Литмир - Электронная Библиотека

– Ничего не осталось, все забрали… – напомнил Игнат.

– Может это и знак тебе от господа, от всего мирского отречься вовсе, жить одним словом божьим, – кротко проговорил священник.

– В твоих устах слово божье! – Игнат посмотрел на него с надеждой, – Идем к Маковскому, скажи людям, тебе перечить не станут, так послухов найдем, с ними и Зоба привести на суд можно!

– У Зоба много людей в покручениках32 да в холопах. Их долг велит его оборонить. Крови я допустить не могу, – ответил отец Кирилл без раздумий.

– Похабову скажи, воеводе! – просил Игнат.

– Они законом связаны, – увещевал священник, – поелику велено законом к ним послухов и самого виновника вести. Что уж поделать?

– Не закон курок взводит. Рука! – ответил Олонец.

Он посмотрел в глаза отца Кирилла прямо и твердо:

– С божьей помощью сам справлюсь. Благослови, батюшка.

Священник отдернул руку:

– Своеволие задумал? До крови довести? На такое нет благословения!

Олонец кивнул, тяжело встал. Повернулся к иконостасу:

– Прости, господи!

Перекрестился и вышел.

Вечером следующего дня он был у Маковского. Шел не останавливаясь. Лишь ночь переждал бессонно, без охоты пожевав оставшуюся утку. Не оставляли его не только горестные видения Марьи и сыновей, но и мысли. Вспоминалась церковь и увещевания батюшки. К концу перехода он решил не своевольничать, а положиться на божий промысел и идти к самому Зобу. Если Зоб согласится явиться к приказчику, то и послухи найдутся.

Найти Зоба в слободе у острожка не составило никакого труда. Он ставил новый лабаз33 для сдачи внаем. Чуть ли не все плотники слободы трудились на его затею. Кто из обязанности, кто не смог отказать первому человеку Маковского. Стояли летние долгие дни, и Григорий требовал не останавливать работы, пока был свет. Вот и сейчас спустился на берег Кети, присмотреть за делом.

На лугу у воды полно было дощаников, карбасов и каюков34 разбитых или наоборот, целых, оставленных здесь хозяевами, до той поры, пока они не вернутся из-за волока с Енисея, Байкала или Лены и не отправятся обратно на запад. На склоне виднелись вытащенные на берег челноки-ветки35 инородцев, живущих при слободе или самих слободских, промышляющих рыбной ловлей. В излучине реки на высоком яру стоял острожек – высокий тын и проезжая башня, за которой виден был крест церкви. От острожка по увалистому долгому берегу вдоль всей слободы, повыше, где весной не доставала полая вода36, тянулась череда амбаров и лабазов. Ближе к острожку государевы для хлеба и соли, а при слободе разных торговых и промышленных людей. Многие из них слободские держали для своей надобности, а иные для сдачи под товары проезжающих.

Спустившись от слободы к амбарам, Олонец встал в стороне, ожидая подходящего случая.

– Ты сколько леса привез, паскудник?! – ревел Зоб на Илью, его сына от прежней, умершей жены, – Цельной день зря потерял! С чего стропила рубить?

– От косогору брали, как ты велел, – отвечал тот, ловя взгляд отца, – бревно стягали цепью книзу, а оно возьми да и зашиби задние ноги лошади. Остатними лошадьми мало…

– Ты еще лошадь изувечил, морда тупая?! – Григорий без всякой жалости ударил сына кулаком по шее.

Зоб был высоким, грузным, руку имел тяжелую. Илья хотя и не был обижен ростом, еле устоял на ногах.

– Прости, батя! – попросил он.

– Какой я тебе батя?! Не заслужил моим сыном зваться! – Зоб дернул Илью за ворот и отшвырнул прочь.

Не глядя больше на сына, Григорий позвал другого из своих людей, Глеба Зубова:

– Иди скажи плотникам, чтобы стропил сегодня не ждали, но сруб вывели полностью!

Тот кивнул и поспешил к амбару.

Илья же кинулся к холопам Десятину и Лямину, стоявшим с лошадьми, какие привезли бревна. Приказал освобождать лошадей от груза и снова спешить на косогор. Те попытались возразить, ссылаясь на поздний час, но он принялся охаживать их затрещинами и пинками.

Сколь неприметным Олонец ни был, но внимания людей Зоба не избежал. Первым его заметил Аким Плаха, правая рука Григория. Сказал о том Зобу, показывая в сторону Игната. Тот махнул рукой и Аким подошел к Олонцу:

– Поди! Староста маковский тебя требует!

Олонец направился вперед, Аким же следовал за ним в паре шагов, поигрывая дубинкой, как будто вел его силой. Зоб осклабился, заворочал бородой.

– Нако! Принесло кого! – воскликнул он, – Пошто, Имляков, вздумал принять мое слово? Да поздно! За тобой землицы нет! А за почесть твою благодарствую. Пистоли, да пищалька, да сабелька твои мне по нраву пришлись. Жаль не поднес, пришлось мне своими руками брать.

Люди Зоба подобрались ближе, предчувствуя потеху. Кто-то хохотнул. Плотники тоже остановили работу, смотрели.

– Поздорову тебе и людям твоим, Зоб, – спокойно ответил Олонец в глаза Григорию, – должно тебе к приказчику быть. Для сыску и правежу. А ружье мое выйдет твоей вины знаком.

– Меня?! К правежу?! – Григорий мотнул головой, его покатые плечи заходили волнами.

Олонец твердо кивнул:

– За воровство37 против государя – погром и убойство князца Союра рода Имла. Да с ним – всех людей его, и моей женки и малых сыновей!

– Врешь, бахтило! Калмыки Имляковых погромили! – оскалился Зоб, и глумливо добавил. – я о том уже знаю и скаску38 по приказчика приготовил!

– Ты и твои люди сделали, – мрачно ответил Олонец, – Тому верные знаки есть. Горелый фитиль пищали твоего человека Естафьева, бумажка табаку, Василь Черкас пьет!

Черкас, который стоял тут же рядом и дымил трубку, никого не стесняясь, возмутился:

– Тю! Та й що? Всякий тютюну может палить!

Остальные засмеялись. Григорий улыбнулся, разводя в руки стороны:

– Нечего с нас взять. Калмыки были!

Олонец стиснул зубы, сжал кулаки:

– Учинил злодейство – ответь!

– Великое дело! – хмыкнул Зоб, – инородцы! И то предлагал по-хорошему. Близ Маковского соболь испромышлился весь. Так что мне как жить? Промышленникам моим что, с лыка уху варить?

– По закону жить! Не государева закона, так божеского побойся!

– Смехом зовешь! Что мне закон? – гордо надулся Зоб, – на меня в Москве уже грамота писана, жалуют меня сыном боярским! Подо мной теперь и Маковская, и Ямышская волость будут с тобой вместе! Убирайся, убогий, делай чего ты там делаешь? Молись, постись, быват, полегчает.

Аким за спиной Игната дал знак еще двоим подобраться поближе.

– Ступай, болезный, – посоветовал Плаха.

Однако взбешенного Олонца было уже не остановить:

– Добром тебе говорю!..

– А не то что? – зарычал Зоб, – Грозить?! Мне?!

Он сжал кулак и дернул головой, давая знак Плахе. Тот уже давно держал дубинку наготове и тут же ударил Игната по голове. Олонец, измученный тяжелой и бессонной дорогой, колодой свалился наземь. Двое других, Естафьев и Пронька Бобыль, подобравшиеся ближе тут же подскочили и принялись ожесточенно избивать Игната ногами. Слободские смотрели молча.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

вернуться

32

Покрученик – человек, получивший снаряжение в долг и вследствие этого долга лично обязанный заемщику. Часто не имевшие возможности рассчитаться за «покруту» превращались в холопов.

вернуться

33

Лабаз – хозяйственное строение для хранения.

вернуться

34

Дощаник, карбас, каюк – виды речных судов. Дощаник побольше, карбас и каюк – поменьше.

вернуться

35

Ветка – челнок, изготовленный из одного ствола дерева. В том или ином исполнении традиционная лодка многих сибирских народов и русских сибиряков.

вернуться

36

Полая вода – речная вода в половодье

вернуться

37

Воровство – преступление против государства (т.е. царя). Иногда – любое преступление вообще.

вернуться

38

Скаска – доклад, сообщение, пояснительная записка.

3
{"b":"789530","o":1}