– Че не ответил?

– Сидел, спрашиваю, зачем?– Санька почти физически ощущал на себе упорный взгляд девушки. Он не понимал, зачем ей это, но чувствовал, не ответить нельзя.

– Я боялся, ты не вернешься.– сказав правду, он почувствовал облегчение, уже оттого, что юлить больше не надо.

– С чего ты решил, что я не вернусь?

– Юлька говорила.– Санька начал припоминать вечер двухнедельной давности, – или не говорила?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Не-е-т.

«Че я тупой то такой,– мелькало в голове парня, -ну, че я тупой-то!»

– Ладно Саш, иди,– Тамара открыла калитку,– мама наверное волнуется.

– Том, а ты завтра придешь?

– Приду.

4

Фаине Андреевне не спалось, известие соседки бабы Кати встревожило женщину. Версию о домушном воришке женщина отвергла сразу, воровать особо не чего. А что у дочери появился поклонник, причем настойчивый, все-таки две недели, как-то взбудоражило, стало неспокойно на душе.

До безумия любя свою дочь, только в ней сосредоточив весь смысл своей жизни, женщина, тем не менее, очень осторожно относилась к воспитанию ребенка, стараясь насколько возможно меньше вмешиваться в личную жизнь дочки, всегда терпеливо ожидая, когда девочка сама захочет поделиться теми или иными своими радостями, проблемами. Тамара практически не сталкивалась с категорическими запретами и отказами, в крайнем случае, общее компромиссное решение после разговора на равных. И лишь однажды, когда после травмы позвоночника врачи серьезно посоветовали, чтобы девочка прекратила заниматься художественной гимнастикой, мать приняла их сторону, не смотря на то, что это был просто совет, и девочке пророчили блестящее будущее гимнастки.

В свои неполные четырнадцать лет Тамара стала кандидатом в мастера спорта, а впереди целая вечность, даже по спортивным меркам и, на тебе! Из-за пустяковой, как ей казалось, травмы все бросить? Впервые Фаина Андреевна ощутила обратную сторону своего воспитания. Привыкшая с раннего детства все решать за себя сама, девочка восприняла этот запрет как предательство со стороны самого близкого человека, от которого никак не ожидала, мамы. Тамара замкнулась, тихонько забившись в свой уголок у окна, днями смотрела на облетевший тополь и, такое совсем не детское выражение обреченности и равнодушия было в этом взоре что, матери стало страшно, реально страшно,– «как птичка в клетке».

_- Доченька, родная моя, давай поговорим, ну, пожалуйста, я прошу тебя,– женщина попыталась обнять девочку, но чувствуя, как та напряженно сжалась, поспешно убрала руку,– понимаешь, спорт не самое важное в жизни, не самое.

– А что важное?– Даже не взглянув на мать, спросила девочка.

– Для меня ты. Я не могу допустить, чтоб ты стала инвалидом, пожалуйста, пойми.

–Мама, а ведь это ты привела меня, ты сама!– Дети порой сами того не ведая бывают жестоки, – может ты забыла?

Так или иначе, но девочка была права. Когда дочери исполнилось шесть лет, видя врожденную гибкость и музыкальность дочери, Фаина Андреевна сводила ее на соревнования по художественной гимнастике среди детей, проходившие в городе каждый год осенью, с умыслом, если дочурке понравится, предложить позаниматься, уж очень нравился ей этот вид спорта. Тамаре понравилось, и она с радостью согласилась на предложение.

– Тогда тебе надо было, а теперь, когда стало не надо, запретила.

– Тамара, что ж ты говоришь такое! Мне надо? Ты ведь сама захотела!– Обида шевельнулась в душе матери. Но и доля правды была в упреке девочки, в честолюбивых мечтах Фаина Андреевна видела свою дочь мировой знаменитостью, именно как спортсменку.

– Вот, я и сейчас хочу, очень хочу, а ты запретила! Никто другой, а ты! Мама понимаешь, ты! Я считала тебя самой лучшей, даже лучше Марины Павловны, а ты! Ты!…

– Тамара,– только и смогла промолвить женщина. Ее, родную мать, сравнивают с чужой женщиной, пусть даже тренером! И дочка считает ее главной, даже единственной виновной в этой беде! И такое отчаяние охватило женщину что, низко опустив голову, чтобы спрятать навернувшиеся слезы, медленно пошла к выходу из комнаты, и, как последний, безжалостный толчок в спину, фраза, – «меня на Союз брали».

Закрыв дверь в спальную, женщина в бессилии опустилась на кровать.– «Что делать, что же делать?– мучительно спрашивала себя,– скорей бы Сергей пришел, может придумает что». Слегка успокоившись, стала ждать. Муж пришел пьяный.

Мрачные воспоминания Фаины Андреевны, прервал звук открываемой двери. Осторожно, стараясь не шуметь, Тамара проскользнула в свою комнатку, быстренько

переоделась в ночную сорочку зябко поводя плечами, собралась лечь в кровать.

– Тома, ты бы поела,– окликнула мать,– с дороги не кушала.

– Ой мам, я тебя разбудила?– частыми шажками, Тамара вбежала в небольшой зал, служивший и спальной матери, юркнула под одеяло. Немного покрутившись, устраиваясь поудобней уткнулась носом в шею матери, и затихла. «Как в детстве,»– мелькнуло у женщины, и счастливо улыбаясь, обняла дочь, -роднулька моя.

– Я тебя разбудила?

– Нет, мне не спалось. – Выдержав небольшую паузу спросила;– Ты с охраной?

Тамара еще плотнее прижалась к матери.

– И кто он?

– Мой одноклассник, Одинцов.

– Он тебе нравится?

– Мам, ты меня не спрашивай пока, ладно?

– Хорошо дочь. Может, поешь?

– Не хочу,– Тамара медленно поднялась с дивана,– пойду спать, спокойной ночи мам, я тебя очень люблю.

– Спокойной ночи дочура, я тебя тоже очень люблю.

Чмокнув мать в щеку, девушка ушла.

«Слава богу, оттаяла дочка,– то чего больше всего боялась Фаина Андреевна, миновало, Тамара, как и ранее, еще до тех мрачных дней, стала доверительно относиться к матери, делиться своими радостями и неприятностями, как с самым близким человеком, мать это чувствовала,– «эх Сергей, Сергей, все променял на водку».

5

Проводив свою избранницу, Санька, счастливый и окрыленный, подался домой самой дальней дорогой, минуя проулок, соединяющий его улицу с улицей, где жила Тамара. Зайдя в дом, первым делом врезался в детскую коляску, стоявшую на веранде, вообще-то в стороне от прохода. « А черт, откуда взялась?– потирая ушибленную ногу, недобро помянул старшую сестру, решившую заночевать у родителей, – Вечно эта Танька все на дороге бросает, поди, еще и в моей комнате спит, а я жрать хочу!»– Вход в детскую, так по привычке называли комнату где раньше жили Санька с двумя старшими сестрами, был с кухни, дверей конечно не было, только шторы.

Стараясь не шуметь, и не включая света, начал искать чем утолить голод, непонятно зачем полез в шкаф где стояла посуда, чем-то брякнул, шепотом помянул черта, вспомнил про холодильник, вытащил тарелку с котлетами,-« хлеб-то где?», опять полез в шкаф.

– Ты чего гремишь там?– Неожиданно раздался голос сестры.

– Тань, ты не бойся, это я.

– Да ты что?! С роду бы не догадалась, чего гремишь, спрашиваю, Ленку разбудишь.– Ленка, двухлетняя дочка Татьяны.

– Хлеб ищу.

– На столе в хлебнице.

– Точно!– Санька рванул к столу, зацепил табуретку, и вместе с ней с грохотом повалился на пол,-черт!

– Ой придурок!– Сестра встала с кровати, следом мячиком вскочила и Ленка.

– Мама, это глоза?– Девочка боялась грозы.

– Хуже доча, дядюшка жрать захотел!– Сразу успокоившись, малышка заснула,– свет включи, а то всю кухню разнесешь.

Санька включил свет, в комнату зашла встревоженная мать,– Что случилось?

– Наскребыш твой явился,– Татьяна кивнула на Саньку,– слон в посудной лавке. Жрать он, видите ли, захотел! Эгоист!

«Наскребыш» блаженно прищурившись, с завидной скоростью поглощал найденную пищу.

– Вот видишь, ему плевать на нас, лишь пожрать!– Сестра презрительно оглядела брата,– эгоист одним словом.

– Тань,– мать примирительно погладила дочь по плечу,– ты так сейчас сама всех разбудишь. Саш может компоту налить, чего всухомятку?