Будьте внимательны

к своим мыслям,

они – начало поступков…

Очищенный закрыл глаза и увидел перед собой дверь. Дверь на чёрной кирпичной стене, которая явственно стояла перед ним. Воображаемая дверь. Интересно, куда она ведёт? Ну тут уж когда выхода нет, выбирать особо-то не приходится. Арес осторожно потянул за ручку, та послушно поддалась, дверка открылась. За ней его ждал тёмный длинный узкий коридор, по которому наш герой медленно, шаг за шагом, начал двигаться вперёд. Коридор, казалось, по ходу следования сужался. Так кажется это, или на самом деле? Нет, это не обман зрения. Проход действительно становился уже, а идти по нему с каждым секом становилось всё теснее, всё сложнее, и Арес протискивался боком.

Тёмный страшный коридор освещали, то и дело меркнув и погружая проход в полную кромешную темноту, сломанные люминесцентные лампы марки «то потухну, то погасну». На короткий миг они с треском выплёвывали очередную порцию света и сразу снова топили это место в плотной неизвестности темноты. Мужское начало Ареса здесь всё больше конкурировало с женским, которое беспрестанно ныло:

– Не ходи туда! Там страшно! Давай просто сядем, забьёмся в угол и будем плакать.

На что мужская сущность отвечала:

– Нет, девочка, не бойся, надо идти вперёд.

Но тут Арес-Аве застрял. Коридор сузился до размера непроходимой щели, и Арес оказался зажатым в тесной трубе. Он не мог протиснуться ни взад, ни вперёд, не мог пошевелить ни одним своим членом. Ну в смысле не тем членом, которым он при любом раскладе теперь пошевелить не мог, по причине его полного отсутствия. Ко всему прочему ещё и руки с ногами перестали двигаться. Очищенному вспомнилась старая добрая сказка про Кунь-Вэй-Чуха.

– Это потому что у кого-то слишком узкие двери, или потому что кто-то слишком много ест? – просил он сам у себя.

Хотя, судя по втянутому животу Гелки, хозяином которого стал Арес, второй вариант был очень сомнительным. И что теперь делать? Ждать пока похудею? И сколько? Деку, не меньше? Комком в горле к Аресу начинала подбираться боязнь закрытых пространств. В ушах появился странный шёпот:

– Смирись, ты всё равно умрёшь, – голос в голове рисовал не самые радужные перспективы.

– А вот дырка вам от колец Юпитера!

Арес собрал волю в кулак, напряг Гелкины мышцы и распрямился всем телом, скинув с себя морок. Узкий коридор слетел с него, как шагреневая кожа, упал разбитым зеркалом, рассыпавшимся на тысячи осколков.

Теперь Арес стоял уже в большом зале с чёрными гладкими стенами, полом и потолком. Освещали зал чёрные свечи, висящие на замысловатых кованных подсвечниках, изображавших непонятные нашему герою кабалистические символы. Сверху свисала огромная печальная люстра, цвета вороньего крыла, испещрённая бессчётным количеством таких же чёрных, как и она сама, свечей. С канделябров с шипением капал плавящийся воск, оседавший на полу в виде чёрных корявых конусов, а если присмотреться к этому паникадило повнимательнее, то становилось очевидно, что всё оно состояло из огромного количества соединённых между собой юпитерианских черепов. За исключением свечей и люстры, интерьер комнаты был абсолютно пуст, то есть попросту отсутствовал. А вот все стены «Залы смерти», как про себя назвал её Арес, были испещрены дверями. Из этой комнаты были тысячи различных дверей-выходов. Ну или входов, как кому угодно.

– Оставь надежду, всяк сюда входящий, – почему-то подумалось Аресу.

А где-то внутри, издалека подало голосок женское начало:

– Оставь одежду, всяк сюда входящий…

– Так, всё. Уртизанские наклонности пока временно неуместны. Отставить раздевание!

Арес оставил сомнения и решительным шагом направился (или направилась?) к первой попавшейся двери, которая на него смотрела. При чём смотрела она на него в прямом, а не переносном смысле, потому что из самой середины портала на Очищенного взирал, периодически подмигивая, огромный живой глаз, не менее парса в диаметре, с удивлённым зрачком и окантованный длинными ресницами. Не обращая внимания на этот необычный факт, дойдя до двери, Арес резко рванул её на себя. Та поддалась, открылась и наш герой попал в комнату. Комнату детских страхов. На её стенах неумелой детской рукой были нарисованы персонажи детских страшилок. Али-Бабай, Чёрная Суким-ага на чёрном гравилёте с чёрной перчаткой. На полу повсюду разбросаны поломанные, изувеченные игрушки и куклы. Кто без глаза, кто без руки, кто вообще симбиоз куклы и паука, куклопаук. С потолка свисало крутящееся устройство, монотонно наигрывающее печальную, жалостливую, детскую песенку, звучание которой очень напоминало старый ручной синтезатор звуков. Единственными предметами мебели в странной комнате детских страхов были: детская кроватка с грязными рваными простынями, на которых когда-то был изображён детский рисунок, правда сейчас уже нельзя было разобрать какой и старое, скрипящее кресло-качалка, с небрежно накинутым на него клетчатым пледом, ждущим свою неизвестную хозяйку, которая, казалось, только что его покинула.

Под кроваткой так и хотелось спрятаться от детских ночных монстров, а кресло раскачивалось взад и вперёд без какой-либо видимой внешней силы, само по себе, издавая пугающий, скрипящий звук.

– Уи-уи, уи-уи, – монотонно скрипело кресло и качалось само по себе, проводя этим «уи» прямо по нервам, как гвоздём по стеклу.

Вдруг за закрывшейся чёрной дверью раздались чьи-то шаги. Под ней была щель, в которую падал свет от свечей и Арес-Гелка явствено увидел-увидела приближающуюся длинную корявую тень на неестественно худых ногах. От страха уже невозможно было сдерживаться, и Аве-Арес забилась под кровать, как маленькая девочка, схватила куклу, крепко зажав её ручками и закрыла ей рот. Страшная тень подошла к двери и начала настойчиво дёргать за её ручку, пытаясь открыть, но та всё не поддавалась. После нескольких неудачных попыток, чёрная тень со свей силы стукнула по ней, издав громкий звук, впрочем, не причинив самой створке никого вреда и шаркающими шагами удалилась куда-то, судя по всему в темноту залы.

Тут снова скрипнуло старое кресло-качалка. В этом новом «уи-уи», вдруг показалось, что оно не такое уже и пустое. Вроде какой-то неуловимый силуэт привиделся Аресу краем глаза. Кресло стояло и раскачивалось задней спинкой к Аве-Аресу, и он (она?) всё явственней думал, что если повернуть его к себе, то можно увидеть страшную хозяйку детской комнаты. Аве-Арес дрожала, как осиновый лист. Крупные мурашки пробегали по её худенькому телу, но какая-то неведомая сила толкала прямо в спину:

– Посмотри, что там, в кресле! Кто это? Может это твоя знакомая, а может это твоя бабушка? Посмотри, протяни руку.

Аве-Арес как лунатик, как загипнотизированная, шаг за шагом приближалась к стоящей спинкой к ней и раскачивающейся качалке. Вот она протягивает дрожащую руку, вот поворачивает кресло…

И… О ужас! Из развернувшегося лицом к ней седалища на Аве-Ареса глядят пустые глаза скелета. Женская сущность попыталась закричать, но немой крик не может вырваться из полного ужаса рта, он застыл в горле, застрял в нём комком. На скелете кокетливо надет седой, взъерошенный, не чёсанный парик и небрежно накинут старушечий застиранный фланелевый халат неясного цвета в крупную гвоздику, а в руках-костях навеки застыли вязальные спицы. В этот момент рот черепа трупа с треском отвалился и упал вниз, и из костлявого зева, как из разверзшейся темноты, невидимые волны ужаса начали извергать потусторонние децибелы страха и жуткой фобии. Аве-Арес в ужасе попятилась назад, пытаясь укрыться от разрывающего перепонки вопля, но её остановили разбросанные по полу, разломанные игрушки, которые вдруг пришли в движение. Кукла-паук, на своих паучьих лапках, приняла боевую стойку и быстро перебирая ими начала наступать вперёд, прямо к нашему, полному ужаса, стоящему на не передвигающихся ватных ногах, герою.