Вера Волховец
Ведущая на свет
1. Свет на лице
Мое утро начинается со света на лице. Я нарочно не задергиваю шторы, потому что не хочу просыпаться под будильник, солнце куда более ласково обходится с теми, кого ему надлежит разбудить.
Итак, оно настало, это утро. Еще одно.
И я точно знаю, что оно будет максимально похоже на начало дня любой обычной девушки.
Я встаю, выпутываюсь из одеяла, промахиваюсь левой ногой мимо шлепанца, оставленного у кровати, плетусь в ванную, чтобы почистить зубы и принять душ.
Все такое обычное, кажется, сейчас в дверь моей ванной постучит папа и крикнет: “Агата, ты скоро там?”.
Вот только папа не постучит. Он уже полгода постучать в дверь ванной не может.
Нет, если вы мне сейчас хотите принести соболезнования, давайте остановимся на этом, потому что вы меня неправильно поняли.
Это не мой папа умер полгода назад. А я…
“Обычное дело” для двадцать первого века: машина, вспышка, свет в конце тоннеля, а потом ты открываешь глаза и понимаешь, что стоишь посреди улицы и смотришь, как твое тело запаковывают в черный пластиковый пакет. Не обращая внимания на то, что вот она ты, стоишь тут рядом.
А за спиной кто-то покашливает, явно требуя к себе твоего внимания.
“Доброго вам вечера, Агата Виндроуз, и добро пожаловать в вашу посмертную жизнь”.
Радужно ли звучит? Я без понятия. Наверное, все дело в том, что я никогда особо не сомневалась, что какое-то посмертие у людей есть, только не знала, какое.
Теперь знаю.
В девяноста процентах случаев вы слышите: «Ваш греховный кредит не позволяет вам свободного посмертия, вам надлежит отправиться в Чистилище для его отработки».
Греховный кредит. Звучит так, будто кто-то тебе при жизни что-то занял, а на деле это какая-то очень абстрактная величина, обозначающая, насколько ты при жизни была «плохой девчонкой».
Дочистив зубы, я наливаю кофе. Черный, горький, потому что у меня вчера кончился сахар, а из-за очередного прилетевшего мне штрафа новый я взять не смогла.
Да-да, штрафы.
Спорим, вы надеетесь, что хотя бы после смерти вы распрощаетесь с отчетами, работой, зарплатой, на которую придется «выживать», а также штрафами, нудными боссами и ненавистным дресс-кодом, из-за которого вынуждены таскаться на работу в неудобных шмотках?
Как же мне не хочется вас разочаровывать, но придется. Предупрежден – значит, вооружен и все такое.
Нет, не распрощаетесь.
Тут, наверное, стоит остановиться, представиться, потому что я, кажется, этого еще не сделала.
Привет, меня зовут Агата, и я работаю ангелом. Если вы представили девочку с нимбом, в белоснежных одеяниях, парящую на белоснежных крыльях и поющую гимн, восславляющий Небеса, – вы промахнулись. И нахорошо.
Нимба нет и не будет – с учетом того, что в смертной жизни я успела неслабо накосячить, он мне просто не положен. По тем же причинам крылья у меня не белые, а грязно-серые. А в области у лопаток, я точно знаю, у меня плотное пятно черных перьев. Как и у всех, запятнанных серьезным грехом.
Белоснежные одеяния…
Знаете, я бы, пожалуй, согласилась на этот пункт, потому что это всяко удобнее, чем положенная мне по дресс-коду форма.
Нет, серьезно: тот, кто придумывал и утверждал дресс-код для сотрудников Чистилищных Департаментов, совершенно не представлял всего того спектра работ, что в этой форме предстоит выполнять.
И я еще могу представить, как сборщики душ в этой форме выполняют свои служебные обязанности. Но когда ты – работник Департамента Святой Стражи и когда ты работаешь на самом верхнем, самом жарком слое Чистилища, эти черные брючные костюмы с пиджаками – да-да, для девушек тоже – это и душно, и попросту не функционально.
В стычке с демоном форма только добавляет скованности в движениях. Это если вынести за скобки банальный дискомфорт во время такой рутинной работы как патрулирование над Полями.
Ну, а про распевание гимнов – знаете, я была бы рада. Но некогда. Ей-богу, когда приходится завтракать в общей столовой, в компании приятелей, я даже помолиться перед едой не могу, чтобы на меня косо не посмотрели.
Типа, «что за ерундой ты маешься, Агата», «не отвлекай Небеса попусту», и «молись, не молись, а кредит сам себя не отработает».
А я – дочь священника, и без этого чувствую себя какой-то преступницей.
В общем, есть я предпочитаю у себя, в маленькой «служебной квартирке», в которой, кроме пары комнат и ванной, нет ничего.
Если не приглядываться, быт обитателя Лимба не особенно отличается от быта любого смертного человека.
Те же будильники, те же джинсы дома, а костюмы на работу. Даже приходя с работы, мы так же плетемся в душ, чтобы смыть с себя пот и грязь. Ничего не меняется.
И все-таки отличия есть.
По крайней мере, для того, чтобы добраться на работу, я сейчас выхожу не из квартирки в коридор, а из квартирки на балкон. Точнее, на то подобие балкона, что тут имеется. Никаких перил, никаких ограждений, просто бетонная ступенька с внешней стороны здания, и ты шагаешь с неё, просто разворачивая за спиной крылья. Ну, или сначала разворачиваешь, а потом шагаешь. Смотря насколько ты любишь адреналин.
В объятия небес я ныряю стремительно.
Под ложечкой посасывает с утра, и никак от этого ощущения избавиться не получается.
С одной стороны, сегодня – особенный день.
С другой стороны, именно поэтому меня слегка и подташнивает.
Правда, какая разница? Кредит же сам себя не отработает. Так ведь?
В наличии крыльев есть свои плюсы. И минусы. Честно, я не знаю, в какую графу записывать тот факт, что путь от моего дома и до Департамента, в котором я работаю, занимает пять минут полета. Пять минут над ровными улицами верхнего слоя Лимба.
Ах, да, кстати. Вы еще привыкнете, но Чистилище все местные называют Лимбом. Не знаю, почему. Что-то в этом есть очень человеческое: «Чистилище – звучит жутковато, а Лимб – как название параллельного мира». И вроде как уже не так грустно, да?
Департамент Святой Стражи – мое место работы – имеет много корпусов. И, казалось бы, есть грешники похуже меня (ай-яй-яй, Агата, не осуждать, не правильно это – меряться с другими кредитом). Но мне «повезло».
Я работаю в «головном корпусе». В том самом, в котором работает начальник всея управления Святой Стражи, архангел и Орудие Небес Артур Пейтон.
Чтоб вы понимали, почему я очень не рада факту работы под его началом, я вам расскажу, насколько адская давка сейчас происходит внутри департамента, в холле. Большом, просторном, светлом и спокойном холле. Я сказала, спокойном? Ну, да, в любое время, но не перед началом рабочего дня.
Ты же не только должен явиться на работу, ты должен успеть зарегистрироваться на любой из стоек дежурных регистраторов. И сделать это ровно до девяти утра.
И… Не я одна не ставлю будильник, вы же понимаете?
А Артур Пейтон, наш великий босс, стоит сейчас на лесенке, смотрит то на бедлам, творящийся в холле, то на часы на правом запястье. Семь минут. И адская очередь. Черт!
– Рози, – я слышу восклицание за своим плечом и чуть ли не с облегчением оборачиваюсь.
Джон. Джон Миллер – мой лучший друг, если так вдуматься – единственный мой друг в Чистилище. Стоит в очереди почти у самой стойки регистратора. Перед ним всего два человека.
– Эй, она тут не стояла, – возмущенно шипит из-за спины Найджел Рэдклифф, когда Джон чуть сторонится, уступая мне место впереди себя в очереди.
– Я всегда занимаю для Агаты, – безмятежно откликается Джон и ободряюще мне улыбается. Где-то сбоку мечтательно вздыхает Лили, давно и безнадежно влюбленная в моего друга.
Я могу её понять, на самом деле. Есть подозрение, что Джон когда-то нарушил пару предписаний и явился людям. Вот весь такой, какой он есть: с хрустально-прозрачными проникновенными небесно-голубыми глазами, светлыми волосами и белоснежными крыльями.