Сижу, изучаю судебную медицину – завтра очередной зачет.

Заявляются два молодых кавказца с небольшим чемоданчиком, требуют наставника. На информацию, что "я за него" отреагировали, в общем, нормально.

– Слушай, тут наших вчера взяли, надо отпустить, – и суют свой чемодан мне.

В ходе беседы, я понимаю, что эти – те двое, которых за грабеж не задержали вчера просто потому, что они шли по другой стороне улицы! Оставляю их ждать и бегаю по всем кабинетам с вопросом: "Что мне с ними делать?!". Абсолютно все сотрудники, включая дежурную часть, послали меня к наставнику, типа: его дело, пусть он и решает.

Я вернулась. Пока бегала, примерно придумала, что ж мне делать.

Полчаса я им объясняла, что я ничего не решаю, начальник будет завтра, всех отпустит, приходите обязательно. Вроде договорились.

Я и веселилась: в первые два часа работы взятку предлагали, и печалилась: не знала, что делать, надо ж было задержать.

Прибывший вечером наставник пожурил за бездействие, практических советов не дал и не поверил, что они явятся назавтра.

Но они пришли, правда уже без чемодана. Были задержаны. В дальнейшем мы с наставником и еще одним стажером вместе и попеременно "кололи" задержанных, разыгрывая целые спектакли – мастер подходил к делу творчески. Тут и расстановка позиционно вокруг допрашиваемого, и расписанные поочередно реплики и вопросы, много всего. Я, кстати, в дальнейшей своей работе этими методами не пользовалась, но тогда было интересно.

Еще ему нравилось поручать мне в его дежурство опросы заявителей по неочевидным делам. После сотни моих выясняющих вопросов и 8-10 исписанных листов объяснений редкий заявитель оставался уверен в том, что против него было совершено какое-либо правонарушение. Это не было моей целью, я просто тщательно уточняла обстоятельства, но было как раз целью моего наставника, ибо позволяло сразу вынести решение по материалу.

Со временем Юрий Сергеевич поручал мне готовить черновики постановлений, результат мы обсуждали с ним и вторым стажером, который уже закончил учебу и поступил на службу, что как раз очень помогло мне в дальнейшей работе.

Еще при одном из обысков по какому-то делу был изъят редкий в самом начале 90-х компьютер. Он оказался бесхозным и завис в нашем кабинете надолго. Мы, конечно, в основном играли на нем в тетрис и подобные игрушки, но попутно освоили: как в нем и что, я даже познакомилась с "нортон командер" и предшественником Ворда, сейчас уже и не вспоминается, программа, позволяющая работать с текстовыми файлами, на букву "л", вроде… но не линукс. Всезнающий инет после долгих поисков нашел среди себя: Лексикон.

В ходе этой стажировки я четко усвоила: сколько бы ни было и каких чинов на месте происшествия, главный там – следователь, и весь спрос за результат только с него.

Очередные дежурные сутки наставника, он занят в РУВД, тут сообщают о квартирном разбое, надо ехать на место. Уж не знаю, чем он думал (мы с ним еще не разу не были на выезде), но решил отправить одну меня в составе следственно-оперативной группы (СОГ), состоящей, обычно, из следователя, опера и эксперта.

Я знала, как действовать чисто теоретически, но поехала – молодость, что сказать))

Разбой – тяжкое преступление, потому на место происшествия выезжают не только районные СОГ, но и дежурные по городу и области.

Приезжаем в квартиру, там уже толпятся человек семь разной важности чинов в больших погонах и пытают шестилетнего очевидца разбоя Михаила. Пацан, кстати, не был особо напуган и отвечал довольно четко.

Я, согласуя свои действия с опытным доброжелательным экспертом, осматриваю квартиру под протокол. Тщательно и долго – первый раз же. До этого дня я только протоколы осмотра предметов составляла – нелюбимое следаками занятие, как и составление описей, очень пригождается богатый словарный запас, почерпнутый из проглоченных буквально книг двух с половиной библиотек.

Закончила протокол, допросила хозяйку, составили с ней список похищенного, и с чувством хорошо выполненного долга отбыла в райотдел, где составила необходимые постановления, завизировала все у наставника и передала дело в дежурку на регистрацию. Я, прям, гордилась собой! Целых пятнадцать минут. До звонка возмущенного дежурного: в деле не доставало основного – протокола допроса шестилетнего очевидца. Мне в голову не могло прийти, что ни один из толпы чинов, расспрашивавших мальца в течение часа, не удосужился внести его показания в протокол!

Выслушав моё блеяние, Юрий Сергеевич раз и навсегда объяснил, что кто бы и в каких погонах не присутствовал на месте, мое право и обязанность слать их лесом, чтоб не мешали работать, и только самой определять: кто, что, когда и в каком порядке делает на месте происшествия. Пусть и в свои 21.

Потому что спросят только с меня.

В дальнейшей своей работе я поступала именно так.

Я многому научилась на стажировке: добиваться нужного результата, добывать информацию, задавать нужные вопросы, даже звонить по телефону (что оказалось совсем не просто)!

Я, кстати, специально пошла на стажировку, понимая, что с моей застенчивостью работать будет сложно, а тут хочешь-не хочешь, придется, да и с практиканта спрос поменьше.

Наставник ничего особо отдельно не объяснял, я делала выводы из наблюдений. Поработать в таком режиме было очень полезно.

Закончилась полугодовая стажировка, мне приходилось самостоятельно проводить разные следственные действия и даже опросы населения, что обычно делают опера. В то время многое следователь делал лично: и проверки по материалам, и повестки доставлял, и понятых/подставных обеспечивал (особое изощрение – ночью в безлюдной части района), и жуликов по домам вылавливал. Поскольку стажеры – дополнительная бесплатная раб.сила, многое из этого ложилось на наши плечи.

Опрос населения мне не удался совсем, потому как нужное так и не выяснила, зато принесла два безнадёжных (в плане перспективы направления в суд) заявления. А как вы думаете, по закону милиционер обязан принять у граждан заявление о совершенном правонарушении! Так, на возмущенный ор дежурки я и выразилась. Народная молва дежурных смен навсегда определила: меня на опросы не пускать))

Тогда же, по самодельным "корочкам" (с настоящими подписями и печатями) нас даже в СИЗО (следственный изолятор) к арестованным пускали.

Мне было сложно в работе, потому как представления и о жизни, и о службе у меня были книжно-теоретические, при столкновении с реальностью я много косячила. Но было полезно "фейсом об тейбл" – нарабатывался опыт.

Нам (каждому из студентов-стажеров) дали каждому по пять фигурантных дел (с установленными подозреваемыми) и благословили на самостоятельное плавание.

Своего первого, задержанного за нанесение тяжких телесных повреждений, жулика я отпустила. С моей, чисто теоретической точки зрения, не имелось достаточных доказательств для предъявления ему обвинения и представления на арест. И за двое суток его задержания я их собрать не смогла. Я не прислушалась ни к начальнику следствия, ни к прокурору, требовавших обвинение-таки предъявить и в оставшиеся полтора месяца собрать нужное.

Как же! В кодексе же написано, что обвинение – только после сбора доказательств)))

Тот мой жулик был в розыске пять лет, я запомнила тот случай в разряд: как поступать не надо.

И свой первый визит в СИЗО к арестованному по делу заслуженному рецидивисту (многократно судимому ранее) тоже запомнила. Офигевание мое было полным. От обстановки и процесса.

Я, конечно, порасспрашивала коллег: как там и что, думая подготовиться и выстроить правильную линию поведения… Не знала тогда, что продумывать поведение надо, но планировать в следствии "от и до" – занятие бессмысленное и даже вредное: обстановка меняется каждые несколько минут, и предустановки мешают быстро ориентироваться в ситуации и соображать.