– А как их спасти? Как отбить? – спросил отрок и глаза сверкнули так, как до того ещё не сверкали – гнев отразился к в них.

– Тех уж не отобьёшь, кто продан на рынках. Слишком далеко они. Не достать. Других отдавать не след нам.

– А князь наш славный Александр Невский говаривал, что ворог западный страшнее ордынского, степного, южного, – молвил Иоанн.

– Так-то оно так, – неспешно, взвешивая слово каждое, проговорил митрополит. – Да во всяко время свои опасности… Страшным ворогом является для нас западный враг. Это точно. Он полонит и душу, и тело, то есть ему мало брать в полон, ему нужно подчинить вере своей поганой, вере хоть и званой христовой, но антихристовой давно уже ставшей. При нём ворог степной, орда только тело полонила, грабила, убивала, в полон уводила. Ныне и последыши орды стали ворогом страшным – не просто брать полон замышляют, а под корень извести народ русский. Это ты должен помнить, государь, мой, Иоанн Васильевич.

Видел митрополит, что нравилось отроку величание государем, да ещё и по имени отчеству, тем паче величание это было не для всеобщего слуха, а вот так, лично, в келье сделанное. Ну что ж, надо приучать к тому, что он не просто отрок, что государь – от Бога пристав.

– Так вот, царь и великий князь, – продолжил он, – тебе заповедано сломить лютого ворога, спасти Русь от погибели. Пращур твой Дмитрий Иоаннович, Донским коего величаем, сбросил иго, да только дань то и до него Русь платила ордынским ханам и вскоре снова начала платить. Не сразу освободилась от позора и унижения. А как освободилась, начались грабительские набеги, много набегов…

Долго рассказывал митрополит Макарий о нападениях лютых ворогов. Поведал он и о нашествии Тохтамыша в 1382 году, когда сожжена была Москва, а в Кремле перебито свыше 20 тысяч московских жителей, затворившихся там, да поверившим лживым посулам, когда сожжено было не меренное количество книг, укрытых в соборах. Рассказал и о том, как в 1395 году Тамерлан прошёл огнём и мечом до города Ельца, а в 1408 году мурза Едигей дошёл до Москвы, взял выкуп и заставил возобновить выплату дани. О том, как в 1439 году хан Улус-Махмет казанский опустошил обширные районы близ Москвы, а в 1445 году вновь совершил набег и взял в плен Василия Тёмного. В 1415 году на Русь напал хан Мазовша. В 1472 году сарайский хан Ахмет осаждал Алексин, а в 1480 году достиг Воротынска.

– Да и тебе, государь, – продолжил он, – небось памятно, как вас с братом собирались прятать от нашествия, уже совсем недавнего. Но остановили ворога наши воины славные на Оке. Видно, понял враг, что государство Московское расправляет крыла свои, вот и решил истребить жителей земли Русской, чтобы не было больше народа, стойкого, несгибаемого. И чтобы не искоренили вороги лютые народ наш, ты должен положить конец их замыслам, чтоб дорогу забыли на русскую землю. Ведаю, что ждёт тебя твоя великая битва на твоём поле Куликовом. Где будет это поле твоё, на Дону или на Оке, у стен Рязани, Тулы, Серпухова или Коломны, пока не ведаю, но победа в ней заповедана именно тебе, в грозную ночь для грозного царствования рождённому. И чтобы не смели вороги казанские, астраханские или крымские даже помышлять о том, чтобы выбить под корень народ русский.

– А Запад? – спросил Иоанн. – Запад ведь, как говорил пращур наш Александр Ярославич, ещё более опасен?

– И против Запада порох сухим держать надобно, – молвил митрополит Макарий: – И Запад укрощать огнём и мечом придётся не раз, но запомни, ныне смертельная опасность надвигается с юга и юго-востока. А начать тебе предстоит с Казани и Астрахани. Прежде же, государь, надобно обрести власть свою, тебе от Бога данною и сломить боярскую вольницу, не то растащат бояре-крамольники государство Московское, пращурами твоими кровью и потом собранное.

Митрополит помолчал и ещё раз, глядя прямо в глаза отроку, сказал со всею твёрдостью:

– Помни, государь, о своём предназначении великом, готовься к своему полю Куликову, чтобы укротить пыл ворогов и создать поистине великую Державу Православную, ведь Держава в мире только одна. Только одной Святой Руси, заповедал Создатель удержание Апостольской истины. Наша вера православная, наша вера Русская единственно праведная вера.

Крепко задумался о своей судьбе великой отрок Иоанн. Нелегко охватить в столь раннем возрасте всё сказанное митрополитом, но даже своим отроческим умом понял он, что нет у него иного пути в жизни и нет времени на спокойное взросление: взрослеть надобно разом и навсегда.

Детские горести, рыдание по матери, покинувшей его в этом суровом мире столь рано, плач по доброму боярину Овчине, по своей воспитательнице, мамке Агриппине, сестре славного боярина, – всё это осталось позади. Впереди жестокая борьба за власть, отнятую у него крамольниками, навязавшимися в опекуны и грабившими Московское государство и народ русский.

А митрополит Макарий наставлял…

– Помни, государь, крепко помни, что царь должен быть грозен для нечисти, что царь самим Богом поставляется «на казнь злым, а добрым на милование». Крепко помни, что в Библии сказано: «Кто прольёт кровь человека, того кровь прольётся рукою человеческою». А потому каждый Государь, которому выпал жребий управлять Православной Державой, обязан мыслить о своей главной миссии, заповеданной Всемогущим Богом – казнить нечисть ради того, чтобы жили спокойно, по Божьему Закону, добрые люди.

Зашёл Иоанн в главный храм Чудова монастыря, чтоб пожаловаться на судьбу свою сиротскую, чтобы поискать защиты у митрополита Макария, человека доброго, милосердного, а вышел совсем другим, вышел уже не отроком, а мужем, осознавшим, что его личные беды – это не беды вовсе, что его личные невзгоды и не невзгоды вовсе, ибо его, священный долг государя, пристава Божьего, не о себе думать, а о всём народе, волею Бога в его власть отданном.

Многое поведал ему в тот день митрополит Макарий, многое, да не всё. обещал, что продолжит эти свои наставительные беседы, ведь пришло время, когда мало уже книжных знаний, когда нужен духовный отец, призванный открыть глаза на тот путь служения, на который настала пора вступить, хоть и по летам рано, да только вот ждать, когда срок такой придёт, уже не осталось времени.

Проводив добрым взглядом отрока Иоанна, митрополит Макарий подумал и о том, что хорошо бы повлиять на его окружение. Вспомнился рассказ одного из монахов, по имени Савватий, пришедшего в монастырь из людей воинских, инока отважного, справедливого, решительного.

Так вот шёл тот инок как-то по подворью и заметил стайку мальчишек, игравших возле монастырской стены. А ближе подойдя, увидел, как один из них, что постарше – остальные его Андреем звали – взял пойманную кошку за ноги, размахнулся и головой её об стенку. Кошка вырывалась, мяукала, но отрок по имени Андрей с особой кровожадностью лупил её головой об стенку. Один, совсем ещё маленький отрок, рыдал, что-то мыча и пытаясь отобрать кошку, а другой, в котором инок признал Иоанна, протестовал против этого жестокого действа, пытаясь пояснить, что эта кошка любимица его брата Юрия, да только живодёр лишь посмеивался. Был он годами старше, а, стало быть, и сильнее физически. Андрей обзывал Иоанна всякими обидными словами, кои Савватий в разговоре с митрополитом даже повторить не смел.

Инок подошёл и велел отпустить на волю кошку, которая ещё подавала признаки жизни. Мучитель кошки поднял шум, а на шум явился князь Шуйский – его инок в лицо знал. Явился, лицо злобой перекосилось, и заорал, бранных слов не жалея:

– Почто, чернец, тут детям мешаешься, а ну прочь отсюда. Прочь, говорю.

Инок понял: не в его власти что-то здесь переменить, хотел лишь указать, мол, издеваться над живой тварью не по-божески. Но разве хама этакого убедишь. У него всё верно, что он делает и всё порочно, пусть даже доброе, что творят люди, не имеющие власти. Что ему инок, ежели и митрополиты от таковых стонут, порою.