Ники в своем кресле заливисто рассмеялся, барабаня пухлыми кулачками по столику, и залепетал, что стало сигналом для продолжения борьбы с кашей.
— Давай, малыш, за дядю Алекса…. за дядю Джона…., — спустя еще полчаса, когда Джексон добрался поименно до сотрудников юридического отдела своей компании, последняя ложка была, наконец, победно впихнута в Ники, а его уставший, но невероятно гордый собой родитель откинулся на спинку стула.
Если честно, Джексон и подумать не мог, что будет так сложно. Нет, конечно, он отдавал себе отчет в той ответственности, которую они с Шином берут на себя, решив завести детей. И наивностью тоже особо вроде не страдал, полагая, что все младенцы сплошь розовощекие ангелочки и какают сахарной ватой. И все-таки было тяжело, особенно первые месяцы, даже не смотря на помощь няни, советы матери и километры прочитанной литературы для молодых родителей. Это с виду Джексон казался уверенным в себе на все двести процентов, и подгузники менял с такой мастерской легкостью, будто финансовые отчеты подписывал, а внутри-то все тряслось, млело, бледнело и было готово вот-вот позорно грохнуться в обморок каждый раз, стоило Ники начать громко плакать.
Но кто-то из них двоих должен был стать флагманом спокойствия, а так как Джексон обладал врожденной непрошибаемостью, роль хладнокровно-флегматичного родителя ему подошла как нельзя лучше. Потому что он все равно видел, как сильно волновался Шин, как в первое время даже подходить к Ники боялся, не то, что купать его или переодевать. Шину нужен был рядом кто-то, кто решит все проблемы молча, не подзуживая или читая нудные нотации, и Джексон этим кем-то был. Отодвигал мнущегося над сыном мужа одним хорошо отработанным движением, уверенно заявлял: «Ща все будет», и успокаивал, переодевал, мыл, кормил и тд по списку. Откуда в нем это умение управляться с ребенком не хуже профессиональной няни, Джексон не знал, наверное, тоже врожденное.
Пухлые щечки Ники надулись, когда он смешно зафырчал, а после маленький рот широко открылся и вся несчастная каша потекла по подбородку на симпатичный фиолетовый слюнявчик, подаренный тетей Эвой. Джексон, до этого с неприкрытым умилением наблюдавший за, как ему казалось, сытым сыном, хлопнул себя ладонью по лицу и, запрокинув голову, обреченно прикрыл глаза. Сил, наблюдать за тем, как все его часовые труды стекают Водке под хвост в прямом смысле этого слова, не осталось.
— Ники! — в голосе подскочившего к ним Шина умиление боролось с возмущением, но Джексон только махнул рукой.
— Умой его, а я приготовлю смесь. Покормим на улице, — если, конечно, сын не решит плеваться в прохожих. А еще нужно взять дополнительную пачку влажных салфеток — риск быть атакованным едой до сих пор оставался велик.
Джексон поднялся со стула, похлопал Шина по плечу, случайно вытирая об него испачканную в каше ладонь, и побрел в ванную, на ходу стягивая грязную футболку. Господи, да ему за прошедший год переодеваться приходилось даже чаще, чем Ники. Но что ни сделаешь ради любимого сыночки.
========== Часть 22. Bonus story ==========
— Что это?! Что ЭТО, я вас спрашиваю?!
Четыре абсолютно разных по эмоциональной окраске лица склонились над открытым багажником. Потом первое, перестав, наконец, брезгливо морщиться, отпустило зажатый тонкими пальцами нос, отвернулось и несколько раз со свистом втянуло воздух. Ибо пованивало.
— Дичь, — невозмутимо заметило второе лицо, выражавшее смесь крайней степени любопытства и безуспешных попыток сохранить хоть какое-то подобие строгости.
Две оставшихся физиономии виновато сопели и уныло пялились в темные недра багажника, не смея поднять глаза, так как оное означало немедленную и кровожадную расправу от рук первого.
— Дичь?!
Встретив метнувший молнию, копье, нож и прочие предметы, вызывающие колото-резанные раны, взгляд мужа, Джексон с такой силой сжал губы, что кожа вокруг рта стала белее снега, но сдержать рвущийся наружу булькающий хохот это не помогло, и через несколько мгновений улица огласилась раскатистым, совершенно бессовестным ржанием.
Шин веселье второй половины не оценил и, повернувшись всем корпусом к старательно изображавшим безмолвные статуи драгоценному сыночке и его не менее драгоценному дружку, по иронии судьбы (не иначе) являвшемуся их крестником, сердито упер руки в бока. Взметнулись полы алого шелка, сдвинулись грозно чернявые брови. Статуи не шелохнулись, только усерднее стали гипнотизировать собирающихся над содержимым багажника мух.
— Как эта… прости-господи, ДИЧЬ, оказалась в МОЕЙ машине?!
— Слу-случайно…
Едва успокоившийся Джексон, услышав невнятное бормотание сына, опять хрюкнул, но в этот раз смех пришлось сдержать: если бы Шин мог убивать взглядом, вокруг машины уже валялись три бесславные кучки пепла.
— Что? Что ты сказал? Повтори-ка… Случайно?!
Ники неуверенно кивнул, а топчущийся на месте рядом с ним Маки усиленно делал вид, что он-то, собственно, вообще ни причем, так, просто мимо проходил и самоотверженно решил не бросать лучшего друга в беде. Да и небо вон какое красивое, голубое, воробьи за корку хлеба у мусорных баков так захватывающе дерутся, а баки, баки-то — ну ни дать, ни взять произведение ландшафтного дизайна, высочайшая ода гранжу и авангарду!
— То есть, ты хочешь сказать, что вот ЭТО неким волшебным образом вдруг СЛУЧАЙНО появилось в багажнике? — указательный перст свирепо ткнул в жужжащую стайку.
Ники опять кивнул, а Маки, уловивший исходящую от обманчиво спокойного и вкрадчивого голоса угрозу, поспешил пихнуть сообщника под ребра: пусть придумывает оправдания пореальнее; и снова сделал вид, что очень занят гладиаторской схваткой воробьев.
Джексон, не устрашившись распространяющегося аромата свежеизготовленной тухлятины, заглянул в багажник поверх головы мужа на то самое ЭТО и хмыкнул. На темно-сером сукне обивки распростерлась источавшая не самые аппетитные запахи туша того, что, вероятно, (судя по от торчащим из пасти бивням) было когда-то кабаном. Обычным диким кабаном. Или кабанихой. Определить гендерно-половую принадлежность выше обозначенной дичи не представлялось возможным ввиду нанесенных ей тяжких телесных повреждений.
Нежные деточки, усиленно раскаивающиеся в содеянном, то бишь в дорожно-транспортном происшествии, повлекшем за собой трагическую гибель представителя местной фауны, стояли смирно под жгущим напалмом родительского возмущения взглядом Шина и продолжали молчать. Ясность на горизонте замаячить не спешила.
— Нет, Джексон, ну, ты только глянь на них: святая невинность во плоти!
Джексон глянул: два нашкодивших засранца, покрытые пубертатными прыщами, и надо же — беспощадные враги всех диких кабанов. Их бы пожалеть и отпустить, но родительский суд не терпит сентиментальных отступлений.
Шин сделал очередной глубокий вздох и прикрыл глаза, сжимая переносицу двумя пальцами, прежде чем задать сакраментальный вопрос. Разъяренный, он был похож на огненную фурию, и Джексон начинал всерьез сомневаться в мирном урегулировании столь острого конфликта.
— Я не спрашиваю, почему вы взяли МОЮ машину без спроса, я не спрашиваю, почему вы не брали трубки и пропали на всю ночь, наплевав на нервы родителей, — тут можно было бы добавить про «мы все больницы, все морги обзвонили, все спасательные службы на ноги подняли, вертолеты запустили!!!», Шин, науськиваемый Алексом, еще мэра и начальника полиции разбудить порывался, но Джексону с помощью Джона удалось заставить обоих кудахчущих не хуже наседок папаш уверовать в то, что дети вернутся к утру, дело ведь молодое, юное… Дети и правда вернулись, только не одни, а в очень интересной компании.
— … Я не спрашиваю, почему вы оказались за пределами Манхэттена. Я не спрашиваю, как вас занесло в Хай Рок Парк, — Шин выдохнул и изящным жестом смахнул со лба несуществующую каплю пота, а после набрал воздуха в легкие, чтобы бойко продолжить. — Я всего лишь спрошу…. КАКОГО ЧЕРТА ВЫ СБИЛИ КАБАНА И ПРИТАЩИЛИ ЕГО СЮДА???
