Антон, прилаживая на ходу к локтю вырванный при падении и болтающийся как клапан лоскут рукава, посмотрел в указанном направлении.

     – А, это… Фуражка, – сообщил он тут же мысль по поводу увиденного, придав лицу невозмутимое недопонимание. – Плывет, река…

     – Так точно, фуражка. Моя фуражка, – выдавил из себя полицейский. – И если бы не вы – оба – она сейчас не плавала бы там, как дохлая кошка в луже, а была бы там, где ей положено быть, и где она была до того момента, как вы – оба – изменили ее судьбу. И он для убедительности ткнул пальцем в то место, где положено быть фуражке, в свое темя. – Вот здесь она была и должна быть.

     – А ты что разлегся? – обратил, наконец, свое благосклонное внимание полицейский на главного виновника случившейся катастрофы, который совсем не спешил принимать вертикальное положение.

     Нехотя, бывший беглец поднялся на ноги.

     – Иди сюда, – поманил его полицейский пальцем. – Давай, давай.

     Потупив глаза и сильно смущаясь, но все же повинуясь неодолимой силе власти, мужчина двинулся ей навстречу. По мере его приближения, огонек недоверия в глазах полицейского сначала едва засветился, а потом разгорелся вовсю. Попав в поле действия этого огня, мужчина сразу осознал всю бездну своей провины и совсем стушевался.

     – Держи ее! – вдруг закричал Антон, и бросился вниз по спускавшейся к воде лестнице.

     Полицейский, проявив рефлекс, цепко схватил другого бегуна за руку.

     Антон спустился к реке как раз вовремя. Именно в этот момент фуражка, влекомая медленным током воды, проплывала мимо лестницы, и случайный порыв ветра подтолкнул ее к ней на такое расстояние, что ее легко было достать рукой – что юноша и сделал с изящной ловкостью.

     Отряхнув от воды фуражку, видавшую виды и потому, вероятно, практически не намокшую, Антон бережно отнес ее вверх на набережную и вернул полицейскому.

     – Вот, пожалуйста, возьмите, – сказал он. – Ничего с ней не случилось, даже лучше стала.

     Сержант насупился, но потянулся за фуражкой, выпустив при этом из рук бывшее в них до того тело, тут же свободно обмякшее.

     – Ваше счастье! – пресек он дальнейшее обсуждение своего головного убора. – А куда это вы, собственно, так неслись? И кто такие? Документы?

     – Да мы с Силантьичем на работу опаздываем, – торопливо принялся объяснять Антон. – Мы на «Инструменте» работаем, в одной бригаде. Мы вообще родственники, он мне дядька. Вот мой пропуск, а он свой всегда на проходной оставляет, боится потерять. – Антон говорил и говорил, а вновь обретенный родственник его молчал, как рыба об лед, только все сильней тараща на него глаза. – Врачи говорят, что бегать по утрам полезно, вот мы и решили поактивничать.

     Полицейский искоса взглянул на отставленный на вытянутую руку пропуск Антона, закрыл его и, похлопывая им по второй свободной руке, протянул:

     – Работяги, значит. То-то я смотрю, одеты вы как-то… Теперь понятно, потому, как… Вам, я скажу как врач, надо активней умственно работать. Чтобы не было последствий, потому что. Это мой авторитетный вам совет. И наставление. Все понятно?

     Антон только развел руками.

     – А родственник что, немой? – спросил полицейский, указав пальцем на молчаливого мужика.

     – Да он, это, с утра никак не разговорится. Пока чаю не напьется, – ответил за молчуна Антон. Молчун сглотнул и согласно кивнул головой.

     Полицейский вновь подозрительно скривился в сторону мнимого Силантьича, но решил, что с него довольно, и вернул Антону пропуск.

     – Ладно уж, – протянул, – дуйте. А то на смену опоздаете. И не бегать мне!

     Антон бережно, но крепко обнял за плечи товарища по приключению – чтоб невзначай не бросился удирать снова – и, удалившись на приличное расстояние от занявшегося своей фуражкой полицейского, спросил:

     – Что же это ты, братец, удирать от меня намылился? Реактивный ты мой!

     Мужик покряхтел, словно перевернул тяжелую крышку ржавого железного сундука и таким же скрипучим голосом ответил:

     – Так я думал, что ты тоже.

     Это были первые слова, услышанные Антоном от него за все время их богатых на приключения отношений, но они никакой ясности не прибавили.

     – Что – тоже? – справедливо потребовал Антон объяснений.

     – Тоже из той конторы, – сказал беглец и кивнул головой в сторону оставшегося за спиной полицейского.

     – А! – понял Антон. – Нет! Ты мне совсем по другому делу нужен. Эх, ты, Силантьич, Силантьич!

     – Вот, к примеру, откуда ты узнал, что я Силантьич? – спросил мужик и мягко попытался высвободиться из дружеских объятий.

     – Я? – удивился Антон. – А ты на самом деле Силантьич? Никогда не знал этого. Сымпровизировал на ходу, по обстоятельствам. Ну, стало быть, сам Бог велит тебе мне помочь. Ты помнишь, где мы с тобой в последний раз встречались?

     Силантьич посмотрел на Антона снизу вверх из-под нависших жестких седых кустов бровей и проскрипел:

     – Помню! Рожа у тебя, парень, приметная, таких конопатых еще поискать-попотеть надо.

     – Замечательно! – рассмеялся Антон. Все складывалось прекрасно, и он не склонен был обижаться на разные колкости. – Значит, меньше объяснять надо. Я хотел бы просить тебя, Силантьич, чтобы сегодня вечерком, ну, скажем, минут за пять-десять до закрытия парикмахерской, устроился в том же самом, что и в прошлый раз, кресле.

     – Зачем это? – насторожился Силантьич. – Какая мне от того польза?