Несмотря на все эти маленькие победы в голове, двигаться не хотелось, Кива всё ещё погано себя ощущала. Губы болели, она сначала не поняла почему, но затем вспомнила, откуда ранки. Кадры снова стали мелькать в памяти, сжимая комок внутри живота. В какой-то момент тошнота стала подкатывать к горлу, вынуждая девушку принять сидячее положение. И если бы было чем, то наверняка её бы стошнило. Она посидела некоторое время, уперев руки в колени и наклонив голову, ожидая повторных позывов. Их не последовало. Взгляд случайно упал на книгу, и внезапная злость вдруг вскипела в ней. «Это всё эта дурацкая хреновина, не следовало даже приносить её». Она хотела было кинуть книгу в угол, выплеснуть злость, обиду, боль. Взяла её, замахнулась, но не швырнула. Если кто и виноват, это она сама, а не безобидный дневник. Она слишком увлеклась и забылась, за это и пострадала. А книга только лишь рассказывала ей историю. Не дав выход этому порыву эмоций, тот ушёл внутрь, усиливая усталость и беспомощность. Кива пыталась поесть, но яблоки комом вставали в горле, поэтому она отложила эту затею. Остаток вечера она пролежала во внутренней борьбе, перестраивая своё сознание так, чтобы случившееся не перемололо ее целиком. Сон снова накрыл ее, ей даже что-то снилось в этот раз. Правда, когда девушка проснулась, не могла вспомнить что именно. После сна стало получше. Нет, боли внутри не стало меньше, и в целом ощущения не стали приятней, просто прошла голова. Рассудок уже пережевал часть событий и встроил их в её понимание. Мысль об изнасиловании уже не вызывала ту бурю эмоций, что день назад. Было неприятно, но не было той жалости и обиды. Кива решила наконец перевязать запястье. Из прострации вывело чувство голода. Она хотела бы заставить себя съесть яблоки, но почему-то нахождение в месте, где её поймали, стало нервировать и раздражать. Кива подумала о том, чтобы пойти на место общего сборища, может там будет кто-то, и она сможет отвлечься. Но что она им скажет? Хочет ли она, чтобы они видели сейчас её в таком состоянии? Нет, не хотела. Мысль о товарищах привела с собой другую. Когда случалось что-то тяжелое, они выпивали, стараясь смыть с себя всю тяжесть. Раньше она даже не думала присоединяться к ним в их небольшом бегстве от реальности, но сейчас…эта мысль привлекла. Кив прислушалась к себе, выжидая какой отклик найдёт мысль об алкоголе. Возможно, ей это и надо. Хотя, скорее роль в этом решении сыграла некая апатия. Девушка вышла из сарая, подошла к забору, где ей почти удалось перелезть. Ножа не было, но был виден оставленный им след. Она брела по улице с пустым взглядом, уже зная, куда направится.
Кива зашла в трактир, принадлежавший Зелу. Тот знал девушку довольно долго, поэтому был весьма удивлен её прибытием. Кива редко заходила к нему, особенно после того, как прибилась к группке, которую возглавлял Ал. Его так же удивил её внешний вид, слишком уж бросались в глаза следы на шее, происхождение которых не вызывало у него ни малейшего сомнения. Ему это показалось странным, ведь за девушкой он никогда такого не замечал. Она подошла к стойке, ни на кого не обращая внимания.
— Привет, Кива! Давненько не было слышно тебя.
— Пожалуй да, — медленно ответила девушка, сфокусировала на трактирщике взгляд. — Зел, дай мне что-нибудь горячего…и принеси что-нибудь выпить. Сегодня я хочу выпить.
Зел спокойно выслушал ее просьбу принести ей что-нибудь горячего, а вот вторая просьба, дать ей что-нибудь горячительного, шокировала его. Сколько он помнил Киву, а помнил он её с восьми лет, та никогда не заходила с целью выпить. Даже больше, когда её друзья иногда выпивали у него в трактире, она никогда не присоединялась к ним. Но, тем не менее, без особых колебаний вынес ей миску похлебки и поставил перед ней стакан с дешёвым вином, иного в подземном городе и не достать. Девушка не поблагодарила его и с пустым, обращённым внутрь себя, взглядом пошла в самый дальний угол. Да, его такое поведение несколько опечалило, но ему было, по сути, всё равно. К тому же, у него хватало сегодня гостей, одним из которых, по невероятному совпадению, был Кенни Аккерман. Зел был одним из немногих в Подземном Городе, кто знал, какой род и чья семья породили профессионального убийцу. Такова уж была работа трактирщика, иногда доводилось слышать лишнее. Он благоразумно предпочитал умалчивать об этом факте, ибо это знание ставило его под угрозу сразу с нескольких сторон. Он смутно помнил, что изначально семья Аккерманов жила в столице, они были аристократами и служили королю. Потом всё резко изменилось, и начались гонения. Многие члены семьи были убиты, выжившие отказались от фамилии и скрылись в нищете.
Сейчас Кенни сидел недалеко от входа, закинув ноги на стол, и курил. Он наблюдал за девушкой с интересом, ему даже было любопытно. Кива села за самый дальний стол и медленно мешала ложкой содержимое тарелки, не обращая внимания на окружающих её людей. Она, не чувствуя вкуса, съела тёплую похлёбку, затем задумчиво потянулась к стакану с вином. Трактирщик налил ей красное, до этого момента она никогда не пила вина. Шум от нескольких столов, говор людей не волновали её. Не обратила внимания она и на грохот отодвигаемого стула, и на шаги, раздававшиеся всё ближе. Только вздрогнула, когда почувствовала тяжёлую руку на своём стуле, поворачиваться не хотелось. Кива упорно разглядывала стакан. Кенни слегка наклонился к ней, не убирая тяжёлой руки, разглядывая её лицо с прежним интересом, словно что-то выискивая в нём.
— Не ожидал тебя тут увидеть, малявка, думал не выползешь из своей норы ещё несколько дней.
Он обошёл стол, сел напротив, привычным движением закинул ноги на него, откинулся на спинку стула. Мужчина наблюдал за ней, изучал, пытался понять, что она думает. Кива не поднимала головы, не знала что сделать в такой ситуации. Вернулся страх, некое оцепенение, но девушка не стала следовать первым порывам: покинуть это заведение, бросить в мужчину стул, а, скорее всего, просто приняла всё как данность, от которой и стоит отталкиваться. Тем временем трактирщик принёс Кенни очередной стакан с янтарной жидкостью, самого Зела обеспокоил факт, что Аккерман сидит рядом с кем-то, убийства в трактире были абсолютно лишними. Впрочем, его опасения были напрасными. Киве такое соседство всё ещё доставляло лёгкое беспокойство, несмотря на то, что она смогла себя взять в руки, не дала волю эмоциям. Отбросив свои мысли, она потянулась к своему стакану и глотнула вина. Возможно, дурманящая прелесть хмеля была просто ей недоступна, а может просто вино было отвратительным — её лицо скривилось в гримасу. Аккерман, неотрывно следивший за девушкой, рассмеялся неожиданно добродушно, что заставило Киву поднять на него глаза. Взгляды пересеклись, и она нашла в его серых глазах спокойствие, снисхождение и знание. Но и был там неусыпный огонёк хищника.
— Ба-а, ты что, в первый раз пьёшь?
Она молча кивнула, отхлебнула снова, в этот раз стараясь не скривиться. Кенни в свою очередь отпил из своего стакана, словно там была обычная вода, любуясь своими отметинами на чужой шее. Немного покрутил стеклянный стакан в руке:
— Слишком много в тебе первого.
— Возможно.
Тихо ответила девушка внезапно для самой себя, мужчина тоже несколько удивился, что та ему вообще хоть что-то сказала. Какое-то время они сидели молча, Кенни размышлял о чём-то своем, иногда поглядывая на девушку.
Что-то для него в ней было. Когда-то ему самому пришлось менять своё восприятие мира, когда семья стала врагом правящей династии. Сейчас он наблюдал за такой же сменой только в гораздо меньших масштабах. Ему нравилось то, что он видел. Знал, что девушка борется между тем, чтобы, возможно, швырнуть в него стакан с вином и убежать подальше от него, и между тем, чтобы остаться. Тем самым показав, что она не боится его. Так же ему не составляло труда понять, зачем она пьет. Очевидно, что процесс не доставлял ей удовольствия. Смыть неприязнь, забыться на время и оставить эту неприятную жизнь где-то за задворками разума, вот чего ей хотелось. Позволить себе бегство от реальности. Они молчали, ему не нужно было с ней перекидываться словами, а она молчала, потому что не могла переступить через себя. После третьего стакана вина она, наконец, выдавила из себя вопрос:
