— Боюсь, я должна отнести булочки к сестре-хозяйке, — отказалась Эмили, понимая, что сиделка не сводит с нее глаз.

— И вы даже не угостите бедных храбрых солдат? — удивился он. — Мы тут все из авиации. Тяжелые ранения.

— Не тяжелые, а безнадежные, — заметила сиделка. — И я уверена, что юная леди непременно зайдет к вам, когда подойдет ваша очередь. Но только если вы будете хорошо себя вести.

— Мы будем чистым золотом, сестра, — заверил он и подмигнул Эмили.

Сиделка вышла вслед за ней в коридор.

— Прошу прощения, мисс Брайс. Он из Австралии, понимаете ли. Никакого понятия о приличиях. Их только что привезли, несколько человек. Все из Королевского летного корпуса. Авиаторы. Храбрые парнишки. Как по мне, им всем стоит голову проверить — лезут в небо на какой-то штуковине из картона и веревок. Вот я и стараюсь дать им больше свободы, чем обычно. Вы же понимаете, что их ждет впереди.

Девушка непонимающе посмотрела на нее, сиделка придвинулась ближе и понизила голос:

— Пилот в Королевском летном корпусе живет не больше шести недель, мисс Брайс.

— А вот и ты, — раздался голос матери, — мы тебя потеряли. Надеюсь, ты не пренебрегла моими указаниями и не кокетничала с молодыми людьми.

— Нет, мама, я сразу пошла наверх, когда подумала, что прошло пятнадцать минут.

— Хорошо, тогда пойдем дальше. Начнем с дальних палат, — заявила мать. — До ланча еще много надо успеть сделать, а твой отец сегодня обещал быть дома.

Эмили оглянулась, но не увидела веселого австралийца. Вздохнув, она пошла вслед за матерью.

ГЛАВА II

Погода, как будто услышав новости с фронтов — дескать, победа уже не за горами, — приободрилась и стала теплой и солнечной. Миссис Брайс подала на лужайке первую клубнику со сливками и велела Джошу разметить теннисный корт и натянуть сетку — на случай, если удастся найти партнеров.

— Я думаю, Эмили, — сказала она, — что если погода останется столь же приятной, мы сможем устроить прием в честь твоего совершеннолетия на улице. Фонарики на деревьях, мороженое, фиалки у фонтана…

— Мама, не нужно устраивать праздник, — возразила Эмили. — Некрасиво веселиться, когда столько людей страдает и умирает. И к тому же кого я могу пригласить? Все молодые люди, которых я знала, убиты, а почти все девушки уехали или вышли замуж.

— Полагаю, твой отец сумеет найти приличных партнеров для танцев. — Мать наклонила голову, как всегда делала, когда давала понять, что возражать ей не следует. — И в округе достаточно семейств, перед которыми мы в долгу. Уоррен-Смайты, к примеру. Их дочери приедут домой из школы, а Обри может приехать из города.

— Мама! — Эмили закатила глаза. — Обри Уоррен-Смайту почти тридцать, и он скучный, как болото. К тому же с ним явно что-то не так, раз его все еще не призвали.

— У него слабые голеностопы, насколько я понимаю, — серьезно заявила миссис Брайс.

Девушка проглотила смешок.

— Я не хочу звать на праздник людей, перед которыми папа в долгу.

— Ты же поддерживаешь связь со школьными подругами, которые остались в стране, — проговорила миссис Брайс. — Помнишь ту девушку, у которой был кузен-виконт?

— Дафну Армстронг? Она вышла замуж за другого виконта.

— Великолепно. Давай пригласим их. Тогда Уоррен-Смайты присмиреют.

— Мама! Она никогда не была моей близкой подругой, а после школы я вообще с ней ни разу не общалась. Может быть, просто забудем про прием?

— Разумеется нет. Все решено. Я всегда хотела надлежащим образом ввести свою дочь в общество. И ожидала, что ты войдешь в число дебютанток.^[3] Но раз уж теперь это невозможно, я, по крайней мере, должна устроить тебе праздник.

Эмили понимала, что ссориться нет смысла.

— Я пойду поищу спелую клубнику, пока до нее не добрались птицы, — сказала она и, взяв корзинку, побежала через лужайку к огороду.

Наклонившись за ягодкой, она услышала шум и треск в кустах рододендрона, которые отделяли поместье Брайсов от госпиталя для выздоравливающих. Она оглянулась, полагая, что это Джош, но тот полол цветочный бордюр у дорожки. Кто-то ломился через кусты и громко топал, словно большое животное. Эмили попятилась. Наконец она увидела человеческую фигуру. Незнакомец продирался сквозь живую изгородь между «Лиственницами», поместьем Брайсов, и соседним домом.

«Какой-нибудь бродяга, — подумала девушка, — хочет украсть ягод». Она подождала, пока человек приблизится, и громко спросила:

— Вы знаете, что нарушаете границы частного владения?

При звуках ее голоса мужчина вздрогнул, наступил на свежепрополотую клумбу и чуть не упал. Чтобы устоять на ногах, ему пришлось схватиться за ветку.

— Ничего себе! У меня чуть сердечный приступ не случился! — Он выступил из тени, и Эмили узнала австралийца, который подмигнул ей. — Ах, это вы! — Лицо его осветилось улыбкой. — Мое очаровательное видение. Выходит, вы реальны. Я уж подумал, что у меня галлюцинации от морфина. Подумать только, что вы живете так близко.

— Да. — Эмили не могла сердиться, когда он улыбался ей. — И все же вы вломились на чужую территорию. — Она почувствовала, что вся вспотела и что ее простое хлопчатобумажное платье слишком сильно открывает плечи.

— Я не хотел ничего плохого. Даже не думал, что кто-то заметит. Нас всех вывезли наружу в креслах, как стариков, и я не мог больше этого выносить. Когда сиделки отвернулись, я от них убежал. Страшно хотел полюбоваться на это место. Из окна кое-что видно, и там так красиво, что сил нет. Зелень, трава и розы. Господи, если бы это увидела моя матушка, она бы решила, что умерла и попала в рай.

— Вы любите розы, капитан?

— Я думал о матушке. Она сажает цветы, больше — розы, но у нее ничего не выходит. Там, где мы живем, дождя выпадает всего шесть дюймов^[4] в год. Маловато для хорошего сада, но она все равно старается. Если бы она это увидела, то просто разрыдалась бы.

— А где вы живете? — спросила Эмили.

— За Бурке. В захолустье. Посреди чистого поля. На дальнем западе Нового Южного Уэльса. Ближайший к нам город — Тибуберра, тот еще центр цивилизации.

— И чем занимается ваша семья? — Она поняла, что говорит точь-в-точь как мать.

— Мы фермеры.

— Фермеры? Разве можно заниматься земледелием, если у вас совсем не бывает дождя?

— Мы разводим овец. — Молодой человек усмехнулся.

— Овец? Разве им не нужна трава?

— Трава там есть, но немного. Не такая зеленая, как здесь, но они как-то выживают. Одна овца на акр^[5] примерно.

— Одна овца на акр? — Эмили не сразу поняла, что он имеет в виду. — И сколько же у вас овец?

Он задумался, наморщив лоб.

— Я не уверен. Тысяч двадцать или около того.

— Двадцать тысяч?! Что же, у вас двадцать тысяч акров?!

— Больше. Впрочем, эта земля все равно ни на что не годна.

— Наверное, до ближайших соседей несколько миль?

— Пятьдесят.

— Пятьдесят миль?!^[6]

Он кивнул и улыбнулся, заметив ее недоверие.

— Вам там не одиноко? А если понадобится врач?

— Мы сами справимся с болезнью, ну… или умрем. Если живешь там, быстро учишься делать все сам. Мы сами стрижем овец, у нас своя кузница и так далее.

— О боже! — изумилась Эмили.

— А что до вашего второго вопроса, то, полагаю, матушке действительно там одиноко. У меня две сестры, и, когда мы, мелочь, были дома, ей было лучше. А потом нас всех отправили в школу. А после сестры остались в городе. Одна сама стала учительницей, а другая вышла замуж и завела ребенка. Мама не хотела посылать меня в школу. Я же младший. Ее малыш. Но отец настоял. Он считал, что его сын должен получить образование, чтобы управлять хозяйством.

— Хозяйством?

— Мы так называем свои фермы. Овцеводческое хозяйство.

Она кивнула.

— Матушке пришлось нелегко, когда я уехал в школу. И совсем уж тяжело, когда я завербовался в армию и уплыл в Европу. Я сражался в Галлиполи вместе с анзаками.^[7]