— Хватит, Марк! Прошу тебя…

— Ладно, поберегу твое нежное девичье сердечко, — хмыкает Марк и залпом выпивает приличную порцию виски. И я понимаю, что он сильно пьян и еле стоит на ногах.

— И все же было в нем что-то хорошее, я не могла так жестоко обмануться! — говорю я.

— Может, и было, но я об этом ничего не знаю, — пожимает плечами Марк. — По мне так он херанутый на всю голову тип, который только и умеет, что кулаками махать.

У меня внутри все горит от страха. Чтобы не свихнуться от кошмарных мыслей, просто меняю тему:

— Ты собираешься навестить Зойку? Тогда имей в виду, что ее нет в Калифорнии, точнее вообще в стране нет.

— Мне не интересно, где черти носят Ковец. Сказал же, что к тебе приехал, — недовольно проворчал Марк, — но я уже понял, что мне тут ничего не светит. Прошу прощения, если обидел, просто я устал. Свалял дурака, приперевшись в Лос-Анджелес. Пойдем, что ли прогуляемся по пляжу?

— Нет, я не хочу. Я, пожалуй, лягу.

Как была — в кроссовках, толстовке и джинсах завалилась в кровать и свернулась калачиком. Олигарх посидел несколько минут, потом вздохнул, снял обувь и улегся рядом. Я тихо всхлипнула.

— Я не умею сопли бабам вытирать, но попробую, — сказал Марк и обнял меня.

— Он козел и не стоит твоих слез. Что еще обычно говорят в таких случаях? Он тебя бросил, поэтому ты плачешь?

Отрицательно качаю головой.

— Тогда что?

— Зоя, — шепчу я, — она угрожала, что отберет у меня все. Требовала мою собаку, но я отказалась, тогда она, — судорожно сглатываю, — увела у меня Генри Гаррисона.

— Того смазливого киношного красавчика? — присвистнул финн.

— Ты его совсем не знаешь! Он особенный… и красота тут не причем, — вступилась я за Генри.

— Верно — не знаю и знать не хочу. Какая же она сука, твою мать! Где были, черт возьми, мои глаза, когда я с ней связался?! Знал, что она ненавидит тебя, видел, чувствовал. Зойка всегда тебе завидовала, восхищалась тобою, хотела быть похожей на тебя. Одевалась, как ты, говорила теми же фразами, представляешь, даже благотворительностью занялась! Смехота… Все равно она была и останется беспринципной стервой Зоей Ковец, более известной в широких кругах, как Опасность.

— Странные у нас с ней сложились отношения. Я хотела быть похожей на нее, она — на меня. И никто не хотел оставаться собою, — задумчиво говорю я.

— Чем тебе помочь? Хочешь, отобьем этого мистера, мать его, Гаррисона назад? Оставим Зойку у разбитого корыта.

— Не хочу.

— Чего же ты тогда хочешь? — озадачился Оксанен.

— Просто покинуть Штаты. А еще в Вену хочу на фестиваль танцев.

— Глупенькая ты, Аленка, и в то же время умная баба. Такую встретишь на своем пути и хрен забудешь. Все готов к твоим ногам бросить, но тебе этого не нужно — ни денег, ни славы. Что же тебе нужно от жизни, а?

— Любви.

— Я знал ответ, но зачем-то все равно спросил. Точно меня уже не полюбишь? Смотри, я могу с тобой и в Москву, и в Вену, да хоть к черту на кулички! Ты только скажи.

— Вот ведь парадокс, когда-то я была бы счастлива услышать эти слова от тебя.

— Но вмешался мистер Гаррисон и все пошло по пи… Прости, я не это хотел сказать.

— Ты изменился, стал такой напыщенный, как птица фрегат.

— Я таким всегда был, — признался Марк. — Ты этого не замечала, потому что смотришь на людей сердцем, а не глазами. Любой человек, который проходит сквозь твое сердце автоматически становится добрым и милым. Теперь, когда со всех сброшены маски, снимай свою, Алена. Кто ты?

— Та, кого ты видишь сейчас перед собой: слабая, разбитая и уставшая от ваших многочисленных масок женщина, — вздохнула я. — Обними меня крепче, олигарх, и скажи, что все будет хорошо.

— Все будет хорошо, детка…

Сама не заметила, как погрузилась в длинный безмятежный сон.

Ранним утром звонит будильник. Пора собираться в аэропорт. Марк тихо сопит, на улице еще темно. Я выпросталась из-под его руки и встала с постели. Ника тут же проснулась и навострила уши.

— Мы уезжаем, — шепчу я, застегивая на крепкой собачьей шее поводок. Надеваю куртку, беру собранную сумку и тихо выхожу из квартиры. Напоследок бросаю взгляд без сожаления на спящего в одежде Марка и одними губами говорю: «Прощай, олигарх!»

На время полета пришлось посадить Нику в специальную клетку для перевозки крупных собак и сдать в багажный отсек. Весь полет просидела, как на иголках, безостановочно думая: как она там? Хватило ли ей корма? Не слишком ли низкая там температура? Сильно ли она испугалась?

12 часов полета без пересадок и мы будем в Москве. На душе всякие разные чувства, мысли хаотично скачут одна от другой. Хочет напиться вдрызг, забыться — да что угодно, лишь бы ничего не чувствовать! Тоскливо смотрю в иллюминатор, скорее бы прилететь. Держись, моя девочка, моя славная акита. Прощай, Америка! Прощай Генри Гаррисон!

Апрель 2020 года.

Просыпаюсь одна на широкой массивной кровати, подхожу к окну и распахиваю шторы. Яркое солнце слепит глаза. Такое чувство, что я очень долго спала — несколько лет. Эта мысль пугает меня. Вдруг все это сон? Подхожу к столу, открываю самый верхний ящик и вижу купленные билеты в Вену. В этот уикенд мы летим в Австрию на фестиваль танцев и это — не сон! Вот и наступило время для осуществления моей заветной мечты, ради которой некогда жила. От этой мысли по спине пробежал приятный холодок.

Накидываю легкий халат и спускаюсь по ступенькам вниз. Из кухни доносится ошеломительный запах — Генрих опять готовит свои шедевральные маффины из овощей, ветчины и яиц. Подхожу к нему сзади, крепко обнимаю его и утыкаюсь носом в широкую спину.

— Почему не разбудил? — спрашиваю.

— Ты так сладко спала.

— Какое прекрасное утро, Генрих!

— Да, чудесное. Опять называешь меня Генрихом?

— Разве ты против?

— Конечно, нет, — отвечает мистер Гаррисон и целует меня в щеку, — все, что угодно, только не Гарри.

— Это помню, — смеюсь я. — А где дети?

— С собаками во дворе.

Выхожу во двор, прихватив с собой кружку, и, отхлебывая маленькими глотками чай, наблюдаю, как по зеленой лужайке носятся дети вперемешку с собаками. Не могу поверить, что все это — не сон, а моя прекрасная реальность, моя светлая мечта. Я, как будто научилась дышать счастьем.

Уютно располагаемся на террасе и зовем детей завтракать. Любовно смотрю на свою чудесную семью и вспоминаю события, предшествующие моему безоговорочному счастью.

Чуть больше месяца назад 8 марта с самого утра на меня обрушился шквал телефонных звонков. Первой позвонила Джулия из солнечной Греции и радостным голосом сообщила, что полчаса назад родила здорового мальчика.

— Как здорово! Поздравляю тебя, подруга! — улыбаюсь я и пытаюсь попасть ногой в домашние штаны.

— Он чудесный, похож на Аристо. Я так счастлива! Ты тоже давай с материнством-то не затягивай.

Я протяжно вздыхаю. Вот почему эта тема самая излюбленная у тех, кто уже родил? Нет, я не «чайлдфри», не подумайте, просто рождение ребенка отнимает много сил и здоровья. Может быть, когда-то я порадую своего любимого мужчину сыном, если он захочет. Кстати, о любимых мужчинах…

На вторую линию пробивался Он. Прощаюсь с новоиспеченной мамой и отвечаю за звонок.

— Доброе утро! Почему так рано? У вас же сейчас в Лондоне только 7 утра, — потягиваюсь я, подхожу к окну и смотрю на улицу. Интересно, почему там так много мужчин с цветами? Господи, сегодня же Женский день. Только у нас в России его празднуют так масштабно — с дополнительным выходным и забегами в цветочную лавку. Эх, останусь я сегодня без единого тюльпанчика.

— Алло, Генри, ты меня слышишь? Почему у тебя так шумно? Где ты? В аэропорту? Что ты там делаешь? Чтооооо? Как это, ты в Шереметьево? Скажи, что пошутил. Не шутка? Господи! Стой, где стоишь! Никуда не уходи оттуда, я скоро за тобой приеду.