– Вставай, лежебока. Спешу тебе сообщить, что ЭТО снова началось.

Я специально выделил слово «это», чтобы он без долгих объяснений понял, что я имею в виду. Но, судя по тому, как он долго спросонья соображал, акцент до него дошел не сразу. Полночи, видимо, опять со Светкой кувыркался.

– Когда? – спросил он секунд через двадцать. Голос уже бодрый, тревожный. Прямо вижу, как он, откинув одеяло, сел в кровати.

– Вчера, точнее сегодня ночью.

– Почему сразу не позвонил?

– Вообще-то сразу и звоню. Во сне это было.

– Что?

– Видение.

Он помолчал несколько секунд, слышу в трубку его дыхание.

– И что? Что делать? – в голосе его появилась растерянность и тревога.

– Ждать, – отвечаю я, – Думаю, что к вечеру все прояснится. Нужен более четкий сигнал. Я слышу его, но не вижу.

– Кого «его»? Кого ты видел?

– Как кого, монстра.

– Черт, – Глеб тяжело вздыхает. – Только монстров нам тут не хватало.

– Это ты правильно заметил. Монстров у нас тут не было с конца девятого века… до нашей эры.

– Чего? – искренне удивился Глеб, – значит, все-таки когда-то были?

– Я шучу, – улыбнулся я. Но тут же ловлю себя на мысли: почему назвал именно этот век, да еще и до нашей эры? Случайно, или все же что-то тогда было, три тысячи лет назад? Что было здесь, на Западном Урале в это время? Первобытные племена? Скорей всего. А монстры могли быть в то темное языческое время, полное страхов перед неизведанными явлениями природы? Вполне, вполне…

Может, это они сейчас и вернулись?

Бред.

– Что говоришь? – слышу голос Глеба в трубке.

– Да я так, рассуждаю вслух.

– Может, тогда будешь это делать понятней, раз уж вслух?

– Могу, только не по телефону. Давай, не спеша собирайся, делай свои дела и после обеда к маме приезжай на Солнечный, мы там собираемся. К тому времени, может, еще что прояснится.

– Хорошо, понял.

В трубке поплыли короткие гудки. Я положил телефон на подоконник, продолжил пить кофе.

Вообще я мог Глебу не звонить, а связаться с ним телепатически. Для меня это больших усилий не стоит. Но почему-то чувствую себя как-то не по-человечески после таких сеансов, словно уродом каким-то, белой вороной. Одно дело осознавать свои преимущества (а иногда и недостатки), совсем другое демонстративно ими пользоваться. И всегда кажется, что использовав способности не по прямому назначению, потом, когда действительно встанет необходимость срочно концентрировать всю энергию на решении главных вопросов, ее попросту не хватит. Чушь полная, конечно.

Нет, другими способностями я пользуюсь, своим близким людям помогаю, если в этом есть необходимость. Хотя я уже убедился в том, что само присутствие их рядом со мной избавляет от многих мелких проблем со здоровьем.

Я сделал глоток, сморщился – кофе остыл.

За окном ветер гонял по дороге первые желтые листья. Солнце с востока всходит уже не так бодро как летом, и прячется на западе быстрей. Вечерами прохладнее, утром свежее.

Но своя прелесть в осени все же есть. Мне тоже нравиться осень. Но только ее золотой период, когда солнце, желтые листья, запах земли и дыма, легкая печаль на душе. А вот стоит зарядить бесконечным дождям, серым и холодным, то такая тоска поселяется в сердце, хоть стреляйся. Недаром же обострение суицида приходится именно на осенний период.

Я раздвинул шторы и посмотрел за дома, поверх деревьев, туда, где на горизонте сходятся земля и небо. Там, где-то на той стороне нашего маленького мирка зарождается зло. Оно уже близко. Темной тучей оно выплывет скоро, и вновь накроет наш маленький теплый мирок своей холодной тенью страха.

И, не смотря на то, что солнце радостно отражается от крыши соседнего дома, от этих мыслей пробирает дрожь.

В городе все стало по-прежнему. Люди вернулись в свое обычное состояние, естественно, ничего не помнят, словно все это было ночным кошмаром. Кто-то видел себя во сне тупым зомбаком, кто-то отвратительным звероидом. Но проснулись – и все забыли. Вернулись к своей прежней жизни: так же ходят на работу, так же смотрят по вечерам телевизор, так же воспитывают детей.

Лето пролетело незаметно. Город отметил юбилейную дату своего главного предприятия – металлургического завода, установил в эту честь фонтан на пруду, к августу убрал его. В общем, все идет своим чередом, жизнь продолжается.

Мне самому все труднее представить, что что-то было. Что был старик, чье незримое присутствие я постоянно ощущаю. И иногда даже слышу его наставительный голос: «Прими свой Путь и иди по нему с честью»

Что ж, я иду. Только больше ничего не происходит. Пока.

Сегодня суббота, мы собрались у мамы в доме.

Глеб приехал после обеда, мы поговорили пять минут, ничего нового я ему сказать пока не мог.

С утра мы с отцом замариновали мясо, установили мангал, и пока угли набирали жар, Глеб откопал во дворе мою ржавую штангу, весело разминался. Я смотрел через окно веранды, как он игриво тягает штангу. Он когда волновался – всегда тягал железо. Совсем не изменился.

Будто и не было никакого вируса…

Слышу, как мама и отец перепираются на кухне. Они все такие же, спорят, ругаются иногда, но несильно, потому что все равно любят друг друга.

Будто и не было за нами никакой погони, и отец не оставался в лесу…

Ольга в комнате поливает цветы. Она пока не решается переехать ко мне в Нытву, а мне теперь отсюда уезжать нельзя. Старик не обманул меня, вернул мне с «энергией» мужскую силу, и в конце зимы мы ждем пополнения в семействе…

Будто мы и не расставались с ней никогда…

Петрович снова лучший друг Серого. Они ничего не помнят, все так же спорят, так же работают в офисе на заводе. Хорошо, что раны у Серого оказались не глубокими, и помощь оказали вовремя.

Будто и не пытался Петрович его убить…

Все как прежде, все спокойно…

Что-то подтолкнуло меня выйти на улицу. Я остановился у низкого забора у калитки. Выходной, обед, погода прекрасная.

Смотрю вдоль улицы на редких прохожих, таких разных, и в то же время таких одинаковых – нормальных, веселых, жизнерадостных. Дети, взрослые, вот молодая парочка прошла, а вот два парня с пивом в руках, а вот вдалеке бредет… старик.

Старик?

Я присмотрелся: далековато, метров триста, но да, это он, без сомнения.

Тот же балахон с капюшоном, бородка, вроде бы торчит вперед.

Я не верю своим глазам.

Вот оно! Вот в чем дело!

И тут старик поворачивает голову, будто услышав меня.

Я замер, задержал дыхание…

Медленно поворачивается капюшон, движения затормаживаются.

И мне предстает страшно уродливое лицо. В шрамах, в оспинах, опухшие глаза едва светят жизнью. И никакой бородки, никакого горящего взгляда.

Уф! Я продолжил нормально дышать. Пульс пришел в норму.

Это не старик, просто бомж. Просто урод.

Урод?

Слово вгрызается в мозг.

Урод. Урод.

Начинает колоть под ложечкой, ощущения обостряются. Я даже уловил на краткий миг запах помойки, мочи и давно не мытого тела этого… человека.

Урода.

– Что с тобой?

Я, вздрогнув, обернулся. Ольга неслышно подошла, смотрела на меня удивленно.

– Ничего, – выдавил я из себя. – Я… я просто…

– Ты какой-то бледный. Все хорошо?

Она потрогала мне лоб, заглянула в глаза.

Я замялся, отвел взгляд.

– Да все хорошо, правда…

– Не ври. Я же вижу, что не нормально, – она посмотрела вдоль улицы. – Ты как будто увидал кого-то. Кого?

Не хотелось ее посвящать в свои подозрения, догадки, предчувствия. Но разве можно отвертеться? Она же женщина, чутье у них в крови.

Я вздохнул, взял ее за руки, посмотрел в глаза.

– Я видел знак, – сказал я на выдохе.

– Какой знак? – насторожилась Ольга.

– Ну-у, – я отвел взгляд, она повернула лицо обратно.

– Какой знак? Говори же, не тяни! Я все равно выпытаю!

Я сдался.

– Ну, хорошо. Скоро что-то случится. Сначала я видел сон…