– Нет.

– Вот и хорошо. И, пожалуйста, впредь никаких одолжений, никаких просьб. Они не должны звучать ни с вашей стороны, ни со стороны ваших соседей по отделению. Все вы с правилами знакомы. Договорились?

– Да. Доктор, насколько я знаю, в психиатрических больницах, как правило, нет палаты №6. А почему у вас она есть? – с улыбкой спросила я, желая сменить тему разговора.

– И у нас такой нет, есть двести первая, двести вторая и так далее до двести десятой. Я по ошибке назвал палату Альбины пятой, а не двести пятой. В свою очередь, мне любопытно узнать: почему вы без всякого рода возражений согласились поселиться в палате №6?

– Вам это интересно, потому что вы наблюдали иную реакцию, когда предлагали больным занять эту палату? – ответила я вопросом на вопрос.

– Не скрою, да. Обычно человек или никак не реагирует на это словосочетание, или категорически отказывается от такого предложения.

– Доктор, может быть, это для вас своеобразный тест? Если нет реакции, значит, больной не читал произведения Чехова. Если возникает бурный протест, следовательно, он или знаком с судьбой обитателей пресловутой палаты, или что-то слышал об этом. Эти выводы, вероятно, дают вам информацию, имеющую какую-то ценность для последующего общения с пациентами. Если я не ошибаюсь, то с конца девятнадцатого века ничего нового для лечения психически нездоровых людей не придумали. Было и, судя по вашему желанию провести здесь какой-то промежуток времени, осталось лишь одно – терапевтический разговор психиатра с больным. Будь вы хирургом или окулистом, то давно бы закончили свой вечерний обход. Но вернемся к ответу на ваш вопрос. Я оказалась в просторном и светлом современном здании, а не в небольшом флигеле во дворе больницы. Когда шла сюда, то не обнаружила зарослей крапивы, репейника и дикой конопли. Нигде не было ни больничного хлама, ни удушливого запаха. Не увидела я и отставного солдата, сторожа Никиту, поэтому не испугалась оказаться избитой. Надеялась, что кровати не привинчены к полу, что останусь в своей одежде, а не буду коротать дни в грязном халате и с колпаком на голове. У меня нет мании преследования, как, скажем, у Ивана Дмитрича. Вы не похожи на доктора Андрея Ефимыча, поэтому, будем надеяться, никогда не станете обитателем заведения, в котором работаете. Больных у Антона Павловича, как я помню, было пятеро, а нас пока я насчитала девять человек. Как вы поняли, я в курсе, что за жизнь скрывалась за дверью под шестым номером, но от такого многозначительного совпадения не отказалась. А как, по вашему мнению, должна была вести себя я?

– Начнем с того, что это был не тест. Скажу вам то, о чем мне не следовало бы говорить. Мы все-таки планируем, не снимая с палаты этого номера, переоборудовать ее в комнату для релаксации, хотя такого рода помещения есть на первом этаже. В Академии медицинских наук нам обещали подобрать квалифицированного специалиста по музыкальной терапии. Далее. Если вы позволите, то ваше предположение о тестировании больных я, с одобрения научного руководителя, попытаюсь как-то использовать в своей диссертации «Диагностика невроза». Очень интересную мысль вы подбросили мне. А теперь, что касается вашего поведения. Скажу так, меня нисколько не удивил бы ваш панический страх. Такое я уже наблюдал.

– Панический страх? С какой стати? Я не заблудилась в глухом лесу и не солдат-новобранец в первом бою с доселе непобедимым противником, а вы не Пан.

Сергей Петрович не сумел скрыть своего удивления от услышанной фразы: его брови приподнялись над оправой очков. Он вопросительно смотрел на меня.

– Доктор, не пугайтесь: я не сумасшедшая. С ассоциациями и сравнениями у меня все в порядке. Толковать, в частности, устойчивые обороты речи – издержки моего образования и прошлой профессии. Выражение «панический страх» употребляется в значении безотчетный, внезапный, сильный страх, охватывающий множество людей, вызывающий смятение. Возникло оно из греческих мифов о Пане, боге лесов и полей. Согласно мифам, Пан наводит внезапный и безотчетный ужас на людей, особенно на путников в глухих и уединенных местах, а также на войска, бросающиеся от этого в бегство. Отсюда же возникло слово «паника».

– Спасибо за познавательную информацию. С вами интересно общаться. Завидую вашему лечащему врачу. К сожалению, буду видеть вас нечасто. Как уже сказал, учусь в аспирантуре, в этой клинике постоянно работает мой научный руководитель, а у меня всего два дежурства в неделю. Спокойной вам ночи. Я, собственно, и заходил с целью обеспечить вам такую ночь. Как вы полагаете, вам удастся заснуть без таблеток и укола?

– Постараюсь. Во всяком случае, до сих пор я была противницей химических препаратов, в частности, снотворных средств, – бодро и весело ответила я.

Сергей Петрович кивнул головой, встал с кресла, взял мою трубку с зарядным устройством и направился к выходу.

– Если бывший филолог и нынешний менеджер, любящий умничать, изменит свое мнение о фармакологии, пусть позвонит дежурному врачу, – мило улыбаясь, сказал он на прощанье.

Я закрыла дверь и, не раздеваясь, легла на кровать поверх покрывала. Нет, это положение меня не устраивало: оно располагало к размышлениям или воспоминаниям. Я к ним не готова, мне необходимо дождаться звонка Альбины. Лишь после разговора с ней, я смогу уйти в себя и, может быть, уснуть.

Я заняла себя делом: начала упорядочивать в шкафу свои вещи. Их оказалось немного, что вызывало легкое сожаление. Все те дамы, которых я сегодня видела, были прекрасно одеты. Мои представления о больнице и соответствующих нахождению в ней одеяниях не совпали с реальностью. Здесь не принято ходить в халатах и нарядах спортивного стиля. Успокаивало наличие магазина и возможность купить или заказать все, что пожелаешь. Пока я ничего не хотела.

Вещи лежали на своих местах, я уже почистила зубы, приняла душ, надела ночную рубашку, открыла форточку и стояла у окна, когда раздался внутрибольничный звонок.

– Добрый вечер. Хотела пожелать вам спокойной ночи. А у вашего знакомого завтра состоится утренняя прогулка? В какое время он хочет пойти погулять? – очень тихо, спокойно и распевно заговорила Альбина.

– Добрый вечер. К сожалению, не в какое, – я сразу ответила на второй вопрос.

– Как так? Друг вам отказал? – спросила женщина своим обычным громогласным голосом.

– Дело не в этом. У меня нет необходимого предмета, – продолжала я туманно изъясняться, хотя Альбина уже нарушила все правила конспирации.

– Что значит – нет? Вы меня так обнадежили, а теперь юлите. Куда же он исчез? – кричала она во все горло.

– Трубку увидел и забрал доктор, – прекратила и я шифроваться.

– Вы что, на видном месте ее оставили? – как что-то немыслимое, невообразимое и самое страшное в жизни предположила Альбина.

– Да.

– Надо же быть такой дурой! – выпалила разгневанная дама и прервала наш разговор.

Меня такое поведение Альбины не удивило, не огорчило, а успокоило. Я не хотела проводить время в ее обществе и быть под ее опекой. Кстати, почему ей нельзя давать в долг? На алкоголичку или наркоманку она не похожа. А я, вообще, пока не готова заводить ни покровительниц, ни подруг, и даже общаться с кем-то из больных у меня нет желания.

Глава 3

За окном до самого горизонта стеной стоял хвойный лес. Я полагала, что его соседство и моя физическая слабость позволят мне быстро заснуть. Но я ошибалась. Впечатления от событий первого дня переполняли меня. К тому же после обеда я поприсутствовала при одном пикантном разговоре.

Через час после еды я пошла в кафе-бар нашего отделения. Хотела выпить, но не успокаивающего травяного напитка, а чашку кофе. И неожиданно оказалась в уютном местечке, располагающем к общению по душам. За столиком сидели три женщины: Саша – «актриса погорелого театра», Ирина – «секретарша-вертихвостка», и немолодая полная дама – Виктория. О ней мне Альбина ничего не успела рассказать. Несмотря на разницу в возрасте, они общались на «ты» и обсуждали что-то для них троих интересное. В другой ситуации их можно было бы принять за юную девушку, ее маму и бабушку.