Наверное, вот каково это – быть Рождественским Дедом! Вот только, конечно, он никогда не остаётся надолго, и дети не успевают его поблагодарить. Он просто оставляет игрушки и ускользает, никем не замеченный. Что делает это ещё более впечатляющим, наверное, ему не нужна похвала.

Даже если я не могу стать рождественским эльфом, по крайней мере, я могу приносить детям счастье, делая им игрушки. Хотя я не уверен, будет ли мне такими темпами хватать желудей на материалы.

Очень устал. Спал.

Не могу поверить, что сегодня произошло.

Я взял четверых младших с собой на каток.

Пока я их учил, я здорово наловчился кататься спиной вперёд, чем очень доволен. В общем, я хвастался своими умениями Листику, Прутику, Булавке, Сливе и Носочку, когда вокруг нас начала собираться небольшая толпа. Все принялись вопить и аплодировать, и чем больше они шумели, тем больше я рисовался.

Я уже начал уставать, когда появился кто бы вы думали? Рыжеволосая девушка! Собравшиеся начали хлопать в ритм, и она присоединилась ко мне.

Взволнованный, я решил кататься, сужая и сужая круг. Тут-то всё и пошло немного наперекосяк. Напоследок я попытался исполнить вращение, но я ещё толком не научился это делать, так что поскользнулся и в итоге завращался на попе. Но, кажется, никого это не смутило – все просто продолжили хлопать.

Вымотанный, я кое-как поднялся на ноги и отвесил глубокий поклон. И только тогда понял, что собравшиеся смотрели вовсе не на меня, а на кого-то за моей спиной…

Я повернулся и увидел атлетично сложённый силуэт в сверкающем фиолетовом костюме с зубцами молний на рукавах, вращающийся всё быстрее и быстрее в ослепительном пируэте! Это на него смотрела толпа, а не на меня!

Он драматично остановился, выбив лезвиями сноп ледяных искр, и толпа разразилась аплодисментами, а рыжеволосая девушка кинулась мимо меня в его объятья.

– Макс! – воскликнула она.

Ну конечно! Теперь я его узнал. Это был Макс Гриммссон, сын Гримма Гриммссона. Макс Гриммович Гриммссон, если угодно.

– Холли! – ответил он.

Что ж. По крайней мере, теперь я знаю её имя.

Чувствую себя весьма жалко, писать сегодня ничего не хочется.

И сегодня.

И сегодня.

Произошло кое-что невероятное.

После обеда я был в своей комнате, лежал на верхнем ярусе кровати, таращился в потолок, когда услышал доносящиеся с первого этажа голоса. Чем дольше я слушал, тем более знакомым один из голосов мне казался. Глубокий, насыщенный, весёлый и серьёзный одновременно. Это же не мог быть… или мог?

Я кинулся вниз. Мама сидела, рухнув на стул, а папа прижимал ко лбу холодную тряпочку.

– Мама! Ты в порядке?

– Родед… Родед…

– Рождественский Дед, – объяснил папа. – К нам только что приходил Рождественский Дед!

– Что?

Я выбежал на улицу, но его и след простыл.

Мама с трудом перевела дыхание.

– Вот… – выдавила она, протягивая письмо. – Это тебе.

Я взял письмо словно во сне.

Это через четыре дня!

Должно быть, Рождественский Дед всё-таки получил мою заявку!

Ночью не мог уснуть, так волновался.

Я решил освежить в памяти дорогу до Рождественской площади, чтобы быть готовым к понедельнику. Так что я сполз по лесенке с верхней койки, оделся и выскользнул на улицу.

Не то чтобы мне нужно было освежить память. С тех пор как я был совсем крошечным, я знал, что на Рождественской площади расположена мастерская Рождественского Деда, а с тех пор как я перестал быть совсем крошечным, я то и дело бегал туда и заглядывал через ворота, воображая, каково это – быть рождественским эльфом.

Луна светила ярко, под моими ногами поскрипывал снег. Я пробрался проулками к воротам школы, потом свернул на Оленью улицу и зашагал под хруст снега вверх по холму.

Заглянув между решётками громадных железных ворот, слева я увидел старую обувную фабрику. Рядом стояли сани, освещённые, как экспонат в музее. Они казались ужасно красивыми, выкрашенными сияющей красной, зелёной и золотой краской, с бархатистыми кожаными сиденьями и уютными меховыми одеялами.

Позади стоял Рождественский дом, который – как и всё остальное на Рождественской площади – некогда принадлежал отцу Макса Гриммссона, Гримму Гриммссону, скандально известному эльфу-сапожнику. Его фабрика закрылась после того, как стало известно, что он крал деньги у своих работников.

– Скоро я пройду через эти ворота!

От башмаков до тёплых наушников меня переполнило согревающее, счастливое чувство; я не мог поверить, что правда скоро пройду через эти ворота и начну обучение!

Я уже собирался возвращаться домой, как вдруг откуда ни возьмись на площади появился мужчина, одетый в красное, распахнул ворота и врезался прямо в меня. Он волок мешок, полный игрушек, которые от удара посыпались на мостовую.

– Эй! – рявкнул он. – Что это ты тут делаешь? Выход мне загородил!

Я ахнул. Быть того не может. Или может?

– Рождественский Дед? – По моему телу прокатилась волна восторга. Я вдруг совершенно позабыл, как разговаривать, дышать и даже стоять. – Это я, Тог, – выпалил я.

Он хмыкнул и принялся собирать игрушки.

– Давайте я вам помогу, – пролепетал я.

Последней игрушкой была игровая консоль, и мы потянулись к ней одновременно. Рождественский Дед был без перчаток, и я заметил на его руке крошечную татуировку в виде скрещённых карамельных тростей. «Странно, – подумал я. – У Рождественского Деда есть татуировка!»

– Увидимся в понедельник, – с энтузиазмом сказал я.

– В понедельник? – пробурчал он, глядя на меня как-то косо.

– Когда начнётся моё обучение. – Я внезапно засмущался. – Огромное вам спасибо, Рождественский Дед. Вчера я получил своё приглашение. Как знать – может, когда-нибудь я стану эльфом года.

– О да, – быстро сказал Рождественский Дед. – Может, и станешь. Увидимся в понедельник.

Было вполне очевидно, что он не имеет ни малейшего представления, о чём я говорю, несмотря на то, что он лично принёс моё приглашение. Наверное, у него просто дел по горло: Рождество-то не за горами.

Впрочем, видимо, он почувствовал моё разочарование, потому что внезапно издал радостное «Хо-хо-хо!», показавшееся мне немного сдавленным.

А потом натянул пониже колпак, перекинул мешок через плечо и убежал в ночь.