Ледяная пустыня казалась бесконечной. Белые торосы тянулись до самого горизонта и там сливались с таким же белым и бесконечным небом. Местами между торосами можно было различить тёмные зигзаги трещин, уходящих в бесконечную глубину тысячелетнего льда. Бесконечность здесь ощущалась во всем, и в пространстве, и во времени. Как будто находишься в нулевой точке многомерной системы координат.

Левую щеку стало пощипывать от мороза. Николай поднял руку и потёр онемевшее место варежкой.

Где он? Место казалось незнакомым. Хотя некоторые детали Николай где-то уже видел. Но не здесь и не так. Словно перемешанные между собой кусочки пазла, рассыпавшегося по столу.

Например, эти ледяные колонны! Вернее, два остроконечных изогнутых тороса.

Их он точно где-то видел. Напоминают края Луны, если бы та вдруг разрушилась посредине.

Да, действительно, очень похожи на два полумесяца. Стареющий и Растущий.

Послышалось едва заметное потрескивание. Словно оседал под собственной тяжестью лед.

Мороз усилился. Николай почувствовал, что теперь немеют не только щеки, но и кончик носа. Пришлось потереть варежкой и его.

Потрескивание стало громче. Верхние концы полумесяцев вдруг побелели и заискрились, словно прозрачный лёд покрылся сверху инеем.

Иней разрастался, утолщался и постепенно покрывал всю поверхность ровным искрящимся слоем.

Стало ещё холодней. Наросты стремительно увеличивались округлялись и вскоре заполнили собой все пустующее пространство между полумесяцами. Теперь это был единый ледяной шар.

Потрескивание прекратилось.

Шар получился идеальным.

Таким идеальным, что Николаю захотелось к нему прикоснуться. Дотронуться до сверкающий поверхности, ощутить кончиками пальцев холод идеальных кристалликов льда. Почувствовать царящие в его недрах гармонию, покой и бесконечность.

Николай сделал было шаг вперёд, но вдруг понял, что этого не нужно.

Шар уже здесь. Прямо перед ним. Внутри него.

Шар был его сутью, его чувствами, его ощущениями.

Николай плыл в бесконечном искрящемся пространстве среди вечности, гармонии и покоя.

Сколько это продолжалось? Секунду? Минуту? Годы? Время не имело значения.

Прошла тысяча лет, пока Николай не ощутил, что он не один. Что-то искажало идеальную гармонию кристаллической решетки льда. Какой-то хаос. И он приближался.

Черное пятно сначала крохотной точкой возникло на горизонте бесконечности, затем стремительно разрослось и захватило всё пространство темным удушающем мраком.

Николай проснулся. Было темно, однако не так, как в этом странном кошмаре. Слабое пламя газового обогревателя освещало призрачным светом внутренность палатки.

Николай выбрался из спальника, натянул ботинки и посмотрел на часы. Семнадцать сорок девять. Уже вечер!

Последние дни он провалялся с простудой. Температура держалась около тридцати семи с половиной. Ничего страшного, но очень неприятно. Болела голова и все время клонило в сон. Пришлось даже отменить ежедневную пробежку.

Николай не спеша затянул шнурки на ботинках, и хотел уже было встать, как вдруг замер.

Он знал, как звучит его дом. Каждый скрип, каждый шелест, каждый шорох.

Этот звук был чужим. Как будто что-то скребется…

Вот черт!

Николай выскочил из палатки. В гостиной темнота – хоть глаз выколи! Неудивительно, окна он еще с октября закрыл плотными ватными одеялами.

Скребущий звук, несомненно, шел со стороны кухни.

Крысы! Чертовы крысы! Миллионы, миллиарды чертовых прожорливых крыс! Чтоб им сдохнуть!

За промерзшим окном, пригоршнями бросая в стекло мелкую снежную крупу, завывал ветер. Близились сумерки. Темные окна соседней многоэтажки были уже почти не видны.

Николай стоял посреди кухни и смотрел на растерзанные ящики с зимними припасами. Два года о крысах ни слуху ни духу и вот, пожалуйста. Дело дрянь!

Но, до чего умные твари! Крысы прогрызали дыру в стене ящика, сжирали все его содержимое, а затем, прогрызали новую дыру в соседний ящик! И так далее, так далее, так далее…

Ящики стояли штабелями вдоль стен, занимая почти половину площади кухни. Крысы начали именно с верхнего ряда. Если бы принялись сначала за нижний, то все бы обрушилась, стоило только нижним ящикам опустеть. Удивительно! Впрочем, чему удивляться. У крыс наверняка есть колоссальный опыт по опустошению продовольственных складов.

Николай стал аккуратно разбирать все, что осталось от его надежды пережить зимнюю «спячку». Сортировать оказалось почти нечего. Ящики, до которых добрались грызуны, были аккуратно вычищены. Нетронутыми остались всего лишь полтора нижних ряда. В каждом ящике хранился почти один и тот же комплект продуктов: лапша быстрого приготовления, сушеные хлебцы, полукилограммовый пакет вяленой индейки, а в некоторых ящиках была говядина или рыба, гречневая крупа, пакет с миндалем, ну и соль, перец, горчица. Крысы только соль не тронули.

К счастью, еще оставались коробки с консервами. Но их не так много. Три коробки с тушеной говядиной, по тридцать шесть банок в каждой, и три коробки с цыпленком. До конца зимы не дотянуть.

Ветер за окном взвыл с новой силой. Соседняя высотка совсем скрылась за бело-серой пеленой снежного вихря.

Лучшей погоды для вылазки не придумаешь. Метель надежно скроет следы. Только будет ли смысл в этой вылазке?

В первую зиму все продовольственные магазины были набитый едой. Во вторую – уже почти все вывезли. А сейчас, даже сложно сказать, что его ждет. И если крысы добрались даже сюда, на шестнадцатый этаж, то что говорить о магазинах? Одна надежда, что найдутся консервы.

Николай подошел к окну. Раньше он и кухню, которая никак не обогревалась, завешивал толстыми одеялами. Опасался, что тепло из окна будет заметно на тепловизорах «ловцов». Но потом перестал. То ли тепловизоров у «ловцов» не было, то ли им неинтересно было выискивать одинокого «шатуна» в огромном городе. А может быть, у них были более важные дела.

Последний раз Николай столкнулся с «ловцами» около двух месяцев назад. В самом начале сезона «спячки». Уже подморозило, но снег еще не выпал, и можно было выходить из подъезда, не боясь оставить следы на свежем снегу.

Тогда Николай решил последний раз прогуляться. Подышать воздухом перед долгой зимой.

Солнце светило ослепительно, небо было необыкновенно голубым и бездонным. Даже обезлюдевший город казался не таким уж мрачным и мертвым.

Это притупило бдительность.

Обычно в сезон «спячки» Николай передвигался по городу «по-кошачьи» – мелкими перебежками, от укрытия к укрытию. И прежде чем выйти на открытое пространство, долго прислушивался и осматривался.

В основном прислушивался. В безлюдном городе улицы вовсе не были пусты и безмолвны. Ветер гонял сухие шелестящие листья по чуть поддернутой инеем земле. Листья никто не убирал, и их было много. «Перекаркивались» вороны или похожие на них черные птицы. Время от времени слышался собачий лай. Как только люди исчезли с улиц, город тут же начали делить между собой собачьи стаи. Одно непонятно, чем они питались. Помойки опустели еще две недели назад. И всю зиму пополняться они не будут. Некому пополнять. Но собаки как-то выживали. И в первую зиму, и во вторую. И сейчас выживут. И кошки, и крысы, чтоб они были неладны.