— Я слышала, что там были страшные бои.

— Да уж, поверьте. Настоящая резня. Мне повезло. Потом я решил, что корчиться на пляжах — это для дураков, и записался в Королевский летный корпус. Ну, так он тогда назывался. Теперь мы стали Королевскими военно-воздушными силами, ну или мне так сказали.

— А вы летали до этого?

— Честно говоря, нет. Но я мог завести вообще любую колымагу и решил, что быстро научусь. Тогда хватались за любого парня, у которого хватало духу попробовать, а у меня все сразу вышло, будто я для этого и родился.

— А каково это — летать на аэроплане? — спросила Эмили.

— О, это удивительное ощущение. Ты становишься свободным и легким, как птица. А когда глядишь на землю с высоты, то домики под тобой как будто игрушечные. — Капитан усмехнулся. — Вот только долго смотреть по сторонам не приходится, потому что враг может появиться отовсюду. А если уж он возник, то начинается настоящая драка. Ты крутишься, пикируешь, разворачиваешься и все время палишь в него, пока кто-то из вас первым не загорится.

— Какой ужас… — Девушка поежилась.

— Совсем нет. Если идет война, то лучше уж воевать таким образом. По меньшей мере в воздухе сражаются по-джентльменски. Человек против человека. И если ты гибнешь, то гибнешь с честью.

Эмили не нашлась с ответом.

— Послушайте, — сказал он, — я не могу болтать с вами, не зная вашего имени.

— Эмили. Эмили Брайс. А вас как зовут, капитан?

— Меня зовут Робби Керр, но дома все называют меня Блюй, синим.

— Почему?

— Потому что я рыжий.

— Вы надо мной смеетесь. — Она почувствовала, что краснеет.

— О нет. В Австралии всех рыжеволосых парней называют Блюй.

— Какая странная страна.

— Нет-нет, — покачал головой Робби, — она чудесная. Там много земли, много солнца, и всем плевать, герцог ты или трубочист. Но там, где мы живем, женщинам не место. Там нет ни магазинов со шляпками, ни изящных гостиных, ни даже других женщин поблизости, с которыми можно было бы поговорить. Поэтому я так хотел получше разглядеть этот сад и наконец написать матушке хоть что-то хорошее. Последнее время ей доставались только плохие новости. Галлиполи, ранение во Франции… — Он смотрел мимо Эмили, на лужайку. — А теперь я напишу о цветах. Ей понравится.

— Вы хороший сын.

— Стараюсь, — лукаво улыбнулся он.

— Но разве вам можно вставать и вот так разгуливать?

— Наверное, нет. Врачи волнуются, что в ожоги попадет инфекция. Аэроплан загорелся, понимаете ли. И ногу я сломал.

— Тогда вам точно нельзя гулять. Разве у вас нет костылей?

— Есть, но я их бросил на той стороне.

— Робби, немедленно вернитесь! Вы должны отдыхать!

— Нет, я должен тренировать ногу. В госпитале мне дали всякие упражнения. Правда, лазать через изгородь не велели. Я увижу вас снова? Ваше появление — единственное светлое событие в моей жизни. А так я целыми днями смотрю на жутких старых матрон вроде сестры Хаммонд.

— Вы назвали ее старой коровой.

— Было дело, — ухмыльнулся молодой человек, — простите. От боли я могу забыть о хороших манерах.

— Боль тут ни при чем. Вам нравится над ней шутить.

Он трогательно улыбнулся:

— Ну да, но разве я не заслужил немного веселья? Я так долго лежу в этом чертовом госпитале…

— Возвращайтесь, пока вас не хватились, Робби. — Эмили коснулась его руки. — Я не хочу, чтобы у вас были проблемы. И уж конечно, не хочу, чтобы вы натрудили ногу.

Он смотрел на нее сверху вниз. Она не сразу поняла, какой он на самом деле высокий.

— Так когда же мы увидимся снова?

— Мама сойдет с ума, если нас увидит. — Девушка поморщилась. — Она очень правильная и чопорная. А мы не были друг другу представлены.

— Представлены? — не понял Робби.

— Да. По законам приличного общества я не могу разговаривать с человеком, если мы друг другу не представлены.

— И вы считаете, что это Австралия — странная страна? По крайней мере, мы можем говорить с кем хочется. С премьер-министром или с бродягой.

— Я тоже думаю, что это нелепо, — согласилась Эмили. — У нас слишком много правил. Какой вилкой есть, как рассаживать гостей за обедом… Но для людей вроде моей матери это важно.

— А для вас?

— Мне так и не удалось сбежать и пожить в настоящем мире. Я заперта тут всю войну, умираю от злости и хочу сделать хоть что-нибудь полезное: пойти в сестры милосердия, внести свою лепту.

— И что же вам мешает?

Эмили прикусила губу.

— Родители. Они меня не отпустят. Они боятся, что со мной что-то случится. — Это звучало очень глупо. Жалко. — Мой брат погиб. — Она попыталась объяснить. — А родители…

— Боятся потерять еще и вас.

— Да.

— Я, наверное, понимаю. Матушка очень расстроилась, когда я записался в армию.

— Но это другое. Вы уезжали далеко от дома, сражаться. А я просто хочу найти себе работу в городе.

— Тогда они, вероятно, опасаются, что вы столкнетесь с неподобающими молодыми людьми. — Он посмотрел ей в глаза. — Откуда же им знать, что такие молодые люди прячутся у них в кустах?

— Как странно, — засмеялась она.

— Думаю, все родители не хотят, чтобы их дети покидали гнездо. — Робби пожал плечами. — И что вы будете делать?

— До этого дня я была послушной дочерью. Отец заставил меня пообещать, что я позабочусь о матери и не стану больше ее расстраивать. Но это было давно, а сейчас мне скоро исполнится двадцать один, и я смогу сама принимать решения. Тогда я сбегу.

— Вы молодец, — сказал он. — Чтобы взять жизнь в свои руки, нужно мужество. И куда же вы отправитесь?

— Пока не знаю. Я хотела бы стать сестрой милосердия, как моя подруга Кларисса.

— Отлично, — обрадовался он, — это можно сделать прямо здесь. Будете ухаживать за мной. Уверен, тогда я быстро пойду на поправку. И нам не нужно будет ждать, пока нас представят. А когда мы сможем встретиться до вашего дня рождения?

У Эмили часто забилось сердце. Прошло уже немало времени с тех пор, как на нее так смотрели. Особенно молодые люди вроде Робби. Да смотрел ли на нее вообще кто-нибудь когда-нибудь так? В голове вспыхнуло воспоминание. Рыжеволосый юноша с голубыми глазами, похожий на Робби… Мама считала это неподходящим знакомством… Он погиб на фронте через месяц после Фредди. И она обещала себе никогда больше не испытывать к мужчинам подобных чувств. Поэтому она ответила спокойно и размеренно:

— Мне нужно будет пройти мимо вашего госпиталя, чтобы добраться до почтового ящика. Я пишу письма своей лучшей подруге.

— То есть, если я окажусь у ворот в назначенное время… — Он улыбнулся.

— Скажем, в одиннадцать часов.

— Прекрасно. Сразу после утреннего обхода. Сиделки позволят мне прогуляться по дорожке.

Девушка улыбнулась ему в ответ:

— Хорошо. Тогда в одиннадцать. Теперь уходите, пока моя мать вас не увидела.

— И то верно. Тогда до завтра, Эмили. — Он протянул ей руку, но потом передумал. — Со мной давно не случалось ничего лучше, чем встреча с вами.

«И со мной», — подумала она, глядя, как он пробирается обратно через кусты. И пошла к дому улыбаясь.

— Где ты была? — Мать стояла в холле, поправляя цветочную композицию на тумбочке, когда Эмили, запыхавшись, влетела в дом. Миссис Брайс посмотрела на пустую корзинку. — Кажется, ты ходила собирать клубнику?

— Ягоды еще не созрели, — сказала Эмили. — Будут готовы через день-другой.

Она прошла мимо матери, чувствуя на себе ее пристальный взгляд, и направилась по коридору в сторону кухни.

ГЛАВА III

Милая Кларисса!

У меня наконец-то появились новости. Я встретила чудесного молодого человека. Он — авиатор Королевских военно-воздушных сил, родом из Австралии. И он очень отличается от всех мужчин, которых я встречала до сих пор. Он говорит то, что думает, не обращает внимания на условности, а еще он очень храбрый. Он пришел посмотреть наш сад, чтобы написать что-нибудь приятное матери, которая пытается выращивать цветы в неподходящем для этого месте. Правда, это мило? А еще он ужасно красивый. Я уверена, что моя мать его не одобрит, поэтому мы встречаемся тайком — а это само по себе делает жизнь намного интереснее.