Миша, не отрывая взгляд, сунул веник куда-то в сторону и подался вперёд. Так мы и стояли, смотря друг на друга, в двух одинаковых шапочках и одних трусах на двоих.

С каждой секундой меня охватывало всё большее волнение и жар. Лицо «медведя» было всё ближе и даже немного расплывалось и двоилось. Я дотронулся ладонью до его огромного плеча, усыпанного светлыми мелкими родинками, и прерывисто вздохнул, прикрывая глаза.

— У меня голова кружится, — пробормотал я и облизал пересохшие губы. — Кажется, я сейчас умру.

— Зáюшка, — умилëнно пробормотал Миша и наклонился ближе, случайно прикасаясь своей дубинкой к моему бедру, но я упëр ему ладонь в грудь.

— И тошнит, — выдохнул я прежде, чем сорваться прочь, зажимая рот рукой.

Не обращая внимания на стояк, оттягивающий влажные трусы, я проскочил предбанник и почти вырвался на спасительную прохладу. Затем в голове резко потемнело и, судя по звукам, кто-то упал.

Ëлки-иголки, неужели я?!

========== Часть 5. Из глубины души ==========

Давно мне не было так хорошо!

Тихо, тепло, спокойно…

Я лежал на чём-то мягком, под чем-то тëплым и возле кого-то большого и надëжного.

Расслабленное чувство безопасности и тягучей неги морской волной протекало по телу.

Как же хорошо…

Раздался тихий блаженный стон. Да-а, это я… Кайфую…

Послышался скулëж и радостный стук хвоста о пол. Хм-м… Это тоже я? Мне, конечно, хорошо, но всё-таки не до такой степени.

— Тузик, отвали! – я услышал, как Миша шикнул на своего питомца, и улыбнулся. Интересно, пёс послушается?

Постель заходила ходуном, и рядом со мной шустро прополз кто-то меховой и хвостатый. Наглый хаски напрочь проигнорировал хозяина и залез на кровать.

Минуточку. Кровать?

Я распахнул глаза и понял, что меня прижали к бревенчатой стенке с сухим колючим мохом в стыках. На краю кровати, едва помещаясь, лежит Миша, а между нами втëрся счастливый Тузик.

Не заметив, что я проснулся, Миша попытался тихо и незаметно спихнуть хаски на пол тем же путём, что он приполз, но Тузик так же бесшумно сопротивлялся и пытался втиснуться между нами ещё плотнее.

Я прочистил горло, привлекая внимание, и на меня уставились четыре глаза трёх разных цветов: светло-карие Миши и голубой с янтарным Тузика.

Человек и пëс синхронно моргнули.

– Привет, – я осмотрел «медведя», лежащего совсем рядом, и залюбовался его добрыми чертами лица. Поддавшись порыву, я протянул руку и провёл по старому шраму, «разрубающему» каштановую бороду.

— Доброе утро, Вань, – он мотнул головой и мазнул по моей ладони поцелуем. Волна утреннего наслаждения прокатилась по моему телу ещё разок. Может, мой утренний кайф был вызван присутствием Миши?

Тузик, увидев, что тут раздают тактильные плюшки, решил поучаствовать в процессе и восторженно полез к нам лизаться, за что и был немедленно спущен на пол.

Я лениво наблюдал за наводящим порядок Мишей и слабо улыбался. Сегодня он надел домашний мягкий костюм серого цвета. Вроде ничего особенного, просто свободные штаны и толстовка, но он стал выглядеть помолодевшим лет на пять. И несмотря на первые лучи солнца за окном, а значит, сейчас около девяти утра, он уже бодр, свеж и пахнет зубной пастой.

— Я вернулся, — отрапортовал он, снова поворачиваясь ко мне и стараясь игнорировать Тузика, который бодал его в спину. — Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?

Воспоминания о вчерашнем дне стукнули по макушке. Тузик со своим фетишем на белок, спонтанная игра в снежки, адский жар бани, влажные шлепки веника, тошнота и… и всë. Ëлки-иголки!

— Только не говори, что я заблевал тебе весь участок, – попросил я, прикрывая глаза от стыда. И даже под закрытыми веками я видел позорную картину: вот я, зажимая рот рукой и бешено вращая глазами, вырываюсь из парилки. Красный, распаренный, с прилипшими берëзовыми листочками в самых неожиданных местах. Вставший член норовит сделать дырку в трусах. Добежать до выхода я не успеваю и растягиваюсь в предбаннике на плетëных ковриках.

Это полный, не ругаться бы, конфуз!

— Нет, конечно, нет. Не думай об этом, — слишком уж поспешно отозвался хозяин дома. — Просто ты перегрелся. Такое бывает даже с опытными людьми. Сосуды — дело такое. Не надо было так резко вставать с кутника… Как ты сейчас? Голова не болит?

— Нет, – ëлки-иголки, если я ещё хоть раз пойду в баню, то буду сползать с этого кутника со скоростью улитки! Мне-то показалось, что во мне что-то изменилось, и даже кровь развернула своë русло, а оказывается, это сосуды взбунтовались. — А потом?

— А потом я принёс тебя в дом и всё. Ты пришёл в себя, попил воды и даже почистил зубы. А потом почти сразу заснул. Не помнишь?

— Смутно.

Я молчал, не зная, как спросить. Наверное, «Миш, а мы, случаем, не потрахались? А то люблю я, оказывается, в бессознательном состоянии ноги раздвинуть» прозвучит грубовато?

— Я спал на диване. Сюда пришёл десять минут назад, — будто прочитал мои мысли Миша и я перевёл дух. «Медведь» скользил по моему лицу нечитаемым взглядом, и я кожей чувствовал исходящую от него нежность.

– Что?

— Ничего.

— А чего так смотришь?

— Любуюсь… – я смущëнно опустил веки. Приятно, ёлки-иголки! — … и очень хочу тебя наконец-то поцеловать, — его зрачки потемнели, а жадный взгляд остановился на губах.

— Так поцелуй, – мой голос охрип от мгновенно вспыхнувшего желания и тяги.

Конечно, хорошо Мише говорить о поцелуях после того, как он умылся и почистил зубы. А я вот хочу в туалет, попить и, конечно, тоже воспользоваться зубной щеткой! Но целоваться хотелось ещё сильнее. Что в этом громиле такого, отчего я таю перед ним, как мороженое в жаркий день?

— Я жду, — пробормотал он, обнимая меня своей лапищей за поясницу и придвигая ближе.

— Ч-чего?

— Чего-нибудь. Того, что в очередной раз не позволит мне прикоснуться к твоим губам, – он наклонился ещë чуть ближе. — Ты то чихаешь, то сознание теряешь, то ещё что-нибудь происходит, — пояснил он хрипло и замер в опасной близости, почти касаясь меня кончиком носа.

А ведь и правда! Мы вьëмся вокруг друг друга и даже уже потрахались, но так и не поцеловались. Обычно всё наоборот. Вот всë с этим зверюгой не как у людей!

Время замерло. В тишине раздавалось только наше потяжелевшее дыхание.

— Вроде тихо, – пробормотал я, снова запуская пальцы в его бороду и перебирая жëсткие волоски.

— Кажется, да… Тогда могу я уже…? — спросил он и прижал меня ещё крепче. А я просто поплыл, чувствуя его бугор ниже живота даже через разделявшее нас одеяло.

— Д-да…, — выдохнул я в предвкушении и прикрыл глаза. Надеюсь, что прикрыл, а не закатил.

Тузик, умный пëсик, чтобы не мешать нам, сорвался с места и куда-то ускакал, цокая когтями о пол, но это малозначительное событие промелькнуло где-то на периферии моего сознания.

Я почувствовал желанные губы Миши совсем рядом, почувствовал его жар, но он медлил. Передумал?! Неужели всё-таки дело в моем дыхании? Я распахнул глаза, пытаясь определить причину заминки.

— Баба Вера, — выдохнул мне в губы «медведь» и обречëнно закрыл глаза.

— Ваня, — поправил его я и нахмурился. Томно сказанное перед поцелуем имя соседки может иметь разные причины, но я не знаю ни одну приятную.

— Да нет, я имел в виду… – начал Миша, но я уже и сам услышал хруст снега с улицы.

— Ей, хозяева! Есть тута кто? — раздались старческий, но бодрый голос и стук в дверь.

— Давай не будем открывать? – попросил я, всё ещё мечтая о поцелуе, но чувствуя, как внутренний пожар утихает. — Подумает, что никого нет, и уйдет.

— Никаво нету, што ли? — раздался задумчивый голос и снова хруст снега. Я подмигнул «медведю», намекая на то, что я гениален. — А-а, Тузичка! Привет-привет, псина блохастая! Значится, дома Миша-то… А я ужо чуть было домой не почапала… Тузичка, веди в дом, я тебе косточек сахарных принесла!

— Надо встретить. А то нехорошо. И кости куриные она вечно приносит, а собакам нельзя трубчатые, – пояснил Миша и извиняюще посмотрел на меня. – Прости. Мы всё наверстаем, – он легко прикоснулся губами к моему лбу и поднялся с жалобно скрипнувшей кровати. Ну… это был не уносящий на небеса поцелуй, конечно, но тоже приятно, ëлки-иголки!