Видишь сон, солнце за окном,
и во сне верится с трудом
в то, что ночь выпита до дна.
В то, что спят
стробоскоп и хрустальный шар Луна.
В то что есть музыке предел
И в то, что много-много -
много-много разных дел.
Дым
(Текст 2005 года о метафизическом Ижевске).
Здесь нет неведомых дорожек,
и нет проторенных путей.
И сделаны дома, похоже,
здесь лишь из окон и дверей.
Там так внезапно возникали
из телефонов голоса.
И ручки белые писали
зеленым цветом адреса.
Здесь полисмен, упросивший лошадь
Свернуть, был очень хорошим.
Он мог танцевать за двоих,
и обходится без левой ноги.
Здесь осень в лавке поэта
превращается в лето.
И дамы средней руки,
купившие хлеб, в стихи.
Город мой любимый
– сон наяву.
В нем я живу
ночью и днем.
Это не вальс
и не чарльстон
Это лишь дым -
Дым в унисон
с огнем.
Мой сон,
я в нем.
Хочу стареть как город
(Тоже про Ижевск, но уже 2009 год – это жизнь с пониманием, что где-то здесь невдалеке опять поселилась Настя.)
Я хочу стареть как город,
чтоб стоять воспоминанью
рядом с новым впечатленьем-
в трех трамвайных остановках.
Я хочу стоять как город
в одном городе с тобою,
чтобы было нам уютно
и не скучно на районе,
где мы все произрастали
как цветочки на балконе.
Я хочу лететь трамваем,
и на улице, знакомой
как часов моих стекляшка,
обнаружить перемены.
Очень разные же люди -
большинство моих знакомых.
К счастью, это не мешает
нам ходить одной дорогой.
Где мы все произрастали
и учились понемногу.
Желтый абажур на кухне,
а напротив все в неоне.
За углом фотограф старый
тихо светит красной лампой.
Потому все так сверкает
столь различными огнями,
как изменчивый стог сена
под внимательною кистью.
И мы все произрастаем
В этом ареале жизни.
Поводит носом метроном, 2000 г.
Поводит носом метроном -
не хочется грустить.
Затылок чешет агроном.
Невесело свистит.
Ворон испуганных галдеж
похож на взрыв секунд,
скопившихся, пока ты ждешь
удачную строку.
Чтоб вечером плести вокруг
учительницы сеть.
Ты будешь песни петь, мой друг,
а агроном – свистеть.
Пульс времени звучит для вас,
ваш метроном не врет.
Не нужно знать который час,
но нужно слышать ход.
Рыбы в море говорят, 1996 г.
Рыбы в море говорят
на каспийском, например, языке.
А я очень был бы рад
эту речь носить с собой в бурдюке.
И отхлебывать всю жизнь из него.
А по-русски говорить для чего?
Чтоб по-русски песни петь на дому,
а потом от них балдеть самому.
Обнаружив, что давно денег нет,
сесть и написать «оно» для газет.
Нагоняи получить и аванс,
а потом все просадить в преферанс.
Муза моего Ижевска
Настя Фертикова четырежды начинала жить в нашем городе. Сначала, когда родилась. Потом, приехав с Алтая поступать на худграф универа. В итоге она окончила не ижевский худграф, а свердловскую архитектурку. Потом пожила в Геленджике и вернулась на родину, устав от южного солнца. В четвертый раз Настя вернулась в Иж уже вместе со мной, когда у меня что-то не так пошло в Москве с работой. В моей жизни Настя появлялась два раза с перерывом в пятнадцать лет.
Точка, 1994 г.
(Избушкой я назвал некое подобие хипповской коммуны, организованной студентами в съемном двухэтажном деревянном доме. На улице Коммунаров, кстати. А вот про усадьбу пока ясно только, что там мох и трава на крыше растут.)
Ваш фетиш назывался мушкой,
мой фетиш назывался точкой.
Мерцали звезды над избушкой,
и карандаш застыл над строчкой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
