─ Да что вы! Сколько лет живу здесь ─ ни разу такого имени и не слышал! Откуда у нас имена такие-то! Деревня! Таньки да Маньки кругом! Не, товарищ, не туды вы заехали. Нет у нас таких! Если только в соседней деревне. Там вот переселенцы прибыли из западу… слыхали про таких? Во-о-от, у них могёт быть такое имя. А у нас нет, не было таких замысловатых.
─ А сельсовет у вас где? Может там кто подскажет? ─ перебил осмелевшего мужчину Дмитрий.
─ Не доверяете, значица, Прокопию… Тады ехайте прямо. Тама у памятника и есть сельский совет. Не проедете мимо. Упрётисся прямо в него. Дом с колоннами. И флаг на крыше. Скажите, что Прокопий послал…
Мужчина расслабился: власть ему не угрожала. И он стал раскован и приветлив. Ему хотелось ещё поговорить с заезжими гостями. Они его слушали. Значит, он был нужен: понимал, что давал важные сведения. Теперь Прокопка расскажет мужикам у ларька, как сама полиция наводила у него справки о жителях села. И он достойно выдержал это важное испытание.
Димка сплюнул в сторону, как это часто делал его начальник, когда был чем-то недоволен, стряхнул с ботинок дорожную пыль, потопав ногами, но пыль с дороги тут же поднялась клубами вверх и ботинки стали ещё белее. Махнув на них рукой, он сел в машину и показал водителю рукой вперёд. Водитель усмехнулся, но подчинился Димке и рванул прямо, к сельсовету.
Недалеко от сельского совета на автобусной остановке стояла полная женщина с красным чемоданом в руке. Но Димка не стал терять время на лишние разговоры с остальными сельчанами и проехал мимо.
7.
Вера Ивановна сильно нервничала. Она уже несколько дней не знала, как себя вести, что делать, как быть. Дочка приходила домой поздно. Ей было жалко её. Не хотелось нагружать её новыми проблемами. Но время пришло. Оно поджимало. И Вера Ивановна решилась. Только когда? Какой выбрать день? А может быть вначале с подружкой посоветоваться ещё раз. Ведь та тоже была причастна к проблеме. Помогала ей в этом деле. И не только помогала, но и продолжала участвовать в нём практически всю жизнь! И ни разу нигде не обмолвилась о том, что это было самое настоящее преступление! А теперь вон как душа ноет, болит, тревожит. Нельзя с такой ношей уходить из этого мира. Надо обязательно исповедаться, снять грех с души. А как? Как решиться на это? Вера Ивановна долго ходила вокруг телефона, наконец позвонила.
─ Нэлечка, дорогая! Я решилась! Мы должны во всём признаться. Так нельзя! Мне кажется, что надо пойти в полицию и написать заявление. Как не пойдёшь? Нэля, мы же…. Подожди, дорогая! А кто первым предложил это сделать? Нет, я ни о чём не жалею. Я была счастлива всю жизнь. Спасибо тебе, что ты надоумила меня, подтолкнула на этот дерзкий поступок! Но это же преступление! Ах, я одна должна отвечать? Не хочешь позорить семью? А деньги кто брал? Деньги поделили пополам, забыла? Ну вот, опять рыдаешь. Давление померь, а то помрёшь ненароком. Что? Что ты такое говоришь? В полицию? Уже сходила? Ты сошла с ума! Зачем? Что ты там делала, Нэля. Почему без меня? ─ Веру трясло. Слёзы текли рекой по щекам, она размазывала их по шее свободной рукой, стряхивала на пол и опять размазывала, как будто умывалась.
─ Нэля! Так порядочные люди не поступают. Мы с самого начала договорились всё делать вместе и никогда не бросать друг друга. Только вместе! Всё! До конца! Ты что, забыла наш уговор? Алё! Алё, Нэля!
Вера Ивановна села на стул, затем встала, прошлась по комнате. Подошла снова к телефону, набрала номер. Но никто не взял трубку. Она достала из шкафа книгу, потрясла её. Оттуда посыпались деньги. Пересчитала раз, потом ещё раз. Положила в сумку. Оделась. Посидела у дверей с ключами и сумкой в руках. Разделась. Подошла к телефону. Набрала номер, трубку взяла подруга.
─ Нэлечка, Нэлечка, не клади трубку. Не плачь. Никому ничего не говори. Мише не признавайся. Мы же подруги. Я сейчас не смогу приехать, мне плохо, меня всю трясёт. Нэлечка, я приеду завтра. Отправь Мишу в магазин. Да, часов в пять. Мы спокойно обо всём договоримся. Мы вместе. Мы должны быть вместе. До конца. Пока, дорогая, до завтра.
Вера Ивановна выпила лекарства, достала деньги, тщательно пересчитала несколько раз. Постоянно ошибалась, что-то шептала одними губами. Часть денег вернула в книгу, вторую часть денег засунула в бумажный конверт, который нашла в тумбочке Лидочки. Долго сидела без движения, держа его в руках. Смеркалось. Но свет Вера не включала. Сидела долго в темноте. Положила деньги в сумку.
Подошла к шкафу, достала альбом с фотографиями. Включила торшер, села рядом в удобное кресло. Переворачивала листы, гладила фотографии рукой, улыбалась, плакала. Вытащила из альбома небольшое фото. Долго смотрела на него, порвала. Потом ещё одно. Тоже порвала. Скомкала кусочки, положила в свою сумку. И так почти все фотографии она рвала после долгого рассматривания.
Ходила по квартире уже в темноте, о чём-то напряженно думая. Не сиделось ей на одном месте. Никак не сиделось. Долго стояла у окна. По дорожке вдоль дома, в котором они с Лидочкой прожили почти четверть века, шли люди. Они шли и не знали, какие душевные муки в эту минуту испытывает женщина, которая смотрит невидящим взглядом на них из окна дома, мимо которого они идут по узкой дорожке. И Вера по этой дорожке водила Лиду в детский сад, затем в школу. Потом провожала на первое занятие в медицинский институт. И хвалила себя за то, что сумела вырастить замечательную дочь, которая любит её и жалеет.
Уже ближе к ночи позвонила бывшей свахе. Там ещё не спали, завтра выходной, спешить никуда никому не надо. Вера слышала детские голоса, смех взрослых людей. Она поймала себя на мысли, что завидует им, тем, которых слышит в телефонной трубке, но взяла себя в руки. Она умела держать себя в руках:
─ Лариса Гордеевна, здравствуйте. Лидочка сегодня дежурит. Да, взяла дежурства, пока внучечки нет дома. Как она там? Хорошо? Ну и хорошо, что хорошо. Нет, что ты, я не расстроена, нет. Просто всплакнула, альбом посмотрела с фотографиями. Помнишь, как Лизоньку забирали из роддома? Помнишь, да? Как было весело, хорошо. Все были вместе. Как? Вы собираетесь на море? А с Лидушкой посоветовались? Завтра уже вылетаете? На самолёте? Ой, как страшно. На пару неделек. Ну ладно. Соскучилась, ой как я соскучилась по внучке-то. Увижу ли? Да нет, это я просто, тоскую так, тоскую…. А Лидушка ничего не сказала мне. Не успела? Сегодня только решение приняли… Ну, скажет, скажет, конечно. Она всё мне рассказывает, доченька моя любимая, ненаглядная моя. Да не плачу я. Предчувствие какое-то нехорошее. А Лизоньку позови, с ней поговорю. Лизонька! Сладкая моя девочка! И я соскучилась. И я хочу к тебе! Ты на море долго на солнышке не сиди, девочка моя. И кушай хорошо. Расти боль… Убежала? Не любят дети по телефону с бабушками разговаривать. Ну, пока. Как вернётесь с моря, звоните. Пока. Пока…
8.
Лида росла очень тихой, скромной. Училась замечательно. И когда мама стала часто болеть, она твёрдо решила стать врачом. В школе лидером не была. Друзей и подруг не заводила. Любила одиночество. Много читала. И мечтала, что когда-нибудь у неё будет семья. Не такая как сейчас ─ мама, дочка и она, а большая. С мужем, детьми, большим столом посреди светлой столовой и мама. Мама хлопочет на кухне, печёт пироги, угощает зятя, занимается с детьми.
В институте, на втором курсе, Лида познакомилась с парнем. Четыре года дружили, а по окончании института ─ поженились. Жить стали с мамой. Мама предлагала молодым пожить отдельно. Обещала помочь снять квартиру. Но Лидочка никак не соглашалась. Мама болеет. Маму одну оставлять нельзя. Да и мечты о большой семье с мамой так и жили в её сердце. Лида всегда мечтала иметь сестру, скучала по ней, как будто она уже есть, но где-то далеко. И так же скучает о ней, Лиде. Хотела ещё детей, а как без мамы справишься со всеми. Да и зачем уезжать ─ места много. Квартира просторная, четыре комнаты. Однако муж через год после рождения малыщки ушёл. Ему хотелось самостоятельности и своего угла, ему хотелось жить без тёщи, которая всячески пыталась угодить зятю. Но жена не оставила свою мать. Не пошла за мужем. Как только мать её не уговаривала! Осталась Лида с мамой. И с ребёнком. И поняла ─ значит, так любил, раз не остался с ней. Упрямая, гордая, ни за что не отступится от своего.