– А сигареты? – спросил у него Женя.
– На какие… шиши?
– А у тебя сигарет сколько? – решил уточнить Женя.
– Пять пачек, – заглянул в свою сетку Диман.
– Это мало. А Коляну? Он же тоже курит, – сказал Зуб.
– Сейчас докупим, – сказал Женя и остановился у киоска.
– Десять пачек «Примы».
– Эти положим Михалычу, – решил Зуб. – А твои – Коляну,
– повернулся он к Диману. – У тебя что?
– Болгарские…
– Две пачки чая – это мало, сказал вдруг молчавший до сих
пор Костик.
Все посмотрели на него.
– Там же чифир пьют… вместо наркотика. И друг друга угоща-ют… – пояснил он. Ребята остановились, переглянулись и схвати-лись за животы. Смеялись до слёз.
Только Костик не смеялся. Смотрел на них и хлопал своим
длинными ресницами.
– Ну, ты даёшь… – выговорил, наконец, Диман.
– У тебя сколько ходок было? – поинтересовался Женя.
– Может, ты – вор в законе, а мы и не знали? – съязвил Зуб.
– Слышал… во дворе …в беседке говорили, – ответил смущённо Костик.
– Ты попал в плохую компанию, – сказал Женя серьёзно.
Опять засмеялись и пошли дальше.
– Ребят… а Костик-то прав… – сказал потом Диман. – Надо бы
докупить. Скинемся?
Скинулись. Даже Костик добавил…
Сквер.
Сидели в скверике на скамейке. Молчали.
– Плохо, – вздохнул Диман. – Гудеть Михалычу ещё целых
пять лет… Я бы удавился…
– Хорошо Коляну повезло… выйдет скоро, – сказал Зуб.
93
– Повезло? Михалыч всё на себя взял, – сказал Диман. —
И нас они не замазали…
– Глупо как-то всё получилось… – сказал Женя.
– А ты думал… так и бывает… – вздохнул опять Диман.
– Я хотел сказать… давно… Вы не знаете… – замялся Зуб.
– Чего это мы не знаем? – спросил Женя.
– Если бы в тот день не Костик… Ну, когда задержал нас с Диманом… У меня в сумке… была одна вещь… Когда они всех
шмона- ли… Сегодня вы бы и мне передачу несли…
Все посмотрели на Костика.
Костик, как всегда, смутился. Дошли до перекрёстка, остановились.
– Ладно, – сказал Костик. – Разошлись. Мне домой…
а то мать заругает…
Дом деда. Кабинет деда
…Дед сидел дома, в своём кабинете, и смотрел по телевизору
похороны Брежнева. Трубка у него то и дело гасла, и он не всегда
это замечал.
Женя стоял рядом с ним и тоже смотрел. Потом потянул его
за рукав:
– Дед, а дед…
Дед словно не слышал его. Качал головой, попыхивал погасшей
трубкой.
– Дед…
– Что тебе? – наконец откликнулся он. – Меня комиссия
признала не годным…
– Какая комиссия?
– Военная… призывная…
– Да? – не очень естественно удивился дед. – И что ты хочешь? Чтобы тебя по блату признали годным?
– Нет… Но я-то знаю, что здоров…
Дед пожал плечами, стал раскуривать трубку, делая вид, что его
больше всего интересует телевизор и речь будущего генсека.
– Твоё дело, – наконец, сказал он. – Решай свои проблемы
сам. Здесь я ничем тебе помочь не могу… Понял?
– Понял. Но… даже Костика признали… А меня – нет…
– Какого такого Костика?
– Нашего… из спортивной секции… Его даже сначала в секцию
94
не брали…
Дед встал, направился к письменному столу.
– Они отслужат, вернутся и вне конкурса смогут поступить
в любой институт… если захотят. А я…
Дед удивлённо посмотрел на него.
– А что ты? Ты уже поступил, вот и учись.
– Знаешь, дед… ты только не сердись, ладно? Я тебя очень прошу…
– Ну… – Я же не хотел в наш… поступать, ты же знаешь… Что, мне потом в клубные работники идти?
Дед сел за стол.
– Опять тебе неймётся? Что ещё задумал на нашу голову?
– Я ради вас поступил… понимаешь..? Куда я хотел, вы не пустили…
– И правильно сделали. Куда тебя, дурака непутёвого, одного…
от дома? Сам скажи. Ну? Если честно…
Женя молчал. Наверное, соглашался. Потом сказал:
– Дед, не сердись, договорились? Давай, я перейду на заочный
и пойду работать.
– И что дальше?
– А дальше… Наберу стаж и поеду в Москву… Ну, дед, я очень
хочу… понимаешь?
– Не понимаю и понимать не хочу, – спокойно сказал дед.
– Запомни: оставишь институт – ни по одному вопросу ко мне
не обращайся. – И крикнул вдруг: Где ты будешь работать? Кем?
Как? – Стал раскуривать трубку. – Иди, я занят. Куда только твоя
мать смотрит..?
Женя вышел.
Дом деда. Комната Жени. Мансарда.
…Он лежал в своей комнате на кушетке лицом к стене, когда дверь
осторожно скрипнула.
– Женечка, у меня в холодильнике были пирожки.., – неуверенно начала Ангора…
– Какие пирожки?
– С мясом.
– Я их съел, – пробурчал Женя.
– Все?
– Все. А что?
95
– Ничего… Я так… Но… целое блюдо?
– Ангора, ты не знаешь? Я военную комиссию не прошёл. Врач
сказал… что мне питание нужно… усиленное… Вот я и съел… целое
блюдо.
– Хорошо… хорошо… Я рада, что съел. Хочешь, я сегодня ещё
напеку?
– Нет уж… спасибо… объелся…
– Ладно.., Женечка, как захочешь, скажи…
Закрыла дверь. И тут же снова заглянула:
– …А блинчиков?
Цеха мебельной фабрики. Лестничные пролёты.
– Нам такие ребята как раз нужны… – говорила Жене начальник отдела кадров, полная, сильно накрашенная женщина, когда
они шли через всю мебельную фабрику к лестнице на второй
этаж, где находился кабинет директора.
Гул станков не давал услышать, что она ещё говорила (а говорила она без остановки), и потому до слуха Жени доходили лишь
случайные обрывки: «…А то приходят… смотришь потом… директор
Семён… А что делать..? Один раз даже»…
Время было раннее, и потому все, кто шёл навстречу, здоровались и перебрасывались друг с другом неслышными словами.
Иногда – просто жестами.
Когда поднимались по лестнице, она все ещё говорила:
– Семён Михайлович, пока не увидит сам, не посмотрит в глаза, никого не принимает… даже новичков вроде тебя… Он очень занят, но время всё равно найдёт…
Кабинет директора мебельной фабрики.
Когда они вошли к нему в кабинет, Семён Михайлович пил чай, макая в него сушки.
Он действительно долго смотрел Жене в глаза, продолжая ма-кать сушку в чай, сделал пару глотков, потом сказал:
– Подойдёт. Давай подпишу. Прикрепи его к… Маркелову.
Пусть учится…
И опять занялся чаем.
Дом деда. Комната Ангоры.
96
…Мать мерила Ангоре давление.
Дед нервно ходил из угла в угол с погасшей трубкой во рту, вздыхал, бормотал про себя что-то непонятное. Время от времени
подходил к кровати, останавливался.
– Сколько?
– Двести десять на сто сорок.
Дед опять принимался ходить. Ангора следила за ним взглядом, и
когда он оборачивался к ней, говорила с трудом:
– …Мне уже лучше… Успокойся…
Когда же он отходил от неё, шептала дочери:
– …Извинись перед отцом… слышишь..? Он же о тебе думает…
о внуке…
Внук, виновато опустив голову, стоял у окна и поглядывал
через открытую дверь в комнату, где лежала бабка.
Дед в очередной раз подошёл к кровати.
– Что будешь делать? Скорую вызывать?
– Нет, не надо. Сделаю укол… Аритмия уже слабее… – встала, прошла на кухню.
Дед, проходя мимо Жени, сказал:
– Всё из-за твоих номеров, видишь? – и пошёл в кабинет.
– Женечка… – позвала бабушка. – Женечка…
Он подошёл к ней.
– …Дед тебя любит больше всех… Не спорь с ним…
Послушайся… сынок… Зачем тебе работа? Учись пока…
Зашла в комнату мать со шприцем.
Женя вышел.
Гараж.
…Он с трудом повернул ключ в ржавом висячем замке, открыл
дверь гаража и вывел мотоцикл. Повозившись недолго, выехал со двора на улицу и неторопливо покатил в сторону музыкальной школы.
Улица перед музыкальной школой.
