– Хороша ты, – раздалось восхищенное, близко монстр к девушке подошел. – Удовлетворена ли?

Минуту ровно молчала Рая.

– Они все! Все на мучения мои смотрели, – девушка руку вверх подняла, все село жестом обвела, – равнодушно.

***

Луна высоко висела на небе, звезды устало перемигивались. Скоро придет пора, и на место ночному светилу придет дневное. Но люди не увидят больше восхода, не подставят лицо под лучи теплые, душу согревающие.

Солнце мертвых лишь раз выглянуло из-за тучи, да тут же назад закатилось, вздрогнув. Не видало оно до сегодняшней ночи ужаса большего, чем сейчас под его сенью творившегося.

Ни один не выжил. Рая каждому свою смерть уготовила. То как фурия ночная в дом врывалась, то тенью ночной неслышно входила. Не спасся никто от когтей ее острых, от клыков белоснежных. С каждым разом все сладостнее на душе становилось, с каждым человеком убитым в голове громче музыка играла. Победная.

Рая шла, в последний раз вдыхая ароматы свежей ночи. Ноги сами на погост вынесли. Упала на могилу матери, целовала землю.

– Ты одна мама. Одна права была.

Приподнялась девушка, села. На Него посмотрела. Он ждал. Ждал слов ее, а она и не знала, что жизнь ее от этих слов зависит.

– Не будет у тебя более невест.

Тот усмехнулся в ответ. Пальцами щелкнул. Шея девушки неестественно вывернулась, упала Рая на землю, невидящим взором на него смотрела.

***

Он шел по опустевшим улицам среди безмолвных домов. Первый лучик солнца робко прошелся по сонной земле.

Грянул гром.

Появившийся человек обвел мрачным взглядом бездыханные тела.

– Зачем ты позволил ей?

– Она одна поняла, – человек в черном криво усмехнулся. – Я провалил эксперимент?

– У тебя еще было время…

– Больше не мог, – наклонился, сорвал цветок, задумчиво сжал в руке. – Не мог больше! – выкрикнул.

– Ты всегда был нетерпеливым, брат. – мужчина в белом слабо улыбнулся, затем повернул голову. – Зачем ее убил?

– Она ничем их не лучше. Не было в ней страсти истинной, не горел в ней огонь. Так животное обезумевшее за боль причиненную мстит всем, кто поблизости имел несчастье оказаться.

– Ты сказал, она поняла.

Человек в черном за голову схватился, резко развернулся.

– Поняла, что звери они, НЕ люди! Понимаешь? Все они!!! – обвел рукой трупы, возле каждого дома лежащие. – Равнодушные! Дрожащие твари. Все до одного. За свою жизнь боялись. Ради того, чтобы свою жалкую жизнь продлить, отдавали на мучение одну из них! Девчонку!

Мужчина в черном замолк, горестно простонал, обратил горящий взор к брату:

– Равнодушные! В них нет огня! Больше нет, выродились люди, – резко подошел, положил руку на плечо брату, – мы не возродим свободный Дух, нет.

– Сколько из девушек соглашались добровольно? – пришедший вытащил из кармана блокнот с ручкой.

– Восемь! Восемь!!! – человек в черном приложил ладонь ко лбу.

– Переправил? – что-то чирканул в исписанных листах.

– Да. Девять человек переправил наверх к тебе.

– Почему девять? – в голосе сквозило неприкрытое изумление.

– Еще одна, – тихо произнес, – ее мать, – махнул рукой на Раю. – Я думал, что…

– Дочь в нее пошла?

– Да, – с горечью в голосе.

– Я спрошу сам, – щелкнул пальцами, Рая открыла глаза, вскочила быстро, в удивлении на двух мужчин посмотрела.

– Скажи, девушка, – строго спросил мужчина, красивый, в белых одеяниях, с прямыми светлыми волосами, длиною до плеч, Рая таких только в книжках видела, – зачем ты убила всех своих односельчан? Почему никого не пощадила?

– Они не смотрели, – слова с хрипом вырывались, за горло схватилась, с натугой продолжила, – глаза отводили, а я умирала.

– Разве одна твоя жизнь не стоит жизни тысячи людей? – без интонации спросил.

– Нет! – Рая вскрикнула, руку к груди прижала, ужаснулась, не почувствовала биение своего сердца. – Они не любили… меня! Бросили умирать. Больно, – всхлипнула. – Не смотрели! Живую похоронили.

Спрашивающий мужчина удивленно обернулся. Человек в черном пожал плечами:

– В каждом эксперименте люди придумывают свои обычаи. Здесь – решили назвать жертву «невестой», думали, что монстр сжирает ее душу, отлучали при жизни от Света. В другом, помнишь, там Аз главный? – его собеседник кивнул. – Там не только девушки, любой мог пожертвовать собой. Они там тупым ножом сами себя вспарывали, медленно. Считалось, что тот, кто собой пожертвует, сразу к Тебе вознесется. Но там, кажется, и не раз в год, чаще.

– Чаще, – кивнул второй мужчина. – Раз в месяц. Там положительных результатов больше.

– Понимаешь, о чем мы говорим? – человек в черном обернулся к Рае.

Та честно головой помотала.

– Потеряли люди человечность. Знаешь, грех какой самый страшный?

– Самоубийство, – робко ответила девушка.

– Равнодушие, – щелкнул пальцами, Рая упала, незрячие глаза в небо уставились.

– Даже зверь на страдание другого зверя реагирует, – произнес он над телом мертвой девушки, тихо произнес, будто с самим собой разговаривая. – Те нелюди были, кто и слова не сказал, когда перед ними другого человека пытали.

Человек в черном щелкнул пальцами. Оба мужчины тут же переместились в помещение с белыми стенами. Вдоль стен висели огромные мониторы, на которых замедленно все события прошедшей ночи в разных ракурсах показывали.

– Не жалеешь, что раньше закончил? Еще десять лет эксперимент длиться должен был. К тебе не все попадут, ты же знаешь.

– Знаю, – задумчиво проговорил мужчина в черном. – А не нужны мне они в аду, брат. Тоскливо мне. Мне страсть нужна! Мне метущиеся души нужны! А там душ не было. Там людей не было…

Королевич Иван пробирался через бурелом, вспоминая чертей, чью-то мать и прочих родственников. Если верить Соловью Разбойнику, а ему можно верить, ведь сведения королевич добывал силушкой молодецкой, то идти Ивану нужно все время на восток. Там за обрывами глубокими, в непроходимом лесу, где живут лишь гигантские летучие мыши, пьющие человеческую кровь, черным коршуном на холме из людских черепов высится замок Кощея Бессмертного.

Ивана не пугали ни расстояния, ни испытания, потому как цель у него была архиважная.

Второй день клонился к закату. То тут, то там хрустели сухие ветки под тяжестью редких зверей и птиц, ухал филин, протяжно и жутко, когтистые тени от голых крон деревьев окрасились в бордовые тона и тянули к Ивану свои растопыренные жадные пальцы-крюки. В мире цвела весна, и только в этой проклятой чаще клубилась сырым туманом вечная осень.

Неожиданно Иван услышал громкое хлопотливое пищание. Осмотрелся юноша и разглядел за соседней елкой какое-то движение. Обошел дерево, грозно растопырившее свои колючие лапы, и видит, у белоснежной горлицы крыло тяжелой веткой придавило. Пищит в отчаянии птаха, вторым крылом машет, а поделать ничего не может.

– Вот глупая птица, как тебя так угораздило? – усмехаясь, спросил Иван. Горлица, увидев человека, еще пуще прежнего забилась.

– Тише ты, глупое создание, навредишь себе только! – попытался урезонить пустоголовую птицу Иван, да ветку с ее крыла убрал. Горлица тут же вспорхнула хоть и неуверенно, припадая на один бок, но полетела прочь не оглядываясь.

Иван только плечами пожал, да дальше пошел.

Неожиданно до слуха молодецкого долетели отголоски чудесной песни. Она манила, очаровывала, обещала вернуть мир растревоженной душе юноши. Откуда плыли дивные звуки, было не понять, но королевич устремился на поиски их источника.

– Если голос так хорош, то как же хороша певунья! – с восторгом предвкушал Иван. Слов песни было не разобрать, да и не важны они были, главное, мелодия диво, как хороша. Она журчала, как весенние ручейки рядом с отчим домом юноши, напоминала трели соловья, что услаждал слух влюбленных в его родных краях. Ностальгия сжала сердце Ивана, омрачила его мысли, отравила душу. Он уже не мог ни о чем думать, только о матушке. Ноги сами вели его на звуки, которые ласкали слух и дарили покой.