Казалось, только заснул, как страшный грохот потряс комнату. Заботливый папаша, опасаясь, что сын проспит школу, поставил и без того горластый будильник в пустое оцинкованное ведро. На шум даже тетка прилетела.

– Че случилось?

– Провалиться вам всем! – Видя недоуменное лицо тетки, ядовито добавил,– папа с работы позвонил, чтоб сын в школу не проспал!

– Позвони-ил?!– Тетка была уверена, еще вчера у Одинцовых телефона не было,– «или был?! Водка проклятущщая! Я того?»– Мелькало в воспаленном мозгу.

– Догадался,– продолжал психовать Санька,– в ведро, будильник! Заботливый!

– Ху-у,– выпустила дух женщина,– «Слава богу, в уме еще»,– и племяннику,– пирогов будешь?

– Ты че, нажарила все-таки?– Удивился парень.

– Ну, а как?– Пока Санька умывался, тетка собрала на стол,– К обеду что?

Договорились на котлеты с лапшой.

Наскоро позавтракав, Санька вышел из дома, направившись по, ставшему привычным,

маршруту, к дому Тамары, затем, вместе в школу. Уже на подходе к дому понял, там никого нет, ни в одном окне не было света. «Опоздал что-ли, вроде вовремя, с этими родственниками блин, сколько хоть время?»

Ему и в голову не могло прийти, что его подруга была уверена, за ней не зайдут, что так-же как и он, девушка не спала почти всю ночь, но совсем по другой причине.

У парня голова была забита другим, его, либо подняли на час раньше, либо на час позже, при отсутствии матери, такое случалось не раз. «Счастливые часов не

наблюдают»,– Санька с улыбкой вспомнил о тетушке. Но вот и школа, свет везде горит школьники идут, все нормально.

Кабинет математики находился в угловом, одноэтажном крыле здания школы, в котором находилось всего два учебных кабинета, математики, и иностранных языков, остальные помещения, как пионерская комната и учительская, мало посещаемые, поэтому коридор всегда оставался относительно пустынным.

Санька сразу заметил Тамару, в одиночестве стоявшую у самого дальнего окна крыла здания. Любуясь ей, ее горделивой осанкой, ее фигуркой, всей ей, он невольно, чтоб продлить наслаждение, замедлил шаг. Думая что его не видит, девушка неотрывно смотрела в окно, продолжая любоваться немного не дойдя, остановился.

– Я жду тебя.– Неотрывно глядя в окно, неожиданно произнесла девушка.

– Том,– парня насторожил тон девушки, приблизившись вплотную, с тревогой,– что-то случилось?

– Саш, если не хочешь, то не будем.

– Чего не будем?– Тревога нарастала,– Том, чего не будем?!

– Ну, танцевать.

– Ху-у-у,– почти как тетка утром, выдохнул парень,– почему не будем-то? Том?

Санька с силой повернул девушку к себе. Глянув на него Тамара отвела взор.

– Почему не будем?

– Ты не хочешь,– по прежнему пряча глаза, словно чрез силу прошептала девушка.

– Если у меня не получается, это не значит, что я не хочу.

Еще какое-то время девушка низко склонив голову, молчала. И вдруг!

– Ты прости меня! Не хочешь танцевать, не будем, только прости, пожалуйста прости! Я больше никогда так не буду!

Эти глаза, ему запомнятся на всю жизнь. Откровенно говоря, он даже не понял, за что у него просят прощения, он видел другое, она страдает, страдает глубоко, жестоко, он видел на лице подруги следы проведенной без сна ночи, он видел вымученную, жалкую улыбку, какую-то собачью покорность, и еще что-то такое, от чего ему вдруг стало жалко ее, той, недопустимой к любимой жалостью, как словно от любви осталась одна она, жалость. Скорее для себя, чтоб не видеть ее слабости, жалких, заискивающих глаз, чтоб избавиться от гнетущего чувства, нет не разочарования, но смятения, растерянности, он нежно прижал ее к себе, уткнулся в волосы, и, как тогда в первый раз, впитывал аромат ее тела, ставший вдруг, таким родным, таким единственным.

Где-то на мгновение, заблудшая любовь, вернулась, вернулась уже другой, жалость сменилась глубоким чувством ответственности за нее, он понял, он ей нужен, он ей очень нужен, она любит, его любит, и только ему возможно сделать так, чтоб больше никогда-никогда, не увидеть ее такой. «Родная моя, единственная»,– то-ли сказал, то-ли подумал. Да и важно ли это?

Важно другое. Она, готовая, может, это только минутная слабость, готовая на все, лишь бы не потерять его, и он, не просто не захотел воспользоваться этим, а не воспринял, душой не воспринял. Вряд ли он смог бы объяснить это, но ему не нужна она такая, ему нужна та, которая была, которая есть, и которая будет,– его Вселенная.

– Вы чего там обнимаетесь, вообще-то уже звонок прозвенел!– Гулко в полумраке коридора раздался голос учительницы математики,-нашли укромный угол!

– Катерина Сергеевна, Тамара боится, что вы ей за контрольную поставите заслуженную двойку, а я говорю, вы опять ее пожалеете и поставите пятерку.. Ой блин!– Девушка с силой ущипнула друга.

– В класс!!!

Пропустив Тамару, Санька как галантный кавалер, решил уступить дорогу и учительнице. Педагог со стажем, ловко поймав его за ухо, втолкнула в кабинет.

Чем ближе праздник, тем больше суеты. Все куда-то спешили, искали вкусные дефицитные продукты, выстаивали длинные очереди, и даже в этих очередях, царило предновогоднее настроение. Чем оживленнее становилось в конторе, тем тоскливее становилось Фаине. Одиночество тяжелей переносится именно в эти дни, предпраздничные. Возвращаясь с работы, чтоб хоть как-то прогнать ненавистное, гнетущее ощущение пустоты, стараясь быть незаметной, наблюдала за репетицией дочери с другом. Не смотря на данное дочерью обещание, не орать на Саньку, наверное, даже наоборот, крику добавилось. Но это уже был другой крик, часто переходящий в веселый, заразительный смех Тамары. Так смеются над детьми,

творящими какую-нибудь несуразицу.

– Саш, танец без смысла это набор движений, никому, в первую очередь тебе самому, ненужных движений,– втолковывала Тамара,– не пойдешь ведь, ты домой вместо обычного шага, а выписывая какие-то там, кренделя…

– Ходил.

– Саш, я серьезно…

– Том, правда ходил! Когда репетировать начали.

–Ты что, серьезно?

– Ну, да. Всю дорогу тренировался, вспотел даже.

Переглянувшись, мать с дочерью неожиданно расхохотались, рассмеялся и Санька. Очень заразительно смеются!

– Думаете, смешно было?– Простой вопрос вызвал новую, неудержимую бурю смеха.

Пытливо всматриваясь в партнера, Тамара напряженно искала ключик к его воображению,– «У него вообще, воображение есть? Иванушка-дурачок мой… Простой как карандаш. Иванушка, жар-птица..»

– Саш, помнишь, мы с тобой откуда-то шли, а на дороге стоял голубятник, мужчина такой…

– Дядя Коля?

– Да, кажется., помнишь? Он нам еще показывал, как голуби в небе крутятся, помнишь? Как к нему свысока-свысока голубка на руку прилетела.

– Помню, у него…

– Погоди,– девушка не дала договорить,-мне тогда показалось, что он сам с ними летает. Такое лицо было. Помнишь?

Санька хотел сказать ,придурковатое, но осекся, с какой стати придурковатое? Мужик просто любовался ими, искренне, с душой.

– Помню Том.– Совершенно серьезно ответил подруге,– мне тоже так показалось…

Если даже, ему тогда ничего и не казалось, теперь, был уверен, так и было, показалось.

– Вот,– обрадовалась девушка,– так и в танце, мы с тобой радуемся, я вся в движении, в общем, летаю, ну девушка, и ты, тоже летаешь, только как-то сдержанно, ты больше смотришь, как я радуюсь…

– Любуюсь.

– Ну, любуешься,– Тамара слегка покраснела,– ты меня понимаешь?

– Понимаю Том,– с большой долей правды ответил, что-то уловил,– Том, включи музыку.

Девушка торопливо подойдя к проигрывателю, включила пластинку. Ощущения схожие с теми, когда он пел « Зореньку», взбудоражили парня. Видения, как картинки на слайдах, мелькали перед мысленным взором, меняясь одно другим. Вот она сидит за столом в школе, серьезная, недоступная, вот на рыбалке, с шутливым высокомерием смотрящая на Лешего, вот на полянке, на восходе, в халатике… Менялись видения, неразрывно связанные с воспоминаниями из яви, и главное, глаза, на первом плане ее глаза. То веселые, искристые, то вдумчивые, серьезные, и, самые-самые; спокойные, лучистые, неразгаданные. Закончилась музыка. Санька взглянул на девушку; вот они, самые-самые! Спокойные, неразгаданные….