– Да, конечно, я все понимаю, – отвечаю я. – В процессе рекламной кампании может возникнуть все, что угодно, – я делаю едва заметную паузу между фразами. – Но я обещаю, что мы вас не подведём. Кстати, для вас я тоже просто Маша. Очень рада наконец-то познакомиться лично со знаменитым профессором Щербатским! – я внимательно слежу за реакцией собеседника, но не улавливаю в его взгляде ни малейшей тени узнавания. Выдыхаю.

Зато я отлично помню тот день, как раз примерно в этих числах июня, больше двадцати лет назад… Помощник Щербатского Николай рассказывает о тех задачах, которые они ставят перед нашим агентством: в ближайшее время Юрий Антонович выпускает очередную книгу, просто обреченную на успех, и запускает в интернете эксклюзивный инфопродукт, который, как показывают их предварительные расчёты, должен выстрелить суммой с восемью нулями…

Я делаю пометки в своей жёлтой записной книжке, сосредоточенно киваю собеседникам, но мои мысли блуждают совсем в другом месте и времени…

В то лето мои родители, озабоченные тем, чтобы я не болталась без дела, устроили меня по знакомству курьером в одно издательство. Девяностые были на излёте, жизнь в стране вроде как налаживалась, и вокруг стали появляться разные издательства и медиа, не убитые еще интернетом и блогерами.

В одном таком региональном журнале, пишущем о путешествиях, моде и, как ни странно, вопросах культуры, я и подрабатывала, заменяя штатного сотрудника на время летнего отпуска. Для девочки моего возраста это была самая простая и приятная работа: прийти утром к девяти утра в офис, посидеть какое-то время на диванчике, почитать и попить кофе, пока все собирали в кучу все необходимые отправления, а потом съездить по нескольким адресам из списка: кому то отвезти дискеты и бумаги, а у кого-то что-то забрать в ответ и привезти обратно в редакцию до вечера.

Лето и для издательств безмятежное время, поэтому бывали дни с одним-двумя адресами, после которых я была свободна делать, что вздумаю, а поскольку и мобильные телефоны тогда стали только появляться, меня вообще никто и нигде не смог бы достать, даже если бы и очень захотел.

Это могло бы быть самым беззаботным и свободным летом в моей жизни, если бы не одно происшествие…

Утром, как обычно, я пришла на работу, где мне выдали только один адрес и заявили, что доставив пакет, я смогу сегодня не возвращаться. В предвкушении целого свободного жаркого дня, когда я могла бы пойти на пляж или поваляться в парке с книгой, я свернула во двор с проспекта Ленина, слушая в плеере своего любимого Вилли Вало и его The Reaper.

Я зашла в подъезд старого сталинского дома, поднялась на последний этаж и позвонила в тяжелую деревянную дверь.

На пороге стоял молодой стройный мужчина в узких джинсах и футболке – автор издательства Щербатский Юрий – как у меня было написано в маршрутном листке, ему я должна была передать пакет и уйти.

– Привет, проходи, – пригласил меня внутрь мужчина. И я переступила порог.

– Я из «Мёбиуса», – протянула я ему папку с бумагами. – Я же больше ничего не должна вам отдать?

– Да-да, я тебя ждал. Как тебя зовут?

– Маша.

– Я Юра, – представился он в ответ. – Маша, ты знаешь, мне нужно только проверить макет и подписать его в печать, в принципе, чтобы тебе не мотаться два раза, ты можешь сейчас подождать, пока я быстренько все проверю, и сразу забрать подписанные бумаги с собой. Ты не против?

Конечно же я была не против! Воспитанная девочка в белых гольфах и с плеером в ушах. Тем более, мне сказали, что это быстро!

– Проходи, не стесняйся, – пригласил меня Юрий внутрь, и я прошла за ним в гостиную. – Сегодня очень жарко, хочешь пить? – спросил меня Щербатский, и, не дожидаясь от меня ответа, вышел из комнаты.

Я огляделась: это была просторная гостиная с высокими потолками с лепниной, поразившая меня своими необычными обоями с затейливыми узорами, каких я никогда не видела до этого. Я сидела на каком-то неимоверно роскошном бархатном диване, и это еще больше располагало меня к хозяину квартиры. Тем более, это был заслуженный автор статей, которому платили за публикации в журнале! Через приоткрытую балконную дверь раздавался крик стрижей, и виднелись верхушки раскидистых лип, уже отцветающих своим тяжёлым сладким ароматом. Тихо умирающий июнь наполнял все вокруг душной влагой, пропитавшей мои шорты и футболку, и я, как и стрижи за окном, уже предчувствовала дождь, собиравшийся пролиться к ночи.

– Вот, пожалуйста, – вернулся Юра с высоким стаканом в руке: даже вода в нем была голубовато-искристая, словно он только что набрал ее в альпийском горном ручье из рекламной картинки.

Я взяла тонкий, как колба, стакан и начала пить из него ледяную воду, и капли тоненькой струйкой потекли по подбородку и шее, ниже к ложбинке между грудей, оставляя мокрую прозрачную дорожку на ткани футболки.

Юрий сел в кресло в углу проверять распечатанный макет, а я, чтобы сгладить молчание комнаты, подошла к балкону и выглянула в окно, где на детской площадке одиноко скрипели качели, на которых сидела девочка в платье и белых носочках. «Прямо как у меня», – подумала я перед тем, как комната немного покачнулась, стены сдвинулись в сторону, а заунывный скрип ржавых качелей стал последним звуком в мертвой тишине квартиры, который я услышала…

Мне показалось, что я очнулась в другой жизни. Сначала я решила, что уже утро, и я в своей комнате дома, но присмотревшись, поняла, что это чужие белоснежные стены с бесконечным потолком, а я лежу на какой-то огромной кровати с туго натянутыми, словно в операционной, простынями. В голове, словно забитой ватными шариками, медленными ударами стучал пульс.

Во рту было сухо и жестко, словно я прополоскала его песком. По всему телу разлилась такая слабость, что я едва могла пошевелить пальцами рук. Где-то в глубине квартиры играла тихая музыка, и, прислушавшись, я узнала Вагнера: я как любая отличница из интеллигентной семьи регулярно ходила в филармонию.

– Все будет хорошо, малышка, – вдруг я услышала рядом тихий голос, и начала припоминать, где я нахожусь. И, словно предвосхищая мой вопрос, который я еще не успела задать, он объяснил. – Видимо, тебе стало плохо от жары, ты упала в обморок, такое случается… Ничего страшного… Я тебя отнес на кровать. Полежи здесь немного, и тебе станет лучше.

И хотя я по-прежнему едва могла пошевелиться, я с трудом повернула голову и увидела, что Юрий сидел рядом со мной на кровати, но уже без футболки. Его можно было бы назвать привлекательным с подтянутым прессом, стройным загорелым телом и темными густыми волосами, но не в тот раз и не в этой жизни.

Для меня он был слишком страшным и слишком взрослым мужчиной, хотя, как я понимаю сейчас, разница в возрасте у нас была всего в несколько лет.

– Я хочу пить, – только и смогла прошелестеть я высохшим от жажды голосом, и он, словно ожидая этого, взял в руки тот же тонкий бокал и, приподняв мою голову, начал медленно вливать мне в рот ледяную воду. Жидкость прозрачной змейкой поползла по голой коже, и я с ужасом поняла, что на мне нет моей футболки, и я лежу на кровати только в белье: в своих белых девственных трусиках и бюстгальтере из хлопка, которые покупала мне мама.

Инстинктивно я попыталась прикрыться ладонями, но почувствовала, как чужие сильные руки жёстко и властно остановили меня:

– Не бойся, Машенька. Ты такая красивая, я хочу только полюбоваться на тебя. Ты уже, наверное, целовалась с мальчиками? – Я вспомнила потные поцелуи без языка со своим другом Гришкой в темном подъезде, с таким близким и знакомым, который сейчас был где-то за тысячи световых лет от этой постели с чужим мужчиной. – Хочу только поцеловать тебя в губы, можно? – спросил он, и, не дожидаясь моего согласия, стал спускаться вниз к моему животу, – в эти губы.

– Пожалуйста, не надо, – только и смогла выговорить я непослушным слабым голосом, и волна стыда, а не страха, захлестнула меня, когда он медленно и осторожно стал оттягивать резинку моих трусиков, и, спустив их на бёдра, впился своими губами в мои. И тут я ощутила, как его жесткий и шершавый язык заполз внутрь, сминая и ломая мои белоснежные крылья.