Они шли по ночным альверским закоулкам, переборкам и отсекам, сновали из одной его части - в другую, чтобы повторить все процессы передвижения вновь. Аванпосты, станции и города так или иначе превращались в целые лабиринты, ведь понятия улицы здесь не существовало. Были лишь этажи, и к примеру, 29/35-б, здесь первая цифра означает номер каюты, а вторая - этаж, на которой она находится. Альвер была единственной станцией, на которой умещалось тридцать пять этажей, что стояли на огромных штырях, вбитые в дно или в лед, если станция была заложена в трещинах этого самого льда. Росс дал знак Меркушеву остановиться, и они затаились в неприметном проходе, который был создан под сточные трубы. В переулок, через который они шли, завернуло три неизвестных. В руках у них были листовки, молотки и гвозди, а также огромный ящик с невообразимым количеством плакатов, с изображением кулака, поднятого вверх.

  - Не урони, придурок! - был чей-то дерзкий, но тихий голос. - У нас осталось пять часов и я не хочу, чтобы служевые положили нас мордой в пол, найдя всю эту библиографию.

  - Да кому они сдались. Я даже не понимаю, что здесь написано. Какая-то... - и неизвестный подошел ближе к только что прибитому плакату меж стальных листов, и, пробираясь через столб своей неграмотности, пытался прочесть написанное. - Ре-во-лю-ци-я... Ха-ха-ха. Это что? Это Капитан Европы с клоунским намордником? - И так ему стало смешно, как не смеются дети, если показать им палец. Он гоготал от души, потешаясь изображением Капитана Европы в обличье клоунского красного носа. Тут его стукнули по голове.

  - Давай, приведи их сюда, и нас положат на месте, идиот. С кем я работаю! Господи!

  Иван изо всех держался, чтобы не выскочить и не положить данных товарищей за порчу государственного имущества (по законам Коалиции портрет Первого Капитана Европы таким как раз и являлся) прям тут, в этом грязном переулке, где таскались кучи и кучи разных паразитов, имена которым не успевали давать европейские биологи. Но, опешив, он поостыл, вспомнив методичку, что все, кто употребляет слова Старого мира - так или иначе связаны с сепаратистами. Он прокрутил на повторе последнее услышанное слово и замер. Его руки уже лезли в кобуру за револьвером, но Меркушев положил на его плечо руку и покачал головой, мол, не сейчас. Только спугнем. Через мгновение неизвестные лица закончили колотить стальную обшивку станции, сделав из плакатов поменьше один большой. Не меньше двадцати портретов Капитана Европы с клоунским носом сейчас были перед глазами Росса и Меркушева. Зрелище было одновременно и смешное, и настораживающее. Сколько еще таких появиться за ночь? Меркушев сорвал один из плакатов. На задней его стороне был напечатанный текст:

  'Мы - не чернь, ползающая в темных углах. Наше время придет - и падет захватнический строй, строй насилия, и насилия не оправданного, ненужного. Аванпост за аванпостом, станцию за станцией, город за городом - все окажется в руках свободы! Нас десять миллионов, а их - дай Бог сотня! Долой Капитана!'

  - Давно я о них не слышал, - соврал Меркушев. - Очень давно. Держи, почитай. Дело на считанные дни идет. Сегодня плакаты, завтра - бунт. А послезавтра?

  ***

  Путь до двадцать девятой каюты занял всю ночь. Протискиваясь между щелями, словно крысы, которых здесь не было, можно было подслушать некоторые разговоры, которые велись вполголоса. Где-то на самых нижних этажах, по мнению незадачливых, обитали они - людоеды, что вцеплялись живьем в твою плоть и отдирали от неё кусок за куском, а вопли твои - никто не слышал, кроме завхоза, обитавшего в складских помещениях и ответственного за сохранность люка, ведущего туда, в самые низы.

  - Я тебе говорю - жрут нас! И жрут, когда ты остаешься один. Куда, по-твоему, Миха делся, а? Ну куда?! С этой помойки и уйти некуда, только если ты не матрос и не уходишь в плавание. А он? Обычный электрик, Миха! Миха электрик! Его и забрать не за что, он вообще самый спокойный человек, которого я знаю! Зачем он коалиционным полицаям? Послушай, я вчера слышал, как кто-то ходит у нас под дверью, и их несколько. Не ходи по ночам одна, я прошу тебя.

  - Что ты завелся? Администрация разберется, все хорошо. У нас же было собрание по этому поводу, там и огласили все. Успокойся.

  - А администрация, дура, ничего не делает! Им плевать! Не их же дети исчезают. Не от них же кусочки рвут, в конце концов. Мы для них пустота. Слышишь меня? Пу-сто-та. Всех до одного нас сожрут, утащат в самый низ, на самое дно, и там...

  - А за дуру теперь спи сам, олух. Я к Галактике Андреевне, и пусть меня твои людоеды утащат куда-нибудь, мне все равно. - И было слышно, как дверью каюты хлопнули.

  Это слышала большая часть соседей. Звукоизоляции практически не было, и все всё хорошо про друг друга слышали. Сложно было что-то утаить, но нечто с этим прекрасно справлялось. Женщина, идущая к Галактике, знала, куда она идет. Всего лишь прямо и...Группа людей, обличенных в черные плащи, мигом заклеили женщине рот, связали и уволокли в один из тысячи переулков, в котором Меркушев и Росс пару часов назад обнаружили плакаты, причем не просто плакаты - а сам факт их появления. Бедная барышня не успела открыть и рта, как тут же уснула, надышавшись вещества, распыленного на изоленте. И таких, как она, за ночь исчезло около десятка.

  ***

  Оба они стоят по стойке смирно, не шевелясь. Заместитель возится с бумагами, открывая и закрывая архивы, один за другим. Он был коротко стрижен и одет в теплый, черный коалиционный китель, с золотыми вставками возле воротника. Наград он не носил, держал лишь в своем шкафчике, под столом. Почему не носит? Кто его знает. Заместитель прихрамывал на одну ногу, сел за стол и закурил. Он молчал, и разглядывал своим одним глазом зашедших Росса и Меркушева. Черная повязка, которую он носил, прикрывала и глаз, и обезображенную левую часть лица. Но он не стеснялся её, ни сколько.