С патефоном в детстве, у меня были натянутые отношения, несмотря на то, что в нашем доме была, неплохая фонотека. В которой были пластинки с песнями Руслановой, Шаляпина, Леонида и Эдит Утёсовых. Много было народных песен, симфонической музыки, маршей и вальсов.

Аппарат с блестящими, никелевыми частями, естественно заинтересовал меня, как подросшего и любопытного внука. Вот почему, мой исследовательский зуд, не остался без внимания понятливого деда, который строго-настрого запретил, приближаться к патефону. Хотя его увещевания, не могли меня остановить, если бы не одно обстоятельство…

По вечерам, дед торжественно открывал патефонную крышку и ставил её на стопор, а затем вынимал из пружинного гнезда и отводил в сторону, головку звукоснимателя. После чего, он вставлял в держатель головки, острую иглу, которую закреплял винтом. И под конец приготовлений, из раструба акустического усилителя, дед вынимал короткую, но толстую ручку. Которой заводил патефон, делая тридцать оборотов, по часовой стрелке, запасая энергию сжатия в стальной пружине.

Раздаётся лёгкий щелчок, стопора пружины и положенная на приводной диск, патефонная пластинка, резво набирает положенные, семьдесят восемь оборотов в минуту. Головка звукоснимателя, осторожно опускается и касается остриём иглы, края пластинки. Несколько секунд шипения и начинает звучать, волшебная музыка! Вот только я, никак не мог понять, кто в патефоне поёт? Чтобы это выяснить, я осторожно запускал руку в раструб трубы, пытаясь поймать лилипутов, способных петь, такими красивыми голосами. Но они были шустрыми, эти карлики и незаметно проскальзывали, между моими пальцами!

Однажды бабушка Антонида, застала меня возле патефона в тот момент, когда я пытался накормить таинственных человечков манной кашей и подняла бучу. Она долго объясняла мне, что внутри патефона никого нет, только я не верил. Гораздо действеннее, оказалось её обещание, хорошенько меня отшлёпать и всё рассказать, строгой маме. Тем не менее, я однажды подкараулил момент, когда в комнате никого не было, а забытый патефон, стоял на столе с открытой крышкой и вставленной в паз, заводной ручкой.

Торопясь и оглядываясь, я подтащил стул к высокому столу и забравшись на него, изо всех силёнок, попытался провернуть заводную рукоять, но не смог, а когда снятый со стопора диск, вместе с пластинкой, начал ожидаемое вращение, я опустил иглу звукоснимателя. Но лучше бы, я этого не делал!

После непродолжительного шипения, послышался знакомый голос Шаляпина. Мужчина запел русскую, народную песню «Дубинушка», а через минуту, он вдруг начал сердиться. И вскоре, его ворчание в результате снижения, числа оборотов пластинки, переросло в страшное рычание!

Наверно маленький человечек, рассердился на меня за самоуправство. «Ай-яй-яй!» – заголосил я и кинулся удирать, подальше от страшного голоса. Дед перехватил меня в дверях комнаты. «Ах ты, пострелёнок! Добрался таки, до аппарата. Ну а ты мать, куда смотришь?!» – напустился он на меня, вместе с бабушкой. После этого случая, я стал избегать ящика с жутким голосом, а если кто-либо из взрослых, начинал слушать песни Шаляпина, пускался наутёк!

Мой страх перед патефоном, постепенно прошёл, но я ещё долго не решался, взять его рукоять, чтобы завести механизм и просил об этом, жившую вместе с нами, в военное время, девочку Надю. Я до сих пор не знаю, кем она, мне приходится. Хотя предполагаю, что Надя была дочкой, младшей бабушкиной сестры, Агнии.

Надежда была старше меня, лет на восемь и казалась взрослой девушкой, похожей на Золушку из сказки Перро, которую в отличие от меня, домашнего баловня, воспитывала в строгости, моя бабушка. Не смотря на то, что наши интересы совпадали редко, иногда мы играли. Надя изумительно рисовала, купленными дедом, акварельными красками. Но лучше всего, у неё получались цветочные орнаменты, миниатюры сказочных принцесс и принцев. Поэтому я тоже хотел, иметь краски!

Иногда Надя разучивала стихи, заданные в школе. Вот запомнившиеся строфы, из стихотворения Маяковского, которые я выучил по её требованию: «Да будь я хоть негром, преклонных годов! И то, без унынья и лени, я Русский бы выучил только за то, что на нём разговаривал Ленин!».

Как-то раз, во время игры с Надей в поиск сокровищ, я сделал важное открытие, свидетельствующее о разнице, наших тел. Мы прятали друг от друга по очереди, две пятнадцатикопеечные монеты в предметах обихода и мебели, которые сложнее всего, было найти в постелях. Ведь нам, приходилось прощупывать одеяла, ворошить подушки и матрасы, на что уходило много времени. И для того, чтобы ускорить процесс поиска, Надя предложила прятать мелочь каждому, на своём теле. После чего, она тут же спрятала монетки, да так хорошо, что я напрасно ощупывал её, со всех сторон.

«Ага! – заныл я. – Ты говорила, что так будет быстрее, а сама поди, их выбросила куда-нибудь!». Надя возразила: «Вот и не выбросила! Монетки у меня тут, на теле!». В доказательство, отвернувшись от меня и пошарив под одеждой, она тут же подала мне, оба пятнадцатика.

«Нечестно! Мы договаривались не прятать во рту!» – снова запричитал я. «Да не ложила я, эти копейки в рот!» – утверждала она. «Тогда куда?» – не сдавался я. «Попробуй, догадайся сам, а пока отвернись и закрой глаза!» – потребовала девочка. Монетки снова исчезли. Я снял с партнёрши маечку и обшарил волосы, прощупал трусики и не обнаружив их снова, обиженно выкрикнул: «Ты их выкинула!». На что недовольная Надя, поспешно ответила: «Нет, не выкинула! Вот смотри куда, я их спрятала». И она показала куда…

«Так! – мрачно подытожил я. – Теперь я спрячу, а ты отвернись! Ишь, какая хитрая!». После чего, я попытался спрятать монетки, подражая Наде, но не смог! Мой стручок явно, не подходил для этого. Это было, настоящим открытием! Выходит, что моё тело отличается от Надиного, но почему?! И потребовал: «Покажи ещё раз, как ты прятала копейки!». Надя показала. «Ага, у тебя там щелочка, а у меня её нет! – возмутился я. – Почему так?». Надежда объяснила: «Потому что ты мальчик, а я девочка! Давай лучше, пока дома никого нет, играть в папу и маму?!».

Я согласился: «Давай! Только как это? Ведь мой папа в госпитале лежит, а я вместе с мамой, к нему ездил…». Надя отмела мои сомнения: «Как играть, мне известно. Сперва я приготовлю еду, а когда ты приедешь с работы, мы поужинаем и ляжем спать. Понятно?». Так что, после символического ужина, мы разделись и улеглись в постель.

Надя уложила меня сверху, но ничего не было и не могло произойти, ведь мне тогда было четыре с половиной года и я не представлял себе, что в таком положении, могут делать мужчина и женщина. По моему разумению, лежать друг на друге и елозить, было просто глупо, о чём я поспешил сообщить, своей «соблазнительнице». И поспешно одеваясь, она строго предупредила меня, чтобы я не проболтался о нашей забаве, деду с бабушкой.

Живя в Новостройке, мы не ходили в общественную баню, но при этом еженедельно, дед водил нашу семью в душ, который находился в поселковой котельной, на краю болота. Гурий мылся первым и уходил. После него, наступал черёд бабушки и мамы. Которые намывшись, загоняли под горячие струи, меня с Валеркой и Надей. Находясь в струях воды, Надя делала вид, что очень меня стесняется и прикрывалась ладонями, что меня удивляло и немного злило. В то время, её лобок начал покрываться тёмным пушком, а груди стали походить, на две половинки яблока.

Когда мы вновь, вернулись в Туим после двухгодичного проживания на Северном Кавказе, Нади в посёлке не было. Девочка уехала к своим родным и до сих пор, мне о ней, ничего не известно.

Когда мне исполнилось четыре года, дед ухитрился купить, самую роскошную игрушку в моей жизни. Я до сих пор удивляюсь, где он раздобыл игрушечного коня, размером в мой рост, с развивающейся гривой и длинным хвостом. Конь был, как живой и растянулся в мгновении прыжка, упираясь чёрными, лаковыми копытцами, в две изогнутые планки. Которые были нарисованы, на плоском основании и по задумке художника, напоминали низ кресла-качалки.