделать обход, проверить, нет ли в округе нарушителей — и так по кругу каждый день.

Оставалось одно лишь «но». Он не любил котов. Совсем. Нет, он не собирался запирать в участке каждого встречного котейку, но… Стоило Юле появиться в поле зрения вместе с Барсиком, как он начинал заметно нервничать, трясти коленом и отводить взгляд, закусив губу. Или же просто зарывался в отчеты, едва ли не устроив себе из них норку. Котов он не боялся (а что? Бывает и такое), аллергии тоже. Тогда что же с ним не так? Юля даже пробовала заговорить с ним на эту тему, однако он каждый раз отшучивался.

Но Юля была бы не Юлей, если бы не провела собственное расследование. Итак, вердикт оказался чертовски прост: он до жути боялся стать домашним. Просто привык, что вот здесь есть участок, есть холостяцкий дом и этот маленький город, который никогда его ни к чему не обязывал, кроме работы.

Юлию это не остановило. Поэтому сейчас она и торчала в ледяном плену вместе с Барсиком, Дарьей и Аркадием. Возможно, помощь в этот раз оказалась слишком навязчивой. Борис больше не звонил, не писал за этот день. Может, забота и правда чересчур навязчива? Может, это прихоть маленькой золотой девочки?

Некоторые знакомые не без издевки называли ее женщиной-кошкой: мол, та тоже гуляла сама по себе. А Юле казалось, что лучше водиться с собственным котом, чем с кучкой якобы друзей, которые в свободное время обсуждают, кого развели на деньги в этот раз. Нет, Метелкина святой — упаси Господи! — себя никогда не считала. Были и романы, и кутежи, и жалкие попытки шантажа, которые в шестнадцать лет казались хитроумными. Только после пары ожогов поняла: в мире человечьем все вещи до чертиков переменчивы. А ее верный Барсик всегда рядом. Не хуже (а может, даже лучше) любого пса.

И Борис тоже. Даже без котов.

Будем гладить всех мурчащих, теплых, сонных, настоящих,

Запуская руки в меховые животы,

Переменчивы все вещи в странном мире человечьем,

Постоянны мягкие мурчащие коты.

Внезапно машина резко затормозила, и Юля едва не въехала лбом в стекло. Барсик раздраженно мяукнул из-под полы пальто.

— Эй, приехали! — прокричал Аркадий, нарочито громко хлопнув ладонью по приборной панели.

— В смысле? — Метелкина не нашла в себе сил ни на что, кроме безмозглого хлопанья ресницами. — Я ездила сюда сто раз, мы даже половину пути не проехали!

— А мы и не проехали, милочка, — едко фыркнул Воронцов и бросил раздраженный взгляд в окно. — Мы застряли, и это нам еще повезло, что трактор не решил, будто это конечный пункт в его жизни, и не заглох навсегда. Так что, да, теоретически — мы приехали.

Юля на некоторое время выпала в осадок вместе с нежданно замолчавшим Барсиком.

— И… — она вопросительно приподняла бровь, — что прикажете делать?

— А черт его знает, — махнул рукой Аркадий и, кажется, выругался сквозь зубы. Сдержанно, разумеется. Статус и присутствие жены не позволяют. — Выкапываться будем. Наверное. Эй, стой, куда ты?..

Он не успел договорить, как Юля кошкой выпорхнула из машины, на секунду исчезла из поля зрения, а затем сзади раздался хлопок. И его виновницей определенно была Метелкина.

— А ну верни лопату, это собственность города!

Дарья оказалась проворнее и злее своего супруга. Она уже стояла перед Юлей, уверенно сжимающей лопату в тонких руках, и едва держалась, чтобы самостоятельно не вырвать ее у Метелкиной из рук.

— Если на то пошло, я тоже собственность города, а собственность собственности — рознь! — выкрикнула Юля и так тряхнула будущим орудием избавления, что выскочивший на улицу Аркадий попятился. — И вы не правы, до отделения осталось немного, я не слепая и в маразм еще не впала. Оставайтесь здесь, я сейчас прорублю себе дорогу, вызволю его, и мы вместе что-нибудь придумаем. Хорошо?

Ответа не потребовалось. Юля уже развернулась и, тряхнув выбившимися из-под капюшона волосами, прошествовала вперед, звучно опуская лопату перед собой: прорубала снег и лед. Докричаться до нее не оставалось ни малейшей возможности, да и не повернула бы она. Растерянные Воронцовы, взявшись за руки, застыли посреди снежного бурана. Первой тишину нарушила Дарья.

— Трактор ведь не сломан, верно?

— Еще как, милая. Успела телепаткой стать? — уголок его губ дернулся в доброй усмешке.

— Не отрицай, я слишком хорошо тебя знаю, потому мы и идеальная команда, — Дарья послала в сторону супруга красноречивый взгляд. — Ты ведь не мог просто так завести меня черт-те куда и заставить ждать эвакуатор?

— Конечно, нет. Надейся, что мои планы никогда не выйдут из-под контроля, — он приобнял Дарью за плечи. — Иначе мы быстренько примем на себя роли Красной шапочки и Серого волка, чтобы найти бабушку, которая отвезет нас обратно. А теперь поехали домой, у меня уже пальцы скоро на Олафа будут похожи.

Засмеявшись, Дарья утянула его в трактор. Подождав некоторое время, пока Юля пропадет из зоны слышимости, Аркадий завел транспорт, и он, кряхтя, потащился по дороге. Воронцова с предвкушением смотрела в окно: дома-то она точно узнает, какое благое дело задумал ее муж на этот раз.

***