Виктор с детства страдал мигренями.

Такими, что хоть на стену лезь: до зубного скрежета, бессонницы и одной сплошной муки.

 Лекари твердили, что есть риск лишиться способностей к магии, отчего родители потихоньку списывали старшего сына со счетов и выпячивали таланты младшего – избалованного и амбиционного юношу. Виктор сквозь боль и вечный шум в голове пытался сосредоточиться и доказать то ли себе, то ли родителям, что он не безнадёжен.

– Сын, – позвал отец в излюбленной манере – будничным скучающим тоном, – Выпей микстуры от мигреней, что ты там ещё делаешь? Но такой вид не годится. Позоришь! Пёс плешивый, а не Дарм! Синяки под глазами, как у бродяги с подворотни. Загар откуда?

– Читал в саду. Мне так легче.

– Легче не позорить уважаемую семью. – наотрез мотнул головой Кай Дарм, – Приведи себя в порядок и не забывай, кто ты есть!

– Такое не забудешь. – тихо огрызнулся Виктор, едва ворочая языком и забрал у носильщика свои немногочисленные вещи.

Пытаясь сфокусировать взгляд на дороге до общежития, молодой человек прибавил скорости и шёл буквально вслепую – так невыносимо болела голова. Но при отце поддаться слабости  непозволительно.

Каждый год старший Дарм провожал сына на учёбу, но не из заботы, а в жажде засветиться перед своими знакомыми и ректоратом Утёса. Престиж , пыль в глаза и реки лести – это он обожал и боготворил, как ничто другое в мире.

Виктор терпеливо шагал по проторённой до оскомины тропе и ненавидел этот спектакль. Будто раб рода Дарм: лучший в престижном лицее и в академии Утёс на факультете Зорких, а после карьера важной шестерёнкой в машине империи, договорной брак и дети семеро по лавкам до пенсии. Однажды, может, выдастся шанс выкроить уголок для милых сердцу занятий, чтобы тайком от родственников и журналистов побыть собой.

Несясь по знакомому до мелочей коридору, он и не заметил движущуюся фигуру девушки, загруженной по макушку картами, тубусами и единственным ветхим чемоданчиком.

На миг отступившей боли Виктор почувствовал шёпот  дара, но сформулировать угрозу не сумел, одно лишь ухватил – рок: неминуемый узел из событий прошлого, что привлекли в эту секунду. Сердце отозвалось гулким тревожным ритмом, дыхание сбилось и волоски на теле встали дыбом.

– Аркан… чёрт! – прошептал, но среагировать не успел, через секунду теряя равновесие.

Столкновение грянуло: карты звёздного неба полетели до  потолка, сумка Виктора раскрылась в полёте и высыпала всё непотребство: носки, нижнее бельё и самое сокровенное – музыкальную шкатулку, хрупкую и изящную. Вещица летела по коридору будто замедленно, разрушая надежды на сохранность.

Молодой Дарм с горечью наблюдал этот роковой полёт, прощался любимой вещью, но внезапно девушка опомнилась от падения и ловко подхватила вещицу, как сорока, углядевшая блеск сокровищ.

– Ух ты! – не удержалась она, покрутив изящную шкатулку в руке, – До чего чудесная!

Виктор забыл, в каком нелепом положении находится, и потянулся завести шкатулку. Крышка в руках незнакомки со скрипом отворилась и оттуда показалась маленькая балерина, крутящаяся под звуки шарманки.

И ничего что вдвоём они сидели посреди людного коридора в куче нижнего белья – момент неведомым чудом воздвиг границы с окружающим миром. Балерина, невозмутимо говорящая на языке музыки и танца, стала связующей нитью, отчего пространство изменило физике. Виктор и не понял, почему затеял это маленькое таинство с чужим человеком. Шкатулка с танцовщицей была его личным чудом, а не очередной вещицей, среди прочего хлама.

Позорное столкновение разозлило, только губы тянули лёгкую полуулыбку, да и головная боль осталась за границей волшебного события – нелепого и дурацкого, но яркого.

Магия зашелестела на кончиках пальцев молодого человека и вырвалась дымкой, воплощаясь в тени прошлого: закулисные сцены императорской оперы с яркими костюмами, прекрасными балеринами, готовящимися к выходу. Невероятные подъёмы изящных стоп, блеск камней и бесконечная грация.

Девушка улыбнулась, заворожённая  сначала шкатулкой, затем картиной прошлого. Виктор невольно залюбовался её миловидностью, хоть и нелепостью: до чего странно она выглядела в куче вещей! Два тома библиотечных книг были явно не по возрасту, Виктор узнал их: они числились в списке литературы на грядущий семестр его курса – четвёртого! Да и факультет не девичий. Виктор фыркнул, оценивая интеллект падкой на безделушки девчонки, дополнили картину кукольные локоны неровно обрезанных волос, смазливость, капризная мимика. А главное – возраст: слишком юный для студентки академии Утёс.

Мысли подкинули задачку: с чего бы перед столкновением он уловил попадание в аркан судьбы? Перед ним обычная малолетка, пигалица – нет в ней ничего судьбоносного.

«Малолетка» заметила на себе внимательный взгляд и надменно встретила его, разя насмешливой улыбкой:

– Да уж. Педантом здесь и не пахнет. Едва ли среди содержимого найдёшь два одинаковых носка.

И Виктор осознал весь конфуз положения: по коридору разлетелись все его вещи и – ну надо же, какая шутка судьбы! – на глазах у девушки! Тени прошлого резко схлопнулись, не оставляя и следа кордебалета.

В миг этих мук стыда и настигшей мигрени, любопытных взглядов и усмешек незнакомки, подходил отец, который по натуре не сносил таких ситуаций и не давал забыть мгновения позора.

Виктор обречённо встал в ожидании грядущего скандала и быстро взялся собирать бельё. Миловидная студентка казалась символом неудач этого дня, и теперь ужасно раздражала всем существом.

– И нечего сбивать всех в коридоре! – размашистым движением девушка заткнула локон за ухо, едва не выдернув.

Её дерзость вывела из себя. И но этот… курносый, насупленный, да с этими губами кукольно-пухлыми, с соболиными бровями, сведёнными от возмущения к переносице, взгляд-претензия в придачу с убойным вызовом – как же может один человек раздражать настолько сильно – уму непостижимо! Малолетняя зараза!

– Да ты сама идёшь и не смотришь!

Как он – аристократ! – мог такое вслух сказать? Девушке! Да что с ним происходит?

Бросая друг в друга гневными всполохами взглядов, они разошлись, молодой человек обернулся, натыкаясь на вторую порцию гнева – уже от родителя, как вдруг и студентка-катастрофа развернулась ему вслед и эффектно плюнула в совершенно недворянской манере.

Ошеломлённый увиденной дерзостью Виктор даже  позабыл о том, какое он беспросветное разочарование рода Дарм. Напомнило об этом наступающее в висках гудение словно кара за инцидент.

И лишь днями позже, когда голова прояснилась, Виктор перетряс вещи в поисках шкатулки. Только её и след простыл.

В двадцать один год мужчины вступали в частичное управление делами семьи. Но Виктору эту обязанность не доверяли несмотря на его высокие баллы.

От этого он не страдал, хотя душа болела за наследие рода. По исполнению шестнадцати лет он имел неосторожность начать вникать в финансы отца и глаза полезли на лоб: вечные карточные долги, необоснованное мотовство и вопиющая неразбериха в счетах. Семейное достояние – завод конструирования дирижаблей,  тоже удивительным образом не приносил дохода. Виктор догадывался, что дела плохи.

Не надо быть Зорким, чтобы понять простую закономерность: такие траты даже при щедром жаловании и пригретом месте в империи приведут  к банкротству.

– Не лезь не в своё дело! – рычал отец. Его уязвляло, что ген Зоркого в нём так и не проснулся, – Корчишь из себя умника, а лучше б помог отыграться! О, небо, если б судьба подарила мне Зоркость, я бы этим непременно пользовался и не знал проигрыша! – ворчал Кай Дарм.