– Что, что? – В голове метались хаотичные образы, не позволявшие мне остановить их, рассмотреть и попытаться понять, что за бред несет мой парень, еще секунду назад поглощенный поцелуем. – От кого спасти? Кто он? Чему не поддаваться?

Но испуганный мальчишка исчез так же быстро, как и появился. Красивый и статный Иоганн с полыхающими огнем глазами снова оказался совсем близко, призывно маня в свои распахнутые объятия, словно в расставленные сети.

– Что это было? – повторила я вопрос.

– Просто видение, – пожал плечами он, будто стряхивая с себя это нелепое недоразумение.

– Видение? – теперь уже я отдалилась, безмолвно требуя объяснений.

– Да, видение. Париж, пятнадцатый век. Мы были с тобой вместе, сильный колдун и могущественная ведьма.

– Это ты рассказывал, я помню. От кого я должна тебя спасти?

– От инквизитора. – Иоганн криво ухмыльнулся. – Привязался к тебе один, пытался задурить голову, одурманить. Хотел влюбить в себя, чтобы добраться до меня, а потом сжечь нас обоих.

– И что же?

– Ему это удалось, – с вызовом взглянул на меня Иоганн, – ты поверила ему, влюбилась и предала меня.

– Я предала тебя? – Комок жалости к нему и ненависти к самой себе подступил к горлу.

– Да, с тех пор я часто переношусь к тому моменту, когда просил тебя не бросать, не уходить… Особенно в секунды счастья – не могу поверить, что ты, из плоти и крови, здесь, со мной… Ведь ты не предашь меня и в этот раз?

– Нет, конечно же, нет! Сможешь ответить только на один вопрос?

– Да, – он снисходительно усмехнулся, все еще не спуская меня с колен.

– Как звали этого инквизитора?

– Пьер.

Я стояла перед зеркалом в полстены, в котором отражалась вся комната. Громадная двуспальная кровать с ярко-алым покрывалом, созданная для любовников, забывших обо всем на свете, в бликующем стекле выглядела искаженно, преувеличенно. Репродукции картин импрессионистов с двух сторон от нее только подчеркивали странность номера, который сразу приглянулся Иоганну и оттолкнул меня. Комната не ждала, что постояльцы будут в ней жить – ни огромных шкафов, способных вместить гардероб курортниц, желающих показать все лучшие наряды за одну неделю, ни чайника или хотя бы холодильника. Зато мягкий ковер с длинным ворсом, искусственный камин и набор бокалов слишком откровенно намекали на свое предназначение. Сплошная взлетная площадка для любви.

Ночная рубашка светло-голубого цвета, единственный предмет ночного гардероба, уложенный Иоганном в чемодан, была почти прозрачной, и моя бледная кожа, имея тот же оттенок, почти сливалась с нежной тканью, заставляя чувствовать себя полностью обнаженной. Макияж был смыт, и теперь я видела настоящую себя – с веснушками, ранними морщинками от активной мимики и пронзительными глазами.

Я расчесывала длинные, немного вьющиеся волосы, сбившиеся за день в колтуны, когда сзади подошел Иоганн. Раздетый по пояс, он обхватил меня руками и положил подбородок на мою голову, чуть ссутулившись. Его отражение смотрело на меня большими грустными глазами преданного пса, полного сожаления за свои проделки. Он чмокнул меня в макушку и глубоко вздохнул.

– Прости, что испортил вечер. Поэтому врач и не рекомендовал тебе ни о чем напоминать, некоторые воспоминания лучше придать забвению. А то, что действительно нужно, вспомнишь сама.

– Это прошлая жизнь, теперь все это неважно. Все по-другому. – Мой голос еще дрожал, а глаза щипало от рек слез, которые только-только иссякли.

Всю дорогу до дома я с неистовой силой выпутывалась из объятий Иоганна, ставших вдруг липкими и неприятными. Мне было противно находиться рядом с ним, противно быть самой собой. Хотелось раствориться в воздухе, обратиться рекой и слиться с морем, лишь бы не чувствовать!

Услышав про видение Иоганна, мое предательство и обманщика Пьера, я начала задыхаться. Подсознание плевками выкидывало картинки из моей недавней жизни, когда Иоганн предупреждал, что этот инквизитор опасен, когда умолял меня помочь ему, когда уже рассказывал о моем предательстве. Рассказывал так, будто не держит зла, будто смирился и простил. Только вот я не могла простить себя! Бедный, бедный Иоганн! Что бы он ни скрывал от меня, он делает это ради моего блага, чтобы сдержать мое сумасшествие и сберечь мою душу!

Как я могла его предать? Потому что не любила? Не любила так же, как не могу полюбить сейчас? И почему, черт возьми, почему имя этого Пьера так и крутится в голове? Почему ощущаю его во сне? И почему мне кажется, что и сейчас он где-то существует и ждет меня? Что за дурацкие игры? Уж не потому ли я решила и вовсе распрощаться с жизнью, чтобы вновь не мучить Иоганна? Чтобы не предавать вновь?

А самое ужасное – я не хотела, чтобы этот Пьер оказался мерзавцем, инквизитором, который воспользовался глупой девчонкой… Почему?

Иоганн с трудом прекратил мою истерику, угрозами загнав в душ и насильно умыв холодной водой. Только вода, всегда обладавшая целительной для души силой, смогла заставить меня вернуться в человеческий облик. Через полчаса я вышла заплаканная, поникшая, но почти спокойная. А уж когда Иоганн коснулся губами моей макушки, мысли и вовсе выветрились, оставив только дурманящее спокойствие. Шестым чувством я понимала, что все это не по-настоящему, создано и навязано колдуном Иоганном и вовсе не связано с любовью к моему парню Иоганну.

Но я пообещала больше не предавать. Полюбить, если смогу. А если нет, то хотя бы не ломать и эту его жизнь. Я обязана попытаться ответить лаской и привязанностью на его заботу.

– Пойдем спать, слишком длинный день. Я не должен был тащить тебя гулять, ты еще слишком слаба. Если хочешь, я лягу на полу.

– Вот еще! – с вызовом закричала я, неожиданно ощутив, как взбунтовалось самолюбие привлекательной девушки. – Почему я должна этого хотеть? Ты – мой парень, и я люблю тебя. Пусть и не помню этого, но уверена, что вспомню!

Странное и неестественное желание угодить Иоганну, показать, что вся моя жизнь теперь для него, крепло с каждой секундой. Казалось, что сейчас я могу по его молчаливой просьбе хоть снова броситься с многоэтажки, хоть под поезд лечь. Он только ухмыльнулся, сверкнув огнем зеленых глаз, и сильнее стиснул меня в объятиях, прижимая мое бледное тело к худой груди с торчащим ребрами.

– Ну, пошли, – засмеялся он загробным, не своим голосом.

Моя голова не желала отключаться, а чувства, метались между слепым повиновением и тщетными попытками вырваться из изящных, но цепких рук. А вот тело под действием вина, поцелуев и магии предпочло сдаться. Мои рыжие пряди падали на плечи и лицо Иоганна и путались с его темными прямыми волосами, разметавшимися по подушке зловещим нимбом. Провалы в памяти не позволяли выцепить ничего конкретного из моего любовного прошлого, но вряд ли мне доводилось испытывать что-то более противоречивое. Иоганн словно разделился надвое. Его глаза то загорались бешеным огнем, рвущимся наружу и охватывающим не только его тело, но и мое. Тогда он со звериными неистовством вжимал меня в кровать, рискуя задушить. Я ощущала себя безвольной куклой в его руках. Хрупкой, уязвимой, преданной куклой колдуна. Что-то особенное значили для меня эти слова…

Но уже в следующий миг глаза тухли, обретая родной зеленый цвет и выражение мальчишеского ужаса, какой я уже видела на пляже. Но страх быстро уступал место нежности и покорности. Неистовые бешеные прикосновения становились трепетными и ласковыми. Перекатываясь на спину, он отстранялся, изучал мое лицо, прикасался длинными пальцами к губам и шептал что-то едва различимое. Пока вновь не обращался монстром с огненными глазами, готовым разорвать глупую жертву.

Иоганн спал нервно, вскрикивая что-то то на французском, то на совсем не знакомом мне языке. Его худое, но хорошо сложенное тело на алых простынях казалось мертвецки бледным. Длинные волосы липли к испарине на лбу, а руки то и дело вздрагивали и взмывали вверх. Казалось, он молил кого-то о пощаде, потом кричал и пытался убежать. Но все тщетно. На какое-то время он замирал и превращался в свою собственную статую, а потом вновь становился одержимым.