Кабинет открылся. Навстречу мне вышел Романо и пригласил меня к шефу. Шеф коротко сказал: «Для устранения сомнений в твоем здоровье ты обязан сдать кровь на экспертизу. Это не обсуждается».
Нет, я, конечно, могу воспротивиться, потому как это незаконно. Но, впрочем, приказы начальства, а особенно этого, обсуждать не стоит. Подозреваю, что такая строптивость может вылезти боком. Главное, чтоб не трогали по рабочим моментам.
«Ну, и что стоим как столп? У тебя тринадцать минут. Кофе-чай – кисель, погрузка в микрик и нах медцентр на митрофаньевском. Ферштейн?»
«Jawohl, mein Führer![2]»– рявкнул я, щелкая каблуками, и удерживая себя от выкидывания вперед правой руки в нацистском приветствии.
«Романо», – тихо, то ли шипя от злости, то ли давясь смехом, произнес шеф, – «прошу тебя напомнить мне, чтоб я всю неделю показывал этому молодчику в качестве образовательной программы фильм «Обыкновенный фашизм». А то распустились ту…»
Финал этой зажигательной речи я не услышал, ибо вымелся подобру – поздорову, во избежание очередной нахлобучки.
Со всеми напитками, подготовкой к поездке и началу практики я уложился в рекордные семь минут. Пил кофе уже развалясь на заднем кресле микроавтобуса, который несся по КАДу в направлении Митрофаньевского шоссе.
Приехали туда уже ближе к полудню. Блин… Ну, и, дырень. Здание явно постройки 18 века. Снаружи малёх обшарпанное. Изнутри…. Если медицинские отделы еще куда ни шло, то подсобки и прочие столовые – жесть какие жуткие. Не хватает только плесени и мышей.
Да, кстати. Вывеска поражает одновременной скромностью и своей «необычностью». Стилизация под начало XX века. Скромно и со вкусом. Но без ятей, еров и ижиц. И при этом, ночью светится все это благополучие ядовито зеленым светом. Просто вырвиглаз. Я видел такое же, но тут шеф всех переплюнул.
Когда зашли – нас сразу отвели в гардеробную, после чего препроводили в кабинет. Что-то вроде ординаторской.
Затем начались сюрпризы. Первое, что было сделано, у нас с Ильей взяли кровь на якобы анализы.
Затем нас сводили в морг. Да, я не ошибся. Это был морг. Такой не большой. На 15 мест. Как сказал Романо, он никогда не пустует. Я не удивлен. Там я поизображал немного Джека-Потрошителя, а Илью, почему-то мутило. Он что, никогда гнилостных трупов не видал? Или с утопленниками дела не имел? В общей сложности наш начальник гонял меня по анатомке и прочим прикладным дисциплинам более двух часов. Как я это выдержал – не знаю. После морга помылся в душе. Тут, оказывается, есть…
И вот чистый и вымытый я ввергнут в процедурную, где немолодая дама прокалывает нам пальцы, высасывает кровь…Да нет, что вы, не пьет. Просто на анализы.
После дали по 150 мл красного сухаря и отвели в некое подобие библиотеки. Там наше руководство выдало нам по репринтному изданию книжки с названием «Να κατανοήσουμε τον κόσμο της ζωντανής και νεκρής φύσης[3]» за авторством некоего Диониса Одигоса. С помощью гугла, с грехом пополам разобрал, что труд сей датируется аж вторым веком до нашей эры. Полистал книжицу… Толстенькая она. И вся на греческом. И тут черт меня дернул спросить шефа: «А в русском переводе есть?»
Шеф так посмотрел на меня. Как будто я тут в какашку обернулся. Лежу, воняю и не даю себя убрать. И, так, с ухмылочкой, говорит: «У вас, молодые люди, три выхода: или учите греческий, что для вас будет весьма полезно, или берите в лапки словари, они там – на полках, или пользуйтесь онлайн переводчиками. В последнем случае за точность перевода не ручаюсь». Ну, спасибо, Константин Петрович. Удружили.
Единственное, что не удручало, то, что эти фолианты можно было домой забрать. Ладно дома покумекаю как быть с этой научно-фантастической литературой.
А потом ближе к вечеру меня что-то сморило. Устал я. Особенно от перевода. А книжица оказалась не так занудна. Что-то даже познавательно. Но, поскольку греческим я не владею, приходилось вначале онлайн-переводчиком пользоваться, но после пятнадцатой попытки, при помощи пары сотни очень и не совсем крепких слов, выражений и эвфемизмов перевести одно предложение, которое в тарктовке и яндекса, и гугла становилось исключительно двусмысленным, я решил прекратить эти глупые потуги. А когда я спросил Романо, какой из пятнадцати переводов подходит, и дал ему листок с этими версиями, я воочию увидел, как обладатель очень бледной, молочного цвета кожи становится цвета пурпурной тоги римского императора. О, как его пробрало. А из ноздрей повалил то ли дым, то ли пар. Ещё чуток, и вероятно искры из ушей посыпались. Такое представление редко увидишь.
И вот, когда я усталый откинулся на спинку старинного (или это был новодел?) кресла, я опять начал следить за цветными кругами… А потом… опять как утром… вначале голоса… затем как в старом телеке – картинка прояснялась постепенно.
«Надеюсь, мой друг, вы соблюли все предосторожности при заборе проб? А то мне не хочется повторять опыт наших коллег, когда трусливый практикант подменил свою кровь на биоматериал своего родича, больного ликантропией. Из желания быть круче в глазах учителя.»
«Не беспокойтесь, патрон. Все было сделано как положено. Думаю, можно начинать».
И хотя я присутствовал там не телом, а чем-то иным, пока объяснить не могу, я решил оглядеться. Просторное лабораторное помещение. Много вытяжек. Окон нет. Значит это тайная лаборатория, где-то в подвале. Все белое. Аж глаза режет. Даже свет тут нереально, неестественно белый. И шеф, и Романо представляют собой единственные цветные пятна в этом царстве белизны: на моем начальнике зеленый халат, на Романо – серый.
«Выпари влагу и подготовь препарат для исследования», – попросил шеф своего помощника. Тот послушно накапал в две керамические чашки по пять-шесть миллилитров крови. Поставил на каждой по букве. Несложно догадаться: «И» и «С». После чего он поставил на препаратный стол гигантскую свечу. Я так и не понял какого она цвета. Какая-то странная смесь, с преобладанием трех: белого, черного и красного. Запалил фитиль и отошел, почтительно поклонившись шефу.
«Патрон, все готово. Можно приступать».
Константин Петрович взял вначале сухой остаток от крови одного из нас и пинцетом бросил в огонь этой свечи. Пламя не изменило ни ровного горения, ни цвета пламени. Какое было, таким и осталось. Настал черед второго образца. Не успел кусочек высушенной крови коснуться пламени свечи, как язык пламени стал больше втрое, а цвет его изменился с желто-оранжевого на фиолетовый с черной каймой.
Я отчетливо увидел, как лицо господина Бессмертного К.П. в мгновение ока стало пепельно-серым. А по лбу поползли капельки пота. Холодного, липкого, как тот страх, который его и вызвал.
Я видел, что шеф в страхе. Он чего-то боится. Но держится.
«Принеси дистиллированной воды», – коротко бросил он Романо. Тот повиновался, и через секунду открывал канистру с надписью Аqua destillata. Налил в четыре стаканчика совсем немножко. Взял по капле крови и добавил в воду, в каждый стаканчик.
Первые стаканчики не принесли этим исследователям ничего интересного. Результат – ноль. Они взяли в рот воду с кровью, пополоскали ей рот и выплюнули ее. Затем прополоскали простой водой рот. Переглянулись. Молчаливый диалог длился с минуты две. Затем они взяли в руки свои вторые стаканчики. Одним движением они отправили содержимое стаканов в рот.
Не успели они оторвать от своих губ эти стаканы, как Константин Петрович побагровел, из ушей у него вырвались снопы разноцветный искр, изо рта вырвалась тонкая струя черного пламени, все помещение заволокло дымом, раздался оглушительный хлопок, шефа какой-то страшной силой швырнуло в стену и со всего размаху впечатало в нее.
Когда дым рассеялся, я увидел, что Петрович висит на стене в позе рисунка из древнеегипетской фрески. Образец привожу ниже. Чтоб было понятно.