— Стойте! Стойте! Полоумный он! Полоумный! Ничего не соображает! — кричу я и вытягиваю руки, чтобы защитить нас от нового удара веревки. Она больно хлещет меня по пальцам, и я хватаюсь за нее в отчаянной попытке остановить удары. Тут на меня обрушивается кожаная ковбойская плеть и врезается в щеку. Из моих глаз летят искры, а потом я стремительно проваливаюсь в черную бездну. Но веревка все еще в моей руке — я цепляюсь за нее изо всех сил. Слышу, как вскрикивает ковбой, как ржет жеребец, как что-то тяжелое падает на землю. А следом чувствую на себе чужое дыхание.

Я не успеваю выпустить веревку, она подкидывает меня вверх, и я отлетаю в сторону. В следующий миг я обнаруживаю, что лежу на животе посреди улицы и смотрю в глаза той самой лошади: в большие, черные, блестящие, точно капля свежих чернил, и красно-белые по краям. Лошадь моргает и снова неподвижно глядит на меня.

«Пожалуйста, выживи!» — мысленно прошу я и слышу, как всадник выбирается из-под повалившегося скакуна. К нему подбегают прохожие и принимаются дергать за веревки, чтобы высвободить беднягу. А через мгновение они ставят на ноги и жеребца. Широко раздвинув ноги, он тяжело дышит — хотя ему повезло куда больше, чем всаднику, повредившему ногу. Тот пытается встать, но складывается пополам от боли, стонет и оседает на землю, но в последний момент его кто-то успевает подхватить.

— Дайте ружье! — кричит он и тянется к оружию, висящему на седле. Жеребец испуганно подскакивает и пятится. — Ружье мое дайте! Сейчас я врежу по этому блаженному с его служкой. Лопату только принесите — останки сгребать.

Я мотаю головой, разгоняя туман перед глазами. Надо удирать отсюда, пока он не достал оружие. Но все кругом так и ходит ходуном, все движется, точно песчаный вихрь, — и старушка Флорида, и гнедой жеребец, и красно-белый полосатый столбику магазина, и окна, в которых отражается солнце, женщина в розовом платье, колеса повозки, лающий пес на поводке, и мальчик — чистильщик обуви.

— Погоди! Погоди-ка минутку! — говорит кто-то. — Вон шериф идет.

— Этот полоумный убить меня пытался! — вопит ковбой. — Он со служкой своим хотел меня прикончить, а лошадь — украсть! Он мне ногу сломал! Ногу сломал!

«Беги, Ханни, беги! — вопит разум. — Поднимайся и беги!»

Вот только чтобы встать на ноги, надо понимать, где земля, а где — небо.

Потерянные друзья

Уважаемая редакция! Пожалуйста, выделите мне место в своей бесценной газете, чтобы и я могла поискать братьев и сестер. Нашего хозяина звали мистер Джон Р. Гофф, и жили мы в округе Такер, Западная Виргиния. Потом меня продали Уильяму Эллиотту из того же штата. Сестру мою, Луизу, продали Бобу Киду и выслали сюда, в Луизиану. Братьев зовут Джером, Томас, Джейкоб, Джозеф и Юрайя Калберсон. Сестер — Джемайма, Друзилла, Луиза и Юнис Джейн. Джерома, Джозефа и Юнис Джейн уже нет в живых, насколько мне известно. Юрайя живет неподалеку от своего прежнего дома. Томас ушел к повстанцам. А вот где Джейкоб с Друзиллой, мне неизвестно. Я вышла замуж за Джаса Х. Ховарда в городе Уилинг, Западная Виргиния, в 1868 году и переехала сюда в 1873-м. Моя сестра Луиза живет здесь же с Гилбертом Дэйгром, ее бывшим хозяином, став ему супругой. Я очень о них переживаю и хочу разузнать их адрес и буду благодарна за любые сведения, которые только помогут их отыскать.

Газетам Атланты (Джорджия), Ричмонда (Виргиния) и Балтимора просьба скопировать.

Писать мне в Батон-Руж, Луизиана.

Джемайма Ховард

(Из раздела «Пропавшие друзья» газеты «Христианский Юго-Запад», 1 апреля, 1880)

Глава двадцатая

Бенни Сильва. Огастин, Луизиана, 1987

Мало что в этой жизни воодушевляет сильнее, чем наблюдение за тем, как идея, которая вначале казалась совсем хрупкой и даже обреченной на гибель, едва родившись, расправляет легкие и жадно вбирает в себя жизненные соки, цепляясь за существование с упорством, которое невозможно понять, но можно почувствовать. Так и наш исторический проект, продолжающийся вот уже три недели, наконец окреп и встал на ноги. Дети именуют его «Байки из подземки». В этом названии смешалось первоначальное «Байки из склепа» и аллюзия на Подземную железную дорогу, с помощью которой беглые рабы когда-то переправлялись на Север.

По вторникам и четвергам мы читаем об исторических личностях, чья жизнь была связана с работой Подземной железной дороги: о Гарриет Табмен, Уильяме Стилле, преподобном Джоне и Джин Рэнкин. Раньше в классе мог стоять такой гам, что невозможно было услышать собственные мыслей, а в иные дни, когда я читала им «Скотный двор», воцарялась настолько плотная тишина, что угадывалось даже тиканье ручных часов и негромкое сопение учеников, задремавших на партах. Теперь же здесь царит деловая атмосфера: слышно, как ручки скользят по бумаге, как постукивают о столешницы карандаши, доносятся обрывки оживленных и вполне содержательных бесед. За последние две недели мы много говорили о национальных и политических предпосылках гражданской войны, не забывая обсудить и местную историю, фрагменты которой мы обнаруживали по понедельникам, средам и пятницам, когда не слишком стройными рядами шли в старую библиотеку Карнеги, расположенную в паре кварталов от школы.

Сама библиотека тоже стала участницей нашего проекта «Байки из подземки», добавив в обсуждения красочные исторические детали, касающиеся не только истории создания этого величественного здания, но и того, какое значение оно имело для города в течение многих десятилетий. На втором этаже, в старинном актовом зале, напоминающем театральный и получившем название «Зал славы», на стенах развешаны фотографии в рамках — свидетельства другой жизни, другой эпохи, когда Огастин был разделен по «цветному» признаку. Чего только не повидал Зал славы — от театральных постановок, встреч с политиками и концертов гастролирующих джазовых музыкантов до медкомиссий, куда приходили солдаты перед отправкой на фронт, и ночевок негров-бейсболистов, которым запрещено было селиться в отели.

А в соседней комнате под названием «Зал судьбы» благодаря трудам учеников, позаимствовавших складные столы из соседней церкви, и помощи наследников дамского клуба «Новый век» мы за две недели создали нечто вроде исследовательского центра. Насколько нам известно, еще никогда в одном месте не оказывалось разом столько артефактов огастинской истории. В течение многих лет ее прятали в ящиках столов, на чердаках, в папках для бумаг, хранящихся в суде, и в десятках других мест, где она никому бы не мозолила глаза. Доступными оставались лишь ее отдельные фрагменты: на выцветших снимках, в семейных Библиях, церковных свидетельствах о крещении, актах купли-продажи земельных наделов — а еще в воспоминаниях, которые передаются из поколения в поколение, от бабушек и дедушек внукам, сидящим у них на коленях.

Но беда в том, что в современном мире, где семьи разобщены и почти в каждый дом проведено кабельное телевидение (что дает возможность в любую минуту включить приставку и просидеть несколько часов за играми вроде «Понга», «Марио» или «Удара Майка Тайсона»), истории рискуют потонуть в водовороте технологий.

И все же отчего-то этим ребятам интересно узнавать о прошлом, разбираться в том, почему они такие, какие есть, и кто здесь был до них.

А кроме того, вся эта затея с мертвецами, костями, кладбищами, маскарадом и призраками слишком соблазнительна даже для моих замкнутых учеников. Может, на них влияет присутствие Бабушки Ти и других дам из «Нового века», но бесспорно одно: мои дети чуть ли не все свое время проводят в Зале судьбы и охотно делят между собой десять пар белых хлопковых перчаток, которые нам одолжил церковный оркестр. Благодаря убедительному выступлению профессора истории из Юго-Восточного университета Луизианы они усвоили, как важно бережно относиться к старинным документам и почему необходимо пользоваться перчатками. Ребята очень аккуратно обращаются с материалами, позаимствованными нами из библиотечных архивов и местных церквей, а также с тем, что мы нашли в Госвуд-Гроуве и на чердаках кое у кого из горожан.