Сейчас

– И в чём вам нужна моя помощь? – спрашиваю я, следуя за Миром по коридору квартиры. В сумраке раннего утра всё вокруг кажется бесцветным: люстры, ковры, фотографии на стенах… И ни единого намёка на то, какой магией пользуется её владелец: ни трав, ни драгоценных камней, ни карт Таро, которые всегда мне казались слишком капризными, чтобы их можно было верно истолковать.

– Увидишь. – Мир толкает дверь в самом конце коридора.

Передо мной открывается комната, вижу огромное зеркало в латунной оправе, смотреть в которое намеренно избегаю, старый платяной шкаф, и кровать – не двуспальную, но достаточно широкую, чтобы можно было зарыться в подушки и одеяла и с наслаждением забыть обо всех проблемах. Посредине, чуть поодаль от стола-секретера, стоит резное кресло, повернутое к окну словно трон. Словно кто-то наблюдал за восходом всего несколько мгновений назад, но ушёл, спугнутый нашим присутствием.

Когда я замираю на пороге, Мир вскидывает бровь.

– Ждёшь приглашения?

– Может быть. – Но на самом деле я в замешательстве. «Именно в таком месте всегда мечтала жить Тата». За тюлем виднеется балконная дверь, не крыша, но всё равно достаточно места для маленькой вечеринки. И я видела бутылку шампанского в холодильнике, кто остановит меня, если я налью себе бокальчик?

Разница лишь в том, что сестры теперь нет, а я – раб. Дух, вызванный, чтобы выполнить чьё-то желание, которого изгонят обратно, когда работа будет выполнена.

«Нет, я не принимаю судьбу, избранную за меня кем-то».

Мир напрягается, когда я подхожу и усаживаюсь в кресло-трон с наигранной расслабленностью. Даже без моих магических сил, Мир видит во мне угрозу и не чувствует себя безопасно в моём присутствии. Когда он передаёт мне конверт, который принёс Аделард, он делает это так, чтобы наши пальцы не соприкоснулись.

– Вот, взгляни.

В конверте фотографии.

– Видела подобное прежде? – спрашивает Мир, присев на край секретера, подальше от меня.

Поначалу фотографии напоминают мне некое произведение искусства: на них изображена девушка, чьё тело покрыто серебряной краской. Однако чем дольше я разглядываю её, тем более гнетущими становятся мысли. Ни один художник не может быть столь щепетильным. Фотографии сделаны с разных ракурсов, так что я вижу, что всё: складки одежды, ладони, губы и каждая кудряшка, – покрыты неестественным, отполированным серебром. Точно драгоценная статуя, которая заснула среди травы. Пугающе реалистичная статуя.

– Джасна стала третьей жертвой, – продолжает Мир. – Есть идеи?

Пожимаю плечами.

– Я знаю, как это делается. И для чего. Чтобы защитить тело от…

– От разложения. Что означает, она мертва, да.

– Её убил ты?

Пауза затягивается. Поднимаю глаза и вижу, что Мир смотрит на меня как-то растерянно.

– Нет. – Встретив мой недоверчивый взгляд, он качает головой. – Нет! Может, в твоей реальности люди бегают и убивают друг друга, но не в моей. Однако кто-то продолжает это делать, продолжает убивать тех, кто пользуется магией, одного за другим. У первой жертвы была вскрыта грудная клетка, и вырвано сердце, второго нашли в трёх частях. А теперь Джасна. Магия создана не для того, чтобы использовать её вот так.

«Вот так? Для убийств, как использовала её я?» – не знаю, хотел ли Мир меня обидеть, но у него получилось.

– И на целой планете вы не нашли никого живого, чтобы проконсультироваться, так что решили воскресить меня?

– Эти убийства совершены не руками, а с помощью колдовства, древнего колдовства. Ты его изучала.

Кто-то охотится на тех, кто пользуется магией. Я пользовалась магией. Об этой мести говорил Мир? «Но я не просто пользовалась магией, я была ведьмой, магия у которой в крови. И меня за это сожгли». По позвоночнику пробегает испуганный холодок, и даже чашка горячего чая, которую я выпила всего несколько минут назад, меня больше не согревает. Тьма шепчущей бездны, которую я не могу контролировать, от которой не могу убежать, пробуждается в памяти, и страх сдавливает мне лёгкие. «Яра, Яра…» В комнате внезапно недостаточно воздуха, недостаточно света. Инстинкты требуют, чтобы я бежала, спасалась, распахнула балконную дверь и сделала глубочайший глоток воздуха, один за другим, пока не опьянею.

А что, если я найду убийцу, но вместо того, чтобы остановить его или её – или их – окажусь снова убита? «Яра…» Что может быть хуже, чем быть мёртвой и осознавать каждое мгновение своей вечной смерти, как было со мной?

– Я отказываюсь.

– Что? – от удивления брови Мира ползут вверх. – Почему?

«Потому что каждый раз, когда думаю об этом, мне кажется, будто я снова умираю?» – но нельзя так отвечать. Мне нужен козырь, нужно доверие Мира и его друзей, нужна причина, по которой они захотят оставить меня в живых, пока я не придумаю свой собственный план. Поэтому задушив свой страх, я прикусываю изнутри щёку, чтобы забыть о дрожащих коленях, и изображаю на лице равнодушие.

– Дело ведь не в желании отомстить за Джасну, верно? – начинаю я, глядя на него, надеясь увидеть, когда мои слова заденут за живое. – Кто бы ни убивал играющих с магией придёт и за тобой тоже. Дело в том, чтобы спасти собственную задницу.

Удивление вмиг меркнет в глазах Мира, сменяясь вспыльчивым недовольством.

– Какая мне выгода? – добавляю я, бросая фотографии на секретер. Может, я теперь и раб, однако до сих пор ведьма, пусть и лишившаяся сил; и пока только я знаю, как действует охотник, я незаменима.

– Какая тебе выгода? – Мир встаёт и медленно огибает моё кресло, будто собираясь выйти из комнаты. Однако потом его голос внезапно раздаётся у меня над ухом. – Слушай сюда, огонёчек, – говорит он, склоняясь над моим плечом сзади. – И слушай внимательно. Ты поймаешь психа, убивающего людей, и получишь в награду год на земле, который можешь провести, как пожелаешь, в этом прекрасном, несгоревшем теле. – Я открываю было рот, чтобы возразить, однако он склоняется ещё ближе. Его дыхание, горячее и сердитое, обжигает кончик уха. – Мне не нужно даже смотреть в твои глаза, чтобы знать, что ты отчаянно хочешь жить. Поможешь нам, и год твой. Откажешься и вернёшься в бездну тут же.

«Год. Всего год. Целый год». Однако за год может многое измениться. Я могу найти способ вырваться из оков на свободу или же убедить Мира и его друзей позволить мне оставить это тело себе насовсем, или – я им по-настоящему понравлюсь, и они захотят, чтобы я осталась. «Нет, это уж совсем несбыточная фантазия. Вырваться на свободу, свободу, свободу!..»

– У тебя будет шанс искупить грехи, – продолжает Мир, растягивая слова, словно разговаривает с несведущим ребёнком. – Может, даже отправиться на небеса, воссоединиться с родными. Подумай об этом. До полудня.

Я не оборачиваюсь, но слышу, как он выходит из комнаты. Небеса? С родными? «Грехи». Ненавижу его за эти слова. Но до того как я успеваю собрать волю в кулак, подняться на ноги и решить, захлопнуть ли за ним дверь или броситься следом и послать куда подальше, он возвращается. На этот раз не могу заставить себя даже пошевелиться, потому что Мир принёс череп. Мой череп.

– Чтобы лучше думалось, – говорит он вместо пожелания спокойной ночи, кладя кость на секретер передо мной.

И закрывает за собой дверь.

* * *

Сон не благословляет меня своим забвением. Комната слишком просторная, квартира слишком тихая, а время слишком медлительное. И мой череп, покоящийся в тёмном углу секретера, таращится на меня своими безглазыми впадинами на отбелённой магией поверхности.

Знаю, что не могу отказать Миру, и истеричный смех вьётся среди моих мыслей. Я провела почти год в Сент-Дактальоне, ища других людей, знающих о магии так же, как знал Влад, и не нашла ни одного. У меня не было ничего: лишь дешёвая съёмная комнатка и работа, зарплаты от которой едва хватало её оплатить.

«Но у меня была моя жизнь».