Семен раскрыл глаза, а когда они, наконец, сфокусировались и обрели способность различать то, что перед ними находится, вскочил и замер по стойке смирно, поскольку беспокоить его изволил сам подполковник Ивановп Ж.Б. Лично. Вскочил Семен столь резко, что Ивановп от неожиданности и ради соблюдения надлежащей и приличествующей чину дистанции отпрянул.

     – Спокойно, спокойно! – урезонил он подчиненного. – Что это ты такой прыткий? Ко мне? – спросил. – Очень хорошо, ты-то мне как раз и нужен!

     Главный инженер открыл кабинет и, войдя вовнутрь, поманил оттуда Семена рукой: – Входи!

     Похолодевший от предчувствия неизбежной неприятности, Семен втащился в кабинет начальника, словно во чрево кита. И он имел к такой реакции все основания, поскольку редко бывал нужен Ивановпу, но когда это все же случалось, повод оказывался малоприятным, а общение с начальством позитивно для Семена не заканчивалось.

     «Ну, накручивал себя Семен, – все. Если я ему понадобился под Новый год – не видать мне Сальви-Круса этой зимой, а очередного отпуска летом. Да…»

     Но Ивановп не обращал внимания на Сенины терзания и, судя по сосредоточенному выражению и без того сурового, словно рубленного топором, впрочем, достаточно умело, лица, думы его витали достаточно далеко. Он жестом указал Семену на стул, а когда тот сел, молча несколько раз прошелся перед ним от стола у окна до двери и обратно. При этом он все супил черные свои брови и как бы в нерешительности проводил рукой по жесткому ершику совершенно седых волос.

     – Я слышал о твоем несчастье, – трудно подбирая слова, наконец, начал он. Видя Сенькино удивление, но неправильно, очевидно, его истолковав, он предупредил предполагаемое резкое движение Семена жестом простертой руки. – Сиди, сиди. Не надо ничего мне говорить, я все знаю. Выдрать, конечно, тебя следовало бы – не как начальник, как отец тебе говорю. Но это уж у всех у нас в крови: пока колотушкой кто-нибудь умный по голове не даст, ни за что не начнем соображать, что и как делать. А с тебя, сопляка, что за спрос? Хотя, спросим, конечно, можешь не сомневаться, но – после.

     Ивановп замолчал и в немой задумчивости еще некоторое время походил по кабинету. Машинально достал из кармана сигареты, но, вспомнив, что курить здесь нельзя, спрятал пачку обратно. По всему было видно, что он сильно волнуется. Семен не понимал причин волнения начальника, и это его все больше тревожило.

     – Так, говоришь, та женщина требует, чтобы либо женился, либо заплатил полмиллиона отступных? – остановившись напротив Переборцева и тяжело, в упор глядя на него исподлобья спросил Ивановп. Глаза Сеньки без всякого усилия с его стороны полезли из орбит. Ему вдруг сделалось плохо, так плохо, что по сравнению с этим, то, что было утром, было очень, очень хорошо. Он задохнулся и ничего не смог ответить, потому что не нашелся, что, а если бы и нашелся, все равно не смог бы, потому как задохнулся. Впрочем, от него ответа и не требовалось, тем более что его внешний вид и так был вопиющ и красноречив. – Хорошая женушка может статься, – продолжал Ивановп. – Но ты, я надеюсь, сопротивляешься? Ни в коем случае, я думаю, нельзя поддаваться на шантаж. Тем более – на шантаж любовный. Да! Но что за женщина! Вот это размах! Шестьсот тысяч! А ведь и миллион бы запросила и глазом не моргнула бы. Торгашка! Но это – призвание души. Ты, конечно, выпутывайся из этой ситуации… самостоятельно, как хочешь, но мой долг, я так считаю, тебе помочь. У тебя кто-нибудь есть? Я имею в виду, альтернативный вариант есть?

     – Е-есть, – заикаясь, едва выдавил из себя совершенно ошеломленный Сенька. – В Сальви-Крус мне надо бы…

     – Вот и езжай! – подхватил и одобрил Ивпановп. – Езжай, и женись немедленно, сегодня же женись, не то наплачешься, парень, ох и наплачешься, поверь моему опыту. Все. Разрешаю обратиться к командиру по этому вопросу. Обрисуешь ему все, скажешь, что я тебя поддерживаю.… Но думаю, что он уже в курсе. Думаю, все уже в курсе. А теперь – иди, у меня еще куча дел сегодня. Иди. Куча.

     Семен выбрался из кабинета Главного инженера в состоянии практически шоковом, не чувствуя под собой ног и едва нащупывая ими ускользающую, ставшую зыбкой поверхность. Открывшиеся только что перед ним перспективы заставили работать с перегрузкой все его потовые железы и, без преувеличения, был он мокр, как мышь, ну, когда она бывает мокрой. Да если бы только это!

     – Что за ересь они все несут? – устало, как о чем-то постороннем, но чувствуя все же внутреннюю дрожь и напряжение, подумал он. – Откуда эта тема спустилась? Свихнуться можно.

     Мучительная резкая боль ломанула вдруг висок, и он, не имея других средств унять ее, подошел к окну в конце короткого коридора и прижался лбом к холодному, заиндевелому стеклу. Взгляд его проник прозрачное тело, глаза напитались дневным светом, но на душе светлей не стало, нет. Там, за окном, ветер закручивал снежные вихри, заставляя эти полу призрачные образования танцевать друг с другом менуэт. Ветер задавал ритм их бесконечному танцу, подвывая: было, было, было…

     Все было, все было так и все так будет, Семен знал это. Ощущение дежавю не проходило, напротив, усиливалось. Вот, сейчас скрипнет дверь…

     Дверь действительно скрипнула, и в гулкой пустоте коридора застонали половицы под грузным телом командира.

     «И ничего изменить нельзя…» – с тоской думал Семен. Снежная круговерть за окном подтверждала это его предположение.

     – Переборцев! – окликнул его командир, приблизившись.

     Семен, как ни трудно ему было, отсоединился от окна, повернулся кругом и принял для общения с начальником определенное уставом положение тела. Положение это, причем, он принял с особым старанием и тщание, дабы начальник, а точней – командир, не решил, что он, Семен, сомневается, что главней командира на этом участке суши никого, лишь один господь Бог.

     – Ты что здесь делаешь? – спросил командир Семена голосом, который рассеивал любые сомнения в том, кто говорит, буде у кого такие сомнения появились бы.

     – Я к вам, товарищ полковник, – сообщил свою цель Сенька, подивившись одновременно своему внутреннему равнодушию и даже некоторому оцепенению. А какой смысл волноваться, коль скоро все уже было, а то, что еще будет – предопределено? – Я отпроситься хотел, мне нужно в Сальви-Крус съездить.

     – Хм, нужно… – засопел полковник. – Всем нужно. Мне вот, тоже нужно.