Я до сих пор уверен, что идеи Льюиса были извращенными. Бедный брат не справился с грузом боли и ответственности. Он перестал понимать, как устроен мир и что в нем происходит. Да, чародей вел войны, да, он указывал королям, но всегда его решения были только во благо страны. Он жил в этой стране и любил ее, ничего удивительного в том, что все, что было хорошо для страны, было хорошо для него.

В общем, мне пришлось смотреть, как Льюис стареет. Как я не пытался помочь ему вернуться на праведный путь, дух его все более мрачнел. Теперь уже от обиды на то, что чародей одолел его и лишил возможности быть вечным защитником королевства. Все темнее и темнее становилась его душа. Наконец, мрак настолько затопил ее, что магия, бурлящая внутри Льюиса, обратилась во зло.

Смертный, он вновь пришел к чародею. Теперь уже безлунной облачной ночью, тихо, во мраке. Но чародей все равно ждал его. Разговор вновь не помог. Разразилась дикая битва, в которой погибли оба.

И это был страшный удар. Двойной для меня: я потерял брата и учителя. Мудрость оставшихся чародеев воплотилась в создании совета, где все дела вершились теперь путем тщательного обсуждения и голосования. Я же, раненый дважды, скрылся ото всех, не желая больше участвовать во всем этом. Я понимал, что мне просто нужно время, чтобы прийти в себя и вновь вступить на защиту королевства. Это понимали и мои соратники чародеи, поэтому не стали искать меня.

Так, вернувшись в мир маленьких смертных людей, я совершил то, что после еще долго казалось мне ужасной ошибкой. Я влюбился.

Моей избранницей стала Альма. Милая, добрая, отважная Альма, не побоявшаяся выйти замуж за волшебника. Тогда все считали, что волшебники жестоки, расчетливы и не умеют любить. Они мудры, но черствы, как старый хлеб. Но Альма быстро перестала верить во все это, после того как стала встречаться со мной.

Очень скоро мы поженились. Позже у нас родилось трое детей. Окруженный любовью, заботой, бытом и детским смехом, я почти забыл, кто я и что должен делать. Я был счастлив. И удивлен тем, что счастье мое — вот оно: не в великих делах и защите королевства, а в небольшом домике на вершине холма возле гор, рядом с любимой женой и детьми.

Моя великая магия тогда превратилась в бытовые чудеса и детские фокусы. Мне не нужно было сушить реки и испепелять замки. Все, что от меня требовалось, — быстро разжечь огонь в камине, поднять мебель, чтобы можно было помыть пол, поиграть с детьми. Я стал забывать…

И вспомнил только тогда, когда заметил, что Альма стареет. Теперь она выглядела почти на тридцать лет старше, чем я. А я внешне был таким же, как и мои старшие дети, разве что прибавлял себе возраста, отращивая бороду.

Раненый горьким осознанием, я вновь сбежал. Только теперь я сбежал в определенном направлении, возвращаясь туда, где должен был быть все эти годы. Мои соратники встретили меня весьма радушно, они уже давно ожидали моего возвращения. Но когда они узнали, что я осмелился завести семью, то огорчились.

— Привязанность к семье помешает твоей великой цели, — сказал Огастин, выглядевший старше и мудрее всех остальных.

— Я понимаю это и вернусь, — ответил я покаянно, — но мне хотелось бы узнать, существует ли хоть малейшая возможность сделать мою жену и моих детей бессмертными, такими же, как и я?

Все маги одновременно покачали головой.

— Дать годы жизни и отнять их мог только верховный чародей. Он не раскрыл своей тайны, и никто из нас до сих пор тоже не смог узнать этот секрет, — ответил Огастин. — Так что люди и молодые волшебники обречены оставаться смертными, а мы, великие маги, напротив, обречены жить вечно, пока не будем убиты или пока не появится тот избранный, что откроет секрет управления временем жизни.

И вот тогда я подумал, что вполне могу оказаться тем самым избранным, о котором говорил Огастин. Я начал изучать и экспериментировать. Обратился к древним свиткам, к темным и светлым тайнам, к запретным знаниям. Пробовал, рисковал своей жизнью, делал все, что было в моих силах, а в моих силах было очень многое.

Это были тяжелейшие годы моей жизни: я вернулся в семью, принимал участие в обсуждениях совета и пытался открыть величайший секрет на Земле. Пару лет я держался, не давая себе позволения оставить без внимания хоть что-то из этого. Но потом мой разум предал меня. Сказалась усталость, напряжение, недосып, хаос магической энергии, царящий вокруг меня. Сказывались мои небезопасные эксперименты. Так, в один не самый удачный день моей жизни я напортачил с заклинанием и обрядом, не сумел верно сконцентрировать свои мысли и превратился в кота. Очевидно, виной тому была неправильная манипуляция с магической девяткой и знаком жизни… Но это уже неважно. С тех пор мои возможности экспериментировать оказались сильно ограничены. Многие заклинания требуют, чтобы их произносили вслух, а говорить я уже не умел. Кроме того, для обрядов нужны руки и пальцы, но они обратились в мягкие лапы и острые когти.

Мои соратники, узнав о том, что произошло, пытались помочь. Но не смогли. Я зашел в своих экспериментах так далеко, как никто из них еще никогда не заходил. Постепенно их энтузиазм уменьшился, и я понимал, что в этом нет ничего странного: тратить магические силы и время на одного, пусть даже очень сильного мага, чтобы вернуть его в совет, — не приоритетная задача. Нет, они не оставили меня. Я все так же принимал участие в обсуждениях. Нередко помогал в каких-либо заданиях, особенно если они были связаны со сбором информации и шпионажем. Случалось, что кому-нибудь из магов приходило в голову решение моей проблемы, он пробовал, осторожно, не желая никому навредить, но ничего не получалось. Так я и остался котом. И конечно, перестал думать, что я избранный.

Впрочем, как я понял, кое-чего мне все-таки достичь удалось: я, кажется, стал не просто долгожителем, но бессмертным. Как маг, при особой концентрации я могу ощущать и анализировать каждую клеточку своего тела. Определенно, процесс старения замедлился в моем теле настолько, что я перестал замечать его вообще! За все то время, что я пробыл котом, маги, которых я знал, постарели по обычным меркам лет на сорок, Огастин и вовсе стал похож на старика. Я же до сих пор ощущаю себя тридцатилетним.

Тогда, когда я только более менее научился справляться с новым моим положением и быть человеком в теле кота, я вернулся к моей Альме и моим детям.

Я поведал ей все, что со мной произошло. Тяжелая грусть в ее глазах стала еще тяжелее. Она не прогнала меня, смирившись со своей и нашей бедой. Каждый раз, когда я приходил, мы говорили. Я играл с детьми и внуками — они знали, кто я и почему такой, не было смысла скрывать. Я спал рядом с женой на нашей кровати, прижавшись к ее теплому боку, она гладила меня. И хотя мысль о том, что я не могу быть по-настоящему мужем и отцом угнетала, я понимал, что деваться некуда. Остается лишь принять то, что есть.

Альма умерла, когда у нас уже появились правнуки. Я был рядом с ней до конца. В доме остался жить старший сын со своей женой и внуками. Семьи двух дочерей жили неподалеку. Я старался не упускать из виду никого из них, тем более что к моим детям перешла моя магия и я должен был учить и направлять их. От них магия перешла к их детям, а потом к внукам… И для всех я пытался оставаться мудрым учителем, наставником. Но наконец их стало слишком много. Да и магия проявлялась не всегда в достаточном для достижения каких-то высот количестве, да и не у всех, а иногда передавалась через одно или два поколения.

Понимая, что за всеми мне все равно не уследить никогда, я стал выбирать тех, в ком магия пробуждалась особенно сильно, и оставался с ними, учил, рассказывал историю нашего рода.

Вот почему я пришел к тебе, — закончил свой рассказ кот.

Медленно, как из тумана, реальность вновь проступила перед Ладой. Некоторое время она просто сидела, не говоря ни слова и пытаясь осознать, что все сказанное для нее значит. Затем все-таки задала вопрос:

— Значит, ты мой прапрапрадедушка и пришел, чтобы обучать меня магии. Неужели во мне она есть?