— И как же тонкая бумажка защитит меня отдухов? — спрашиваю я у Джуно-Джейн.
«Боже, я правда во все это не верю, но если я сделаю как она просит, мы быстрее уедем отсюда!»
Я сажусь в кресло и сбрасываю башмаки:
— Если мы сразу же снимемся с места, я сделаю, как ты просишь. Вот только вовсе не духи на нас навлекли все эти беды. А злые люди, и еще вы с мисси Лавинией да план ваш дурацкий, ну и глупая моя голова! Ишь чего удумала: переодеться мальчишкой и с вами поехать!
— Если стельки тебе не нужны, верни их! — восклицает она. Неожиданно к ней возвращается ее привычный писклявый тон. Слышатся в нем и нагловатые нотки. Что ж, это добрый знак: значит, она идет на поправку.
Джуно-Джейн пытается отобрать мои газетные стельки.
Но я проворно перехватываю их:
— Нет, я это все-таки положу!
Она отдирает от стены еще несколько газетных листов, складывает и прячет под рубашку, так что они топорщатся над поясом бриджей. Рубашка ей до того велика, что швы, которым полагается быть на плечах, сползли до самых локтей.
— Нехорошо воровать из церкви, — осаживаю ее я.
— Ой, да подумаешь! — она машет в сторону стены. — От них не убудет!
Я обвожу взглядом бревенчатые стены, покрытые от пола до потолка газетными листами, и только тут замечаю, что текст на них забран в небольшие рамки. За время нашего заточения я толком их и не рассматривала — слишком была занята. Но кто-то не пожалел времени на то, чтобы аккуратно расклеить страницы так, чтобы ни одна не закрыла собой другую. Вряд ли так стали бы делать лишь для того, чтобы уберечься от непогоды.
— Интересно, что там написано? — неожиданно для себя спрашиваю я вслух.
— Ты что же, за все это время и строчки не прочла? — спрашивает Джуно-Джейн, набивая газету в башмаки.
— Я не умею читать, — признаюсь я без тени стыда. — Не все живут на всем готовом, чтобы и дом был, и деньги на еду с одеждой просто так выдавали. Кое-кому приходится выживать, работая в поте лица, — и до освобождения, и после того, как его объявили. До свободы хозяйка жестоко нас порола, если только заставала кого-то за попытками выучиться читать. А потом уж мы сами приучились работать от рассвета до заката — и не важно, что за сезон на дворе: время посадок, прополки или сбора урожая. И когда заканчивается работа, мы зажигаем сальную свечу или сосновую лучинку, чтобы шить или штопать, а то и мастерить одежду себе или на продажу. Ну а выручку — всю до последнего цента — мы тратим, чтобы купить в лавке то, что сами же и вырастили, а заодно и семена на будущий год. Еще нам надо заплатить массе по договору, чтобы в один прекрасный день — о счастье! — землю отдали нам навсегда. Этот день непременно настанет, если, конечно, я все не испортила, увязавшись за вами с мисси Лавинией. Так что нет, читать я не умею. Зато умею работать и придумывать шифры. А считаю в уме быстрее, чем любой сочтет на бумаге. А что еще нужно?
Джуно-Джейн вскидывает худенькие плечи и старательно завязывает шнурки на башмаках.
— Раз уж ты собралась покупать себе землю, то тебе, уж конечно, дадут бумагу, которую надо будет подписать. И как же ты, не умея читать, поймешь, что тебя не дурят?
Этой палец в рот не клади. И, главное, сколько бахвальства! Куда больше она мне нравилась, когда была в забытьи и держала рот на замке.
— Какой глупый вопрос, ей-богу! Само собой, я попрошу кого-нибудь прочитать, что написано. Кого-нибудь, кому доверяю. Буду я время тратить, чтобы учиться читать ради одной-единственной бумажки!
— А как ты проверишь, что этот твой чтец не лжет, а?
— До чего же ты подозрительная! Есть на свете люди, которым можно довериться! Среди цветных в том числе! Между прочим, с Севера частенько приезжают учителя и открывают для цветных школы! Может, с возможностями у нас сейчас туго, но уж найти кого-нибудь, кто умеет читать, — не ахти какая задача. — Хотя, сказать по правде, хозяйка терпеть не может, когда ее прислуга якшается с «саквояжниками» да учителями-северянами.
— Можно читать и для удовольствия! Если любишь интересные истории.
— Пф! Я лучше послушаю, когда их кто-нибудь рассказывает. Хотя сама знаю немало. Те, что мама рассказывала, а еще Тати и старики. Многое я услышала, пока старшие мастерили наряды для тебя. Могу хоть сейчас тебе дюжину пересказать!
В ее глазах впервые мелькает интерес, вот только до историй у нас дело вряд ли дойдет: нет времени. А как только доберемся до Госвуд-Гроува, так распрощаемся — больше я не желаю иметь никаких дел ни с ней, ни с мисси Лавинией.
Я натягиваю свои башмаки:
— А теперь растолкуй-ка, какие такие слова из газет отгонят от нас злых духов?
— Не слова, а буквы, — уточняет Джуно-Джейн. Поднявшись, она проверяет, как сидят башмаки, и остается, судя по виду, очень довольна. — Прежде чем колдун на тебя духов нашлет, ему придется сперва сосчитать все буквы в твоих башмаках. А тебя между тем уже и след простыл!
Я делаю несколько шагов и слышу, как шуршит бумага.
— Надо было и мне буквы сосчитать, прежде чем обуваться. Я бы тогда точно знала, сколько времени есть на побег! А то вдруг колдун и впрямь увяжется за мной да как начнет голосить: «Постой-ка минутку, дай я буковки сосчитаю!»
Джуно-Джейн обиженно глядит на меня, скрещивает на груди костлявые руки с острыми локтями:
— Никто тебя не заставлял класть в ботинки газету! Ты сама!
— Чтобы ты только затихла и мы наконец отправились в путь, — говорю я, снова окинув взглядом газеты на стенах. Надеюсь, ничего важного Джуно-Джейн не сорвала. — Может, соизволишь мне рассказать, о чем там написано, в этих газетах, пока мы не уехали? А то вдруг увезем что-то ценное!
Джуно-Джейн недовольно ерзает, хватается за заднюю часть своих бриджей, доходящих ей до коленей, и пытается спустить их пониже, а потом натягивает еще выше, чем было. Бьюсь об заклад, эта девчушка в жизни бриджей не носила.
— Они ищут пропавших друзей.
— Кто, газетчики?
— Нет, те, кто попросил напечатать в ней объявления, — Джуно-Джейн подходит к стене и тычет пальцем в верхний угол одной из страниц. Она покрыта маленькими квадратиками — похожая страничка была в Библии, которую масса приносил, когда кого-нибудь хоронили. Там в самом начале на отдельном листе он рисовал квадратик и вписывал в него номер могилы.
Рука Джуно-Джейн почти такого же цвета, как потемневшая от воды бумага. Ее указательный палец скользит вдоль верхней надписи.
— «„Пропавшие друзья“, — читает она вслух. — Мы получаем множество писем с просьбой сообщить сведения о ком-то из пропавших друзей. Все они печатаются в этом разделе. Объявления подписчиков „Христианского Юго-Запада“ мы размещаем бесплатно. Цена публикации для всех остальных — пятьдесят центов».
— Пятьдесят центов! — недовольно фыркаю я. — И за что, за строчки в газете? — Сколько же всего можно купить на эти деньги!
Джуно-Джейн оглядывается на меня и хмурится:
— Кажется, нам пора ехать.
— Расскажи, что там еще написано, — меня охватывает непонятное волнение.
Джуно-Джейн все еще стоит у стены в своих мешковатых бриджах. Она снова поднимает взгляд на газеты:
— «Сердечно просим священников зачитать своей пастве приведенные ниже истории и непременно сообщить нам, если письма в „Юго-Западе“ и впрямь помогут кому-нибудь воссоединиться», — ее палец медленно ползет вниз по стене. — Это церковная газета. Для церквей, куда ходят цветные.
— У них есть своя газета? Прямо тут, в штате Луизиана?
— Во многих штатах, — поправляет она меня. — Газету развозят повсюду. Называется она «Христианский Юго-Запад». Это газета для пасторов.
— Они читают ее прихожанам? По всей стране?
— Видимо, так… Раз уж ее даже тут развесили.
— Ничего себе! А что там еще написано? Вон в тех квадратиках?
Джуно-Джейн перемещает палец к одному из них. По сравнению с остальными этот квадратик совсем маленький.
— «Уважаемая редакция, — читает она вслух, — я ищу своих близких. Нас разлучили на дворе торговца в Александрии, у мистера Франклина. Их должны были отправить в Новый Орлеан. Звать их Джарвис, Джордж и Мария Гэйнс. Буду благодарна за любые сведения. Пишите мне в Абердин, Миссисипи. Сесилия Роудс».
