Ждали автобуса.
Юрка был без перчаток, поэтому мерз. Нервно и зябко сжимая пальцы в кулаки, он хмурился. Он прекрасно понял, о чем именно говорила ему Алла, и теперь не мог сообразить, как ему к этому относиться и, соответственно, как поступить. С одной стороны, ему не хотелось ни во что ввязываться и нарушать спокойное течение своей жизни, по крайней мере, в этот вечер, тем более что ничего такого он не планировал, а в училище в любом случае возвращаться надо. Он был несколько старомоден, и думал, что не имеет права предавать свою любовь, а ведь это будет предательство – и ничто другое! Но, с другой, с греховной стороны, его самолюбию чрезвычайно льстило то обстоятельство, что Алла выбрала не кого-нибудь, а именно его, и… надо думать… такие предложения делаются не каждый день и, черт побери, мужчина он, в конце концов, или нет! Но ведь и та девчонка верит ему… Но верит ли? Или верит, но, на всякий случай имеет в запасе парочку других вариантов и ответвлений линии судьбы? Что вот делать?
Он искоса взглянул на Аллу. Девушка смотрела куда-то совсем, совсем в другую сторону. Распоясавшийся ближе к ночи снег безбоязненно терся о ее щеку – она не замечала этого. «Тоже, нервничает, – сообразил Юрка. И подумал провидчески: – А ведь все не так просто, пожалуй. Что-то здесь есть такое, о чем мне постеснялись рассказать».
Мягко раздавливая шинами нападавший на дорогу еще рыхлый снег, подкатил автобус. С коротким, но громким, словно всхрап, грохотом откинулись в стороны двери. Юрка сделал движение, чтобы помочь Алле подняться в салон, но девушка сама проворно запрыгнула на подножку. Прохрипели снова двери, автобус загудел и принялся деловито перемалывать пространство. Кампания расположилась на задней площадке, хотя вокруг было полно свободных мест, садиться на холодные дерматиновые сиденья никому не хотелось. Володя шептал что-то веселое на ушко Наташе, Наташе, видимо, нашептываемое нравилось, и она смеялась в ответ, Ленька теребил ус, Алла смотрела в окно и хмурилась, а Юрка смотрел на Аллу, думал свою думу и ежился от врывавшегося в небольшую щель внизу двери студеного ветра.
Автобус вильнул к очередной остановке. Обернувшись к друзьям, Володя шепнул: «Ребята, у меня увольнительная на двое суток, дальше без меня…»
– Ладно, ладно, – рассмеялся Ленька, – все понятно. Смотри, не заблудись до завтра.
Володя с Наташей сошли на остановке и, плечо к плечу, нырнули в зимнюю, подсвеченную снизу снегом ночь. Володя держал девушку под руку, а она склонила голову к его плечу. Юрка успел заметить, что их обоих пробирает дрожь радостного возбуждения. А, может, ему это только показалось. Вот ему не было весело, это точно.
« Однако, наша следующая», – подумал он, а вслух сказал: – Нам сходить!
Алла метнула на него растерянный и в то же время гневный взгляд, и отвернулась к окну.
«Ладно, Бог с ней! – решил Юрка. – Кто она мне? Кончено!»
Однако, похоже, Ленька, перехвативший быстрый взгляд девушки, так не думал. Вообще, ему не была свойственна Юркина сентиментальность, от слова совсем, зато он обладал прямотой, всегда знал, чего хочет в данный момент и неотвратимо шел к своей цели.
– Аллочка! – тронул он девушку за плечо. – Не грусти! Мы уходим, но мы обязательно вернемся. А то пошли с нами, согреешься…
– Дурак! – вполне адекватно отреагировала девушка и резким движением сбросила Лехину руку с плеча.
– Не понял, – возмутился усач. – Это кто здесь дурак?
Юрка, от греха подальше, за ворот шинели выволок друга из автобуса.
– Нет, ты слышал? – апеллировал к нему Ленька и все порывался вернуться назад. – Она же меня дураком обозвала!
– Э – э – э, – сообразил наконец Юрка, – да тебя развезло совсем. Дурак ты и есть.
– Что! – возопил Ленька. – И ты тоже? Не хочу с тобой идти! Он оттолкнул друга и зашагал по дороге к островком света сиявшей в ночи проходной училища.
В окне бесшумно уплывавшего в темноту, словно воздушный шар, автобуса был виден бледный профиль Аллы. Юрка провожал его взглядом, пока это было возможно, после чего догнал Леонида и, обняв за плечи, притянул к себе.
– Ладно, друг, успокойся, – подвел итог эпизода. – Ерунда все это, правда. Не стоит тратить нервы. Ты лучше соберись и иди ровно, подходим, проходная…
И, подобравшись, они зашагали в будущее, каким оно им представлялось и виделось в тот миг.
Так разъехалась и разошлась в разные стороны эта случайная кампания, и никто из них не предполагал, что в ближайшее время жизнь внесет в судьбу каждого из них те самые коррективы, о которых еще совсем недавно, разглагольствовал Юрка.
На докладе дежурному офицеру о прибытии из увольнения Леонид, говоря суконным языком, был определен, как употребивший спиртные напитки. Он, по своему обыкновению, начал дерзить, и тогда его без лишних слов отправили на гауптическую вахту. Чем был нанесен непоправимый урон его репутации дисциплинированного курсанта.
– Слишком уж обидела меня девчонка эта, Алка, – объяснял он другу с ним произошедшее. – Разнервничался я, не совладал с собой. В чем каюсь. Желаю искупить. Обещаю исправиться.
В то время, когда Леонида вели на губу, друг его Юрка стоял в строю на вечерней поверке. В голове его, вполне трезвой, тем не менее, стоял звон и шум, словно проливался на его темя серебряный дождь, между струями которого пряталось, выплывая раз за разом, лицо Аллы. «Хотите, чтобы я пошла с вами?» – спрашивала она, лукаво улыбаясь, и голос ее звенел, под стать дождю, серебряным колокольчиком. Юрке теперь почему-то казалось, что в тот момент она улыбалась, и именно лукаво. И эта, вымышленная им улыбка, наилучшим образом разрешила все его сомнения. «Пора, пора мне набираться опыта в таких делах» – сделал он из всего пережитого и передуманного в этот вечер вывод. «Надо идти».
Идти – значит идти. Куда – он знал. Еще там, в Нестерке, узнал он телефон Аллы. Узнал у Наташи, с которой танцевал один единственный раз. Он вообще танцевал сегодня только один раз, и почему-то с Наташей, он уже не помнил даже, как это получилось.
