========== Часть 1 ==========

— Профессор Малфой, если мне не изменяет память, а она никогда мне не изменяет, на прошлой неделе вы были здесь с той же самой просьбой.

— О вашей памяти ходят легенды, — согласно кивнул он.

— И две недели назад вы так же были здесь, и мы обсуждали такую же проблему.

— Легендарная, как я и сказал. — Драко с наслаждением наблюдал, как лицо директрисы пошло красными пятнами.

— И я уверена, что мы дважды пришли с вами к общему выводу, что удовлетворить вашу просьбу невозможно.

— Верно, верно.

— Я спрошу вас в последний раз. Зачем вы снова отнимаете моё личное время? Вам о чем-то говорит слово «каникулы», профессор?

***

Если его спрашивали, зачем было наследнику Малфоев становиться преподавателем, он всегда отвечал цитатой из своего интервью, которое он дал сразу после громкого назначения. Он хотел быть полезен обществу и нести знания юным волшебникам ради процветания магического мира.

Но на самом деле он сам надавил на некоторых продажных чиновников, чтобы именно его пригласили на должность профессора Чар после того, как Драко узнал, кто займёт место директора в новом учебном году по личной просьбе Макгонагалл. Он просто не мог позволить ей сбежать в Хогвартс и оставить его без своего главного развлечения — доводить её до иступлённой чистой ярости было его любимым занятием.

Гермиона Грейнджер на протяжении шести лет занимала должность в отделе обезвреживания темномагических артефактов, и он очень часто подкидывал ей работу. Сначала по необходимости после приказа Министерства, а позже — по своей инициативе и с большим удовольствием.

Так Грейнджер стала его маленьким милым хобби. А искать повод, чтобы позлить новоиспеченную директрису, ему даже не было нужно. Он сам им был.

Малфой с маниакальным удовольствием наблюдал, как сначала розовеют её щёки, и веснушки, усыпающие их, выделяются ещё ярче.

Затем румянец переползал на её шею и верхнюю часть груди, выглядывающую из строгого выреза шёлковой блузки, а глаза начинали метать убивающие проклятья с силой равной взгляду василиска.

Её дыхание учащалось и становилось громким. Ещё чуть-чуть, и она могла начать извергать из ноздрей пламя, которому позавидовал бы любой дракон.

Тогда она собирала свои невозможные волосы в высокий пучок и закрепляла его волшебной палочкой. Видимо, чтобы случайно не проклясть его.

Когда он думал, что взрыв уже неминуем, она закусывала нижнюю губу и прикрывала глаза, словно у неё внезапно невыносимо разболелась голова. После этого она всегда просила его покинуть её кабинет, и он уходил с чувством глубокого удовлетворения.

Драко каждый раз наслаждался этим, упиваясь её гневом.

Так было ровно до тех пор, пока одним ноябрьским днём его голову не посетила непрошенная мысль: если бы он не был уверен, что Грейнджер в ярости, он бы решил, что она… чрезвычайно возбуждена.

Это стало дорогой в его персональный ад.

Теперь каждое её движение подводило его на край пропасти, с которой он был готов вот-вот сорваться. Он ослаблял начинающий его душить галстук и с усилием сглатывал образовавшийся в горле ком.

Педсоветы превратились для него в продолжительный Круциатус узконаправленного действия. Потому что когда проклятая ведьма слушала их краткие еженедельные отчёты, она задумчиво водила кончиком пера по своим приоткрытым пухлым губам, и на спине у Малфоя выступал холодный пот.

То, как она теребила верхнюю пуговицу, когда подходила его очередь говорить, заставляло его кровь быстрее разбегаться по венам, и конечным пунктом её назначения всегда становился его член, который предательски твердел, безразличный к смятению Драко. После первого такого педсовета он начал надевать на собрания профессорские мантии, что каждый раз вызывало недоумённое перешёптывание среди других учителей и ехидную усмешку на губах директрисы.

Тогда он начал подозревать, что чертова Грейнджер прекрасно знает, какой эффект производит на него, и, возможно, делает это умышленно.

Следующей точкой невозврата стал инцидент, который Малфой так никогда и не смог объяснить себе.

Это случилось в начале декабря. Было обычное утро выходного дня с обычным утренним стояком. Малфой лениво провёл пальцами по возбужденному члену и решил, что воскресенье — вполне себе достойный повод, чтобы не спеша и с удовольствием подрочить. Ничего не предвещало беды.

Смочив ладонь слюной, он обхватил готовый ко всему орган и сделал несколько плавных движений по всей длине. Драко блаженно прикрыл глаза и перебирал в голове свои любимые фантазии, решая, на какой из них остановиться сегодня. Как вдруг совершенно неожиданно перед его мысленным взором предстала Грейнджер, стоящая перед ним на коленях с призывно раскрытым блядским ртом.

Малфой подскочил на кровати, опасливо озираясь по сторонам, словно ожидал, что сейчас из ванной выскочит эльф и поймает его с поличным, мастурбирующего на госпожу директора. Но из ванной никто не выскочил, а пораженный Драко заметил, что его рука живёт своей собственной жизнью и активно двигается, массируя пульсирующую головку.

Он с обреченным стоном откинулся назад и вновь закрыл глаза, уже зная, что он там увидит. И действительно, Грейнджер по-прежнему стояла перед ним на этот раз в чёрной длинной мантии, под которой у неё совсем ничего не было. Её глаза призывно смотрели на него снизу вверх, а язык медленно очертил верхнюю губу, оставив после себя влажный след. Драко с громким стоном содрогнулся, пачкая живот и простыни, и с пылающими от стыда щеками понял, что кончил, даже не перейдя к самому процессу.

Это всё от отсутствия должной практики, мысленно оправдался он и начал усиленно тренироваться, чтобы больше не ударить в грязь лицом перед воображаемой Грейнджер и, несомненно, подсматривающими эльфами. К следующему воскресенью он смог мысленно трахать директора не меньше девяти минут и был очень собой доволен.

При этом он, конечно, не забывал регулярно наведываться в её кабинет и изводить её своим излюбленным способом до побелевших костяшек пальцев, вцепившихся в стол. Он старался в мельчайших деталях запомнить все стадии её прекрасной ярости, чтобы потом более живо воспроизводить её порочный образ в своей голове.

Ещё две недели спустя его навык мастурбации улучшился вдвое, а влажные фантазии включали в себя все способы взаимодействия с её воображаемым телом, и Драко был решительно настроен немедленно проверить свою теорию относительно реакции Грейнджер на него. Теперь он был готов.

***

— Я спрошу вас в последний раз. Зачем вы снова отнимаете моё личное время? Вам о чем-то говорит слово «каникулы», профессор?

Драко расслаблено сидел, откинувшись в удобном кресле напротив директрисы, которая как раз находилась на четвертой стадии своего марафона ярости — её грудь высоко вздымалась, а дыхание при желании можно было услышать. Сегодня действительно была суббота, да ещё и первый день зимних каникул ко всему прочему, поэтому вместо её обычной чопорной одежды на Грейнджер было тёплое трикотажное платье с широким вырезом, почти оголяющим худые плечи. Её выступающие ключицы оказали на него почти магическое воздействие, и он с трудом оторвал от них свой взгляд, пытаясь вернуться к сути разговора.

— Я здесь всё по той же причине, которую уже озвучил, мисс Грейнджер, — на самом деле Драко уже забыл причину, которая сегодня служила предлогом, но её легендарная память — очевидно, нет.

Она фыркнула, резко вскинула руки и начала закручивать волосы в причудливую конструкцию на затылке, закрепив её волшебной палочкой. Пятая стадия. Время пришло.

Драко поднялся с кресла и опёрся ладонями о край стола, склоняясь над ним словно хищник, готовящийся к прыжку. Грейнджер испуганно отпрянула от него, вжимаясь в спинку своего большого кресла. Она смотрела на него округлившимися глазами снизу вверх, словно только что вышла прямо из одной из его любимых фантазий, и от этого взгляда его член призывно дёрнулся, словно тренированная охотничья собака, учуявшая дичь.