Подгнившие деревья не давали и капли солнца. Вся земля рядом была холодная и промокшая, а порой так хотелось взглянуть светилу в глаза. Сумрачный мир иногда дрожал от сумасшедшего голодного смеха. Будто заражаясь им, вторили деревья, превращая обманчивые видения, особенно перед рассветом, в неподдельный ужас, утопая в страхе перед кровью, болью, смертью. Еще и во мраке.

Меня прозвали Борзом не потому, что я был как автомат чеченского производства, дешевым с точки зрения оценки моей жизни, а потому, что однажды Альфа-самец волка пометил мою одежду, нассав на нее ночью. Сослуживцы тогда только посмеялись, но прозвище стало моей сутью. Именно с того дня я стал без боязни ходить по территории, как санитар леса, валящий боевиков без разбора. Забавно, но волки стали меня даже узнавать, шевеля хвостами как дружелюбные собаки, и помогать как хищники, растаскивая ублюдские бородатые вонючие тела по лесу.

Предначертанная война не стала тогда мне больше казаться ужасом, а лишь очередным этапом моего существования, который нужно пройти, выдержать. К тому моменту я уже знал, что не только ветер может выть и волк, но и человек от своего бессилия и страха. Я перестал бояться, и от этого ощущения было легче выжить. В слепой войне я почувствовал себя частью большой волчьей семьи. Это спасло меня. Страха больше не было, пусть и на подсознательном уровне. Но не каждому повезло так же, как и мне. Кому-то все-таки пришлось стать жертвами войны.

Настоящими тварями там были только люди по ту сторону, не волки. Зря мы боялись. Тратили силы на каждый вздох, пропитанный отчаянием и тревогой за свою жизнь. Мясом мы были выброшены не для зверей…

________________________________________________________

В первую неделю после пробуждения я много размышлял об отце, его болезни и о том, что он ни разу не навестил меня, от чего ощущение от нашей последней встречи – все более мерзкое. Кажется, уже первые слова о семье были всего лишь планом бросить меня под жернова разборок криминальной машины. Но больше всего меня поглощали думы о моей любви. С новым возрождением к жизни я ощутил острое желание увидеть любимую женщину, дотронуться, поцеловать… И еще хуже было поселить в себе новую надежду, представляя, как этот вулкан чувств пронесется по моему телу, исцеляя его мгновенно, как эликсиром жизни.

Но я ей обещал. Обещал навсегда исчезнуть и не появляться. Именно так я и должен был ей доказывать свою любовь. Но темная душа просила новую порцию чудес. Мне все сложнее было сопротивляться этому зову. И боль одиночества накрывала все чаще, особенно когда я почти выздоровел.

Покров из обмана и лжи для собственного сердца наступал каждый день, когда я оставался один с мыслями в диалоге. И днем и ночью. Это кружево страха оплетало меня все плотнее и плотнее. Страх был связан с тем, что я могу сорваться. Вновь попытаться положить все к ногам Надин. Не только сердце на порог, но теперь и остатки души.

Все те же туманы окутывают душу и слова о невозможности любить, как горький океан. И как бы я себе не врал, я не мог забыть ее одну. Ту, от которой предательски пульсируют виски, когда я думаю о ее губах и о ее запахе. И это до ужаса страшный прогноз вновь. Эта роза свела меня с ума и продолжала колоть шипом даже на расстоянии. Словно он остался во мне, как осколок мины. И ныл. Но ни разу, ни единой думы у меня не было о той, с кем я прожил целых восемь месяцев в Германии. Ни одной мысли о Лиде и ее бестолковом ожидании.

Бесконечный самообман, где ржавой болью пронизаны все жилы, и где память скребет по нервам, где ненасытная глупая грусть давит на грудь; и сбивающийся ритм сердца при упоминании ее имени; и глаза с легкой зеленцой в памяти яркими вспышками любовной киноленты, как самый любимый фильм, просмотренный до истирания пленки; и бесполезные мечты о любимой девушке рядом, забыв все дерьмо. Сердце вновь ждет любви. Но с ним проще договориться, чем с телом молодого мужчины. Я все сильнее ощущаю, что хочу близости с женщиной. И, похоже, с любой.

В доме были и телевизор, и ноутбук, но долгое время я не включал ни то, ни другое. Я садился напротив панорамного окна и наблюдал за природой, которая томилась за стеклом. Час. Два. Три. И все тот же скользящий взгляд в пустоту. День сменяет вечер. И вот уже и вечера за окном нет. Его накрыла черная жгучая ночь. Прилипшие к стеклу ночные бабочки поутру, как обычно, рассеются. Я даже не замечу, что ночь перетекла в безрадостный очередной рассвет. И только боль напомнит снова, что я забыл принять таблетки. Но все же, больничный в доме Петра дал мне возможность снова побыть наедине с самим собой. Здесь тишина была абсолютной. Без звуков города, машин, голосов людей. Только трели птиц и то еле слышные.

Я поздороваюсь с новым днем, скривив губы. Вопьюсь затяжным поцелуем с желтой осенью, у которой смущенной волной зальется душа. А у меня внутри все так же пусто. И только глаза молча расскажут об этом всем тем, кто встретится со мной взглядом. Все тот же одинокий вечер или осенний лист, отпрянувший с дерева, или безотрадное солнце, еле-еле испускающее тепло. А потом я психану от унылого вида нескончаемой осени и зашторю окно. Продолжу тонуть в трясине своего несчастья. Только уже без неба, солнца, осени за окном. Только неугомонный ветер слышится за непроницаемым полотном.

Лишь спелый ливень заставит меня вновь отдернуть шторы и посмотреть в окно. Лучи редкого солнца выдавят из меня улыбку. Моя хандра затеряется во мне ненадолго. До очередного вечера, где я буду ждать колыбельную от черной жгучей осенней ночи. Но она вновь меня обманет, не выпустив на небосклон забытую мною луну.

Через неделю скитания по всем углам дома в попытке найти гармонию я все-таки начал включать и телевизор, и ноутбук. И если первое из них глушило идеальную тишину, то второе мирно сосуществовало с тишью деревянных стен. Все чаще я ловил себя на мысли, что мне не хватает чего-то. Помимо того, чтобы утолить мужские желания. И тогда оставшиеся дни больничного стали для меня штабом сетевой стратегии: придуманный никнейм и возможность переключить мозги компьютерным моделированием военных действий в игре. Виртуальная жизнь помогала мне не считать бестолковые дни без любви. Они пролетали намного быстрее в игре, чем тогда, когда я пытливо всматривался в панорамное окно.

Даже хозяин дома одобрил мое новое занятие. Военная стратегия показалась ему интересным способом размять воспаленный мозг, забыв о переживаниях. Хотя, на самом деле, я думаю, что ему просто надоело в каждый его приезд наблюдать, как на повторе я смотрю одни и те же фильмы. Игра же свела на нет все просмотры любимого кино.

– Все играешь?

– Да. Играю. Достаточно интересно. Это впервые в моей жизни. Я никогда не играл в компьютерные игры. Не ожидал, что это увлекательно.

– Все в жизни бывает впервые. И как успехи? Ты стал уже военачальником?

– Не все так просто. Но я иду к этому. Пока я лишь стратег.

– Ты хоть обедаешь? Как не приду… ты все с ноутбуком обнимаешься.

– Но это тебе явно нравится больше, чем “Интердевочка”2. Я прав?

– Так точно! – он подмигнул мне. – Несколько непонятна твоя любовь к такого рода фильму. Мне кажется, что шлюхи тебя должны были достать еще в начале твоей карьеры.

– При чем тут шлюхи? Фильм – драма о судьбе человека.

– Разве этот фильм из этого рода?

– Драма. Повторяю.

– Дра-ма… Судьба-а… Не смеши меня! В чем тут драма? Что избалованная девочка решила заработать себе денег на безделушки? Имея и кров, и еду, и работу уважаемую, и маму. Ты считаешь это драмой? У нее получилось ухватить счастливый билет и уехать за границу. Но…

– Но натура берет свое?

– Именно так. Бывших и тут не бывает! И, к твоему сожалению, я прав. Главная героиня фильма пришла к тому, к чему и должна была прийти, встав на передовую своей полюбившейся профессии. Разве не так? Она получила именно то, что и заслужила! И, даже исполнив мечты, осталась такой же обычной шлюхой! Она не смогла убежать от выбранной сознательно судьбы. Изменился лишь антураж вокруг шлюхи, но не сама шлюха. Все четко. Все прозрачно.